— Ты поставила ряд очень важных вопросов, кене. Что скажешь ты, Иирин?
— Я тоже считаю их важными, эн, и на многие из них у меня нет ответов. Я знаю, что этот тинка очень храбрый и очень настойчивый, и думаю, что существо с такими качествами должно жить, даже если ты, Анито, и все остальные тенду считаете, что это не так. Мой народ ценит такие качества, и они позволили нам продвинуться очень далеко. Я уверена, что все проблемы могут быть решены, если есть желание их решить. Все зависит от вас — от тебя, эн, и от Анито. Мне нужна будет ваша помощь, чтобы воспитать тинку. Почти все наши люди воспитаны не одним человеком, а несколькими. Иногда, чтобы поднять одного ребенка, требуется помощь многих людей.
У нас воспитание — долгое дело и очень большая ответственность. Наши дети при рождении совершенно беспомощны и остаются такими несколько лет. Тинки куда более самостоятельны, чем наша молодь. Я не могу обучить тинку тем вещам, которые необходимы тенду, но я могу заботиться о нем и защищать его, пока вы поможете ему стать хорошим тенду.
Укатонен погладил подбородок, глубоко задумался, а потом обратился к Анито.
— Что скажешь на это ты, кене!
— Я все равно думаю, что это неправильно, эн.
— А что бы ты сделала в том случае, если б тинка выздоровел?
Анито покачала головой.
— Не знаю, эн. Тогда бросить его было бы нехорошо. Тогда у него было бы право на Иирин. И нам пришлось бы его убить. Но все же это было бы куда лучше того, что сделала с ним Иирин сегодня. — Она помолчала. — Может быть, еще не поздно бросить его здесь? Какой-нибудь зверь найдет его и избавит от страданий…
Иирин стала ярко-оранжевой, она бросилась между тинкой и Анито.
— Нет!
— Это существо сказало, что не сможет воспитать тинку без нашей помощи, — продолжала спорить Анито. — Так почему же мы должны разрешать ей такое поведение? Как сможет тинка узнать, как нужно стать настоящим тенду, как он сможет узнать, как надо воспитывать собственного бейми? Если это существо возьмет себе тинку, он навсегда останется вне гармонии с другими тенду.
— Нельзя утверждать такое без проверки, — сказала Иирин. — И есть еще одна вещь, которую следует учитывать, эй. Мой народ и твой народ только начинают узнавать друг друга. Появится нужда в тенду, который понимает моих людей. Если я приму участие в воспитании этого тинки, он будет понимать моих людей хорошо. Такой тинка сможет быть мостом между нашими народами.
Анито взглянула на Укатонена, чьи уши от волнения встали торчком.
— Об этом я как-то не думал, но правильно ли возлагать такую ношу на плечи тинки, даже не спросив его, хочет ли он того?
— Нет, эн, — ответила Иирин. — Но ты наверняка сможешь спросить его об этом, когда он выздоровеет.
— Тинки становятся разумными только когда превращаются в бейми, — сказала Анито. — Тинка не настолько умен, чтобы понять то, о чем мы его спросим.
— Но ведь несправедливо бросить его здесь, когда он зашел так далеко, — протестовала Иирин.
— А разве справедливо разрешить ему жить, но лишить нужного воспитания? — отрезала Анито.
Укатонен поднял руку, прекращая спор.
— Я слышал достаточно. Вы сказали мне много такого, что требует обдумывания. Завтра утром я скажу, что решил.
Уши Анито насторожились. Она думала, что обсуждение займет больше времени. Илто часто разговаривал ночь напролет, прежде чем удалиться на обдумывание. Возможно, попросив о суждении, она совершила большую ошибку. А цена страшно высока. Туманная рябь печали окутала ее тело, когда она вспомнила о Нармоломе. Ей захотелось сию же минуту услышать знакомые звуки деревни, почувствовать ее запахи, увидеть людей, которых она знала почти всю жизнь, и уж во всяком случае — всю сознательную жизнь.
Она поглядела на раненого тинку. Определить без слияния его состояние просто невозможно. Она сильно сомневалась, что он перенесет ночь, и эта мысль опечалила ее. Она принесла огромную жертву ради кого-то, не имеющего даже будущего. Почему этот маленький тинка вызвал такой интерес? Может, Иирин права? Может, в нем есть что-то особенное? Рябь неуверенности покрыла кожу. Анито принялась рыхлить подстилку, готовясь ко сну.
Ворочаясь в груде влажных листьев, она увидела, как Иирин обрызгивает водой тинку и его постель. И вдруг вспомнила спокойный и нежный уход Иирин за ней самой, когда Анито болела. Кто знает, может, тинка и оклемается…
Ночь тинка прожил. Он все еще был бледен и без сознания, но кожа стала мягче и влажнее, чем была, — без сомнения, заслуга Иирин. Анито это одобрила. Иирин и в самом деле сумела позаботиться о своем приемыше, несмотря на свою ужасающую жестокость вчера.
Проснулся и Укатонен, умылся, облегчился через край гнезда. Потом сел у стенки и принял вид торжественного важного энкара.
— Я принял решение, — возвестил он. — Если тинка окажется достаточно сильным и выживет, несмотря да полученные раны, то Иирин сможет взять его себе в бейми. Анито и я будем учить Иирин, как правильно воспитывать бейми, и мы же научим его тем вещам, которых Иирин не знает. Когда Иирин придет время вернуться к своему народу, этот тинка станет моим бейми. Если тинка поправится, мы спросим его, согласен ли он с таким решением. Если он откажется принять Иирин в качестве своего ситика, тогда моя цена за помощь в выборе нового главного старейшины в Нармоломе будет место для этого тинки в деревне. Таким образом, ему не придется биться за место. И надо надеяться, что один из ваших старейшин, Анито, возьмет его в бейми. Есть ли у вас вопросы?
Анито покачала головой. Все это ей представлялось ошибкой, но она просила о решении и оспаривать его не могла.
— Нет, эй. У меня нет вопросов.
— Спасибо, эн, — сказала Иирин. — Я нахожу решение справедливым. У меня тоже нет вопросов.
— Хорошо. Тогда — едим и уходим. Низины уже затопляются. Нам надо попасть в Нармолом до начала миграций. А тинка замедлит наш поход.
14
Джуна подняла тинку и положила в импровизированную переносную колыбель. Он свисал с ее рук, как недавно убитая дичь. Даже веки не дрогнули, когда она подняла его. Может, спасение жизни этого тинки было и в самом деле ошибкой? Она подумала об этом маленьком туземце — таком напряженном и дрожащем от боли, таком мужественном, что боль вырвала у него всего лишь несколько слабых стонов. Ухо тинки высунулось сквозь сетку. Джуна осторожно заправила его обратно. Он заслужил право на жизнь. Лишь бы выздоровел. Может, спасать его жизнь с дипломатической точки зрения и было ошибкой, но она о своем решении не жалела.
Анито сделала ей знак. Пора выходить. Джуна подняла свой мешок и последовала за аборигенами на верхний ярус леса. Тинка весь день пробыл без сознания, с трудом проглотил кусок пережеванного плода и мед, который Джуна влила ему по каплям, когда они остановились на отдых. Тенду с любопытством наблюдали за ней.
Джуна подавила чувство гнева на аборигенов, которые не помогали ей заботиться о тинке. Нет, гнев тут плохой помощник. И без него у нее возникли напряженные отношения с тенду. Они очень расстроены ее вмешательством в судьбу тинки. Что касается экспедиции… Джуна покачала головой, стараясь не думать о тех статьях Протокола, которые она нарушила, взяв тинку на воспитание. Такие нарушения заслуживают серьезного наказания, возможно, даже увольнения, и отнюдь не почетного.
Два дня прошли, а тинка был все в том же состоянии. Усталость от таскания дополнительной тяжести начала сказываться на Джуне — она стала ходить медленнее, более неуклюже. Вечером второго дня Укатонен тронул ее за плечо.
— Тинка сильно нас задерживает, — сказал он. — Если завтра ему не станет лучше, тебе придется его бросить.
— Нет, — ответила Джуна. — Я его не брошу. Во всяком случае, до тех пор, пока он жив.
— Тогда мы бросим тебя. Анито должна вернуться в свою деревню. Наводнение уже затопило низины. Ее деревня скоро должна будет мигрировать. Я обещал ей, что мы доберемся туда вовремя, чтобы уйти вместе со всеми. Она ради тебя и без того сделала слишком много. И будет совсем неправильно, если ей придется провести сезон дождей совсем одной. Ты эгоистична, и вообще с тобой трудно. Время подумать о других, а не только о себе.
Вручив свой ультиматум, Укатонен отвернулся.
Джуна посмотрела на тинку. Неужели его придется бросить? Казалось, он пребывает все в том же состоянии, в котором был после того, как она зашила ему раны. Джуна делала для него все, что могла, но лучше ему не стало. Выбор ясен — или она бросает тинку, или ее бросают оба тенду. Одна в джунглях, без помощи туземцев, она не выживет. Придется идти с ними. Необходимость выбора рвала ей сердце.
Ночью Джуна почти не спала, мысль о неизбежной необходимости бросить тинку измучила ее. Утром она встала обессиленная и напряженная. Стала купать тинку. Случайно капнула ему воду на нос. Нос сморщился и чихнул. Тинка открыл глаза.
— Чудесно! — воскликнула Джуна и вслух, и на языке кожи.
Анито и Укатонен при звуке ее голоса оглянулись.
Тинка потянулся к фляге с водой. Джуна поддерживала его голову, пока он пил. Когда тинка напился, она накормила его теми мягкими желтыми фруктами, которых Анито вчера нарвала целый мешок. Тинка ел жадно, за два-три глотка целый плод.
Кто-то коснулся локтя. Анито. Она протягивала Джуне кубышку с медом.
— Смешай с водой и добавь соли. Это придаст тинке силу, — сказала Анито.
Джуна глядела на нее с удивлением, держа в руке сосуд с медом.
— Три дня назад ты хотела бросить тинку. Почему теперь помогаешь ему?
— Потому, что будет жить. Он доказал, что достаточно крепок, чтобы стать тенду. Давай я приготовлю смесь. Ее надо делать с умом, чтобы сработала хорошо.
Анито смешала мед с водой, добавила соли и пробовала смесь своей шпорой, пока не решила, что все как надо.
Тинка с жадностью напился живительной влаги, а потом закусил еще фруктами. Укатонен вернулся с охоты, неся двух среднего размера древесных ящериц и большую жирную птицу пууиит. Он вспорол горло одной из ящериц и дал тинке испить свежей крови. Сам же, пока тинка пил, нарезал мелкими кусочками печень птицы и второй ящерицы.