– Вы про баню рассказывали.
– Ну да. Бережная тогда приехала. И сказала шлюшкам, чтобы те показали, где золотишко заныкали. Дескать, в этом случае протокола не будет, а то потом по статье за вымогательство пойдут вместе с бизнесменами и народным избранником. Обе шадолбы в слезы – как вы могли такое подумать. Но их кавалеры сами обыск учинили и нашли. Депутат потом мне пятихатку сунул, мол, чтобы языком не трепала.
– А сейчас за что вас сюда отправили?
– За справедливость. К подъезду своему подхожу, а из дома бабка-соседка выкатывает, а с ней две сявки прошаренные. «Ты куда летишь, Мариванна?» – спрашиваю. А та руками машет, объясняет, что к ней пришли из собеса и предупредили, что опять завтра деньги обменивать будут и, чтобы не потерять на деноминации, надо сейчас снять со счета все накопления и им отдать на ответственное хранение, а они завтра вернут все новыми деньгами без потерь, потому что их обязали помогать пенсионерам. Я сявкам на доступном языке толкую, что бабулю обувать не надо… Но те не поняли… Пришлось объяснять популярно, кто есть кто по жизни. На их счастье, Марья Ивановна успела в полицию позвонить и сообщить, что соседка уголовница напала на двух добрых работниц собеса. Но те куда-то исчезли, а меня взяли для разбирательства…
Марфина слушала ее, не перебивая, не пытаясь вникнуть в смысл сказанного непонятной и почти незнакомой ей женщиной: она пришла из мира, в который Нина случайно окунулась и откуда благополучно вынырнула.
– Я гляжу, – усмехнулась женщина, – что тебя это не интересует совсем, но на всякий случай запомни, как меня найти, если потребуется помощь. Короче, подгребай на проспект Большевиков. Из метро выйдешь, спроси первого встречного бича… в смысле, любого ханыгу – хоть мужика, хоть бабу, спроси, где Дин Рид обитает, и те покажут. Я там в авторитете. Запомнила?
Нина кивнула. Потом смотрела вслед этой женщине, вспомнила все ночные разговоры с ней: вряд ли все сказанное ею было правдой, а потому не стоит верить ей и следовать советам.
Она еще раз набрала номер Жанны, но опять ответом были гудки. Кто-то остановился рядом. Марфина подняла глаза и увидела Тарутина.
– У вас ко мне будут еще вопросы? – спросила она. – Теперь вы будете вести мое дело?
Молодой человек покачал головой.
– Вопросы, вероятно, будут. А кто будет вести ваше дело, не знаю, – возможно, Егоров или кто-то другой. Я же из другого ведомства. Но сейчас я скажу, что Марушкин действительно был очень неглупым человеком. Столько лет существовала его компания, шла реклама, и ведь никто никогда не спохватился, что это финансовая пирамида. Его доверчивые адепты сдавали ему деньги – сначала за курс тренинга, потом вкладывались в его проекты. Средства он выводил достаточно умело: мы только недавно смогли свести все его ручейки в один поток: сумма получилась очень немаленькая. Что-то он возвращал в виде иностранных инвестиций, а теперь, очевидно, решился вложиться по-крупному в то, что могло бы принести очень большую прибыль. А в таком деле желающих отщипнуть от его пирога могло быть много… Что, например, за ювелирное производство и сеть ювелирных салонов? Найденный в его машине бизнес-проект – пустая бумажка, составленная какой-нибудь пустоголовой, как теперь принято выражаться, светской львицей. Тут не надо быть экспертом, чтобы понять это. Вряд ли он сам готовил этот проект. Мне кажется, Марушкину подсунули эти бумажки, а он даже не пролистал их. Вы знаете его деловых партнеров?
Нина пожала плечами.
– Он меня ни с кем не знакомил.
Вопросы стали ее раздражать, и хотя молодой человек казался очень приветливым, но этот «случайный» разговор походил уже на продолжение допроса.
– У вас ко мне еще что-то… – начала Нина, но Тарутин не дал ей договорить.
– У меня к вам ничего сейчас. Но я слышал, как Егоров что-то сказал о Бережной. Вы и в самом деле хотите к ней обратиться?
Марфина опять пожала плечами и промолчала.
– Я хорошо знаком с Верой, – продолжил следователь. – Моя жена даже дружит с ней. Кстати, мой тесть – академик Игнатьев. Слышали про такого?
– Конечно, – удивилась вопросу Нина, – очень уважаемый специалист.
Она удивилась не вопросу, а тому, что у такого известного экономиста зять – сотрудник спецслужбы. Хотя чему там удивляться: вполне вероятно, что Игнатьев консультирует не только правительство и крупные корпорации, но и спецслужбы. Приятный человек, конечно, этот Николай Тарутин, жаль только, что и он почти наверняка считает Марфину преступницей или пособницей. И, скорее всего, не только он: теперь все так будут считать, потому что никто, веря старой поговорке, не сомневается, что дыма без огня не бывает. Но все равно надо брать себя в руки, надо что-то делать… Нина думала об этом, но мысли путались. Не было смысла ехать на работу: наверняка сейчас и там проходят обыски, изымают документы, допрашивают сотрудников бухгалтерии… В здание никого не пускают… Надо мчаться к Жанне, но и она не отзывается на звонки…
– Вас подвезти? – предложил Тарутин.
– Не надо, – покачала головой Нина, – сама доберусь.
Она не хотела новых вопросов, потому что устала от них, от всего того, что произошло, от своего страха и неизвестности. Сотрудник финмониторинга попрощался и поспешил по своим делам.
Из дверей районного управления вышел полицейский, достал из кармана пачку сигарет, посмотрел на Марфину и шагнул к ней.
– У вас зажигалки не найдется? – поинтересовался он, разглядывая незнакомую девушку с ног до головы и улыбаясь так дружелюбно, словно собирался внезапно надеть на нее наручники.
– Я не курю.
– А чего тогда здесь стоите?
Нина пошла, не понимая, куда и зачем направляется. На ходу начала вызывать такси, и тут же к ней пробился вызов от Жанны. Она ответила и услышала незнакомый писклявый голос:
– Это я. Мне очень плохо.
Голос был настолько незнакомым, что Марфина растерлась, не зная, что отвечать и кому, но потом услышала всхлип и поняла.
– Жанна, я сейчас к тебе приеду, – почему-то очень тихо произнесла она.
Но подруга, очевидно, не слушала ее и продолжала говорить:
– Мне очень плохо, мне очень страшно. Я боюсь. Мне врачи какой-то укол сделали, и я спала, а потом проснулась и поняла, что я одна теперь на всю жизнь. И она будет очень короткая теперь. Ты приедешь, а меня уже нет в живых, и все меня забудут… А потом похоронят…
– Жанна, я буду очень скоро, – повторила Нина.
И махнула рукой проезжавшему мимо автомобилю.
Машина остановилась. Марфина села в нее, сказала в трубку:
– Уже еду. Жди!
После чего перевела дух и посмотрела на водителя.
– У вас такое грустное лицо, девушка, – приветливо улыбнулся тот, – где вас так огорчили?
– В КПЗ, – ответила Нина и махнула рукой. – Вперед!
И назвала адрес.
Глава седьмая
Дверь в квартиру Марушкиных оказалась не заперта, и внутри было тихо. Нина вошла осторожно, словно боялась спугнуть эту тишину. Из огромной прихожей вели два коридора: один в сторону гостиной и кухни, второй – к трем остальным комнатам. Марфина прошла по второму, заглянула в кабинет Леонида – на всякий случай, потом приоткрыла дверь спальной хозяев, третья комната, как видно, планировалась как детская, но использовалась как гостевая, хотя на ночлег у Марушкиных кто-то останавливался крайне редко: даже Нина, ближайшая подруга, ночевала у них всего один раз. Там тоже было пусто. Тишина казалась абсолютной, и это пугало. Не было слышно никаких звуков: ни в квартире, ни за ее стенами, и за окнами была тишина, словно умер весь мир и время остановилось.
Нина направилась на кухню и, только подойдя к порогу, увидела Жанну без халатика, в одном белье. Она сидела за столом, на котором стояли бутылка виски и блюдо с какими-то закусками. Подруга обернулась и показала на стол:
– Ну вот, ты видишь, как сижу теперь и Ленечку поминаю.
Марфина подошла, обняла подругу и прижала ее к себе, беззвучную и податливую. Почему-то вспомнилось, что именно так когда-то в далеком детстве она прижимала к себе любимую куклу и так же разговаривала с ней, не ожидая ответных слов и поцелуев.
Бутылка виски была почти полная, Жанна если и приложилась к ней, то выпила совсем немного. Нина села за стол и посмотрела на подругу детства: лицо бывшей Гуренко опухло от слез, но глаза были сухими.
– За что? – прошептала Жанна и повторила: – За что мне это? За что его? Он работал как проклятый. И ведь не такие уж большие деньги имел. Вот квартиру новую купили, машину, отдыхать ездили… У нас почти ничего не оставалось, только на еду и одежду… Мне вчера Ленечку показали, а он без одежды и мертвый… Ты его видела?
– Я за ним поехала… А потом только мертвым…
– И как ты сама после этого?
– Плохо. Меня сразу в камеру как подозреваемую.
– Это они могут, – усмехнулась подруга. – Вместо того, чтобы преступников ловить, сажают в камеры ни в чем не повинных людей…
Она потянулась к бутылке, коснулась ее, и та упала. Нина подхватила ее.
– Налей себе и мне! – приказала Жанна. – Помянем. У нас ведь с Ленечкой, кроме тебя, друзей не было вовсе. Он ведь за тобой начал бегать вначале, а мне так обидно было… Так обидно! Ты даже не представляешь, насколько. Наливай, чего сидишь. В холодильнике есть сок, но я уж запивать не буду, раз такое горе.
На блюде лежали суши и роллы, стола баночка с соевым соусом и еще одна с зеленой японской горчицей.
– Я вчера вечером заскочила в японский ресторанчик и взяла навынос: думала, с Ленечкой посидим, как обычно, поговорим, помечтаем о будущем… У нас ведь такие с ним планы были, – Гуренко вздохнула, посмотрела, как Нина наливает виски, и продолжила: – Это ведь не какое-то там дурацкое бизнес-планирование, мы думали про дальнейшую счастливую жизнь, чтобы дом, дети, любовь до гроба…
Жанна произнесла страшное слово и подняла взгляд, как будто только сейчас до нее дошел его смысл, и заморгала, собираясь заплакать.