— Я не говорю «нет», — мягко уточнила она. — Я просто предпочитаю оставаться в неведении относительно своей дальнейшей судьбы, теперь тесно переплетенной с судьбой этих стрел. Не так уж много на этом свете людей, которые согласились бы заглянуть в будущее. Я знаю, что тебе это доступно, и если ты настаиваешь — приму твои пророчества как должное, однако...
Девушка хотела что-то добавить, но в последний момент передумала, и мысль так и осталась незавершенной.
— Когда-нибудь люди уничтожат все, что не укладывается в их узкие рамки и понятия об этом необъятном, загадочном мире. По складу ума ты скорее человек, нежели эльф, но это ровным счетом ничего не будет значить, потому что твои соплеменники подсознательно ненавидят полукровок. Иди, мне больше нечего тебе сказать.
Сарг замолчал, и гостья поняла, что это конец разговора. Оправдываться или приводить какие-либо доводы в свою защиту не имело смысла, поэтому она просто встала и, поклонившись невидимому собеседнику, молча зашагала прочь.
Три стрелы действительно навсегда сплелись с ее судьбой, медленно, но верно пропитывая ее ауру спорами ненависти. Эти споры способны были превратить гордую полукровку в чудовище, или, наоборот, возвести на пьедестал, воздвигнутый в ее честь содружеством светлых рас.
Кто мог знать, что случится в конечном итоге? Разве только Сарг, да и то не наверняка. Но она добровольно отказалась от его пророчеств, предпочтя прожить эту жизнь по-своему — так, как подсказывает ей сердце. Не только сейчас, но и никогда в будущем не пожалеет она об этом решении. По крайней мере, в тот миг она свято верила, что это именно так.
Много позже ей предстояло узнать, что она глубоко заблуждалась, но это будет потом. А сейчас стрелы судьбы надежно покоились в ее колчане, и сердце, обуреваемое ненавистью, впервые за последние несколько дней было спокойно.
Глава 5
Было около двух часов пополудни, когда восьмидесятитысячная армия Хаоса пошла на штурм перевала Стервятника. Цепь плоских холмов протяженностью не более десяти-двенадцати километров упиралась с обеих сторон в крутые горные склоны, покрытые практически непроходимой чащей многовекового леса. За перевалом лежали бескрайние плодородные долины Алавии, путь через которые вел к центру всей политической и торговой жизни этого континента — прекрасному и неприступному городу-крепости Арлону, древней столице объединившихся светлых рас.
От исхода этого сражения зависела если не судьба всей военной кампании, то очень и очень многое. Успех или неудача в одной битве могли кардинально изменить расклад не только в этой географической точке, но и на двух оставшихся направлениях вторжения — северном и северо-западном, потому что мощные кроваво-черные клинья, которыми армии Хаоса собирались расчленить территорию врага, должны были действовать синхронно. В противном случае могло возникнуть слишком много неожиданностей, способных не только затормозить наступление в целом, но и внести неразбериху на отдельно взятых участках фронта. Растянутость коммуникаций и потеря связи между наступающими войсками была чревата тем, что глубокий тыл в одно мгновение мог неожиданно стать передовой, а завоеванная территория — вдруг оказаться огромной ловушкой, из которой не было иного выхода, кроме как сдаться или умереть.
Впрочем, все эти глобальные выводы и выкладки совершенно не интересовали основную массу воинов, собравшихся на этом небольшом отрезке пространства. У генералов и полководцев были свои цели и задачи, а у простых воинов — свои. Но тех и других объединяло, пожалуй, одно стремление — победить, чтобы выжить. Потому что всегда и везде уделом проигравшей стороны было служить кормом разжиревшим от кровавой дани стервятникам.
Гордо реяли знамена идущих в битву когорт и легионов: желто-черные — у имуров, грязно-зеленые — у гоблинов, черно-голубые — у орков, темно-вишневые — у дроу, а дальше, где-то в отдалении, на левом фланге этой невиданно огромной орды, там, где взор уже не мог различить ничего, кроме смутной безликой массы множества воинов, нестерпимо ярко блистала звезда Кадимара — палатка верховного главнокомандующего, увенчанная древним магическим артефактом, полученным за былые заслуги лично из рук лордов Хаоса. Много слухов и домыслов ходило о происхождении и предназначении этой удивительной вещи, но никто доподлинно не знал, в чем заключается секрет ее могущества. Однако такая наглядная демонстрация магической вещи положительно влияла на настроение войска, вселяя в сердце каждого воина надежду на то, что магия Хаоса в случае необходимости даст достойный отпор древним реликвиям Света, находившимся во владении магов противника.
— Изучаешь звезду Кадимара? — Вопрос неслышно подошедшего сзади Мгхама прозвучал неожиданно.
— Отчасти, — коротко ответил я.
Откровенно говоря, мне не хотелось ни с кем разговаривать в эти последние несколько относительно спокойных минут перед началом сражения.
— Ворги-разведчики донесли, что в лесу нет никаких признаков засады.
Я многозначительно промолчал. И без слов было ясно: то, что в лесной чаще никого не обнаружили, еще ничего не значит. Магия друидов способна обмануть кого угодно — даже таких прекрасных следопытов, как ворги. Полученная информация просто укрепила меня в мнении, что именно на нашем участке затевается не простая засада или неожиданная атака из-за угла, а по-настоящему крупная операция.
— Тебе лучше не распылять свои боевые порядки, — произнес я, по-прежнему продолжая пристально всматриваться в ярко блистающий на солнце артефакт. — Либо оставь их с моими людьми, либо возьми всех на охрану некромантов.
Он правильно истолковал эти слова, потому что был согласен с моим невысказанным мнением — в лесу может скрываться все, что угодно.
— Если противник ударит там, где должен, даже двести клинков ровным счетом ничего не решат.
— Как хочешь. — Я равнодушно пожал плечами.
Изображать из себя учтивого рыцаря перед предводителем гоблинов было не то что глупо, но, с моей точки зрения, все же не совсем логично. Стереотипы, прочно обосновавшиеся в сознании людей, недвусмысленно утверждали: раса гоблинов отвратительна, и то, что Мгхам являлся исключением из правила, ничего не меняло. На войне как на войне — каждый заботится о том, чтобы выжить.
Полсотни гоблинов — это, конечно, капля в море по сравнению с силой, которая могла обрушиться на нас, но, если они помогут спасти хотя бы одного из моих людей, это уже будет хоть что-то.
Разговор был окончен, и гоблин уже повернулся, чтобы уйти, но тут, поддавшись какому-то не вполне осознанному порыву, я произнес:
— Мы можем уже больше не встретиться...
Мгхам остановился и, полуобернувшись, спокойно, будто речь шла о само собой разумеющихся вещах, произнес:
— Скорее всего, так и будет.
— Ты можешь оказать мне одну небольшую услугу?
— Все, что в моих силах.
— Скажи... — Я на секунду замешкался, пытаясь правильно сформулировать вопрос, который вдруг показался очень и очень важным. — За что умирают гоблины?
Если он и удивился, то не подал вида, ответив прежним спокойным и ровным голосом, как будто заранее был готов именно к этому вопросу:
— За право оставаться самими собой. И — за то, чтобы никогда не стать людьми.
Я хотел было уточнить, что он имел в виду: «За то, чтобы никогда не стать такими, как люди» или буквально: «Никогда не стать людьми», но, немного подумав, не стал. В конце концов, это была не душеспасительная беседа, а всего лишь ответ на вопрос. Собеседник сказал все, что хотел, и дальнейшие вопросы выглядели бы в высшей степени неучтиво.
— Спасибо, — поблагодарил я Мгхама, хотя совершенно ничего не понял, и, коротко попрощавшись, направился в расположение своего отряда.
Смысл той фразы открылся только спустя некоторое время, а пока... Пока предстояло сражение, в котором я потеряю чуть ли не всех людей, которые, в отличие от своего предводителя, никогда не терзались вопросом о том, за что погибают чуждые нам расы, потому что им хватало знания того, за что умирают лично они.
Война, как и жизнь, — сплошной обман. Кто лучше овладел искусством лжи и введением в заблуждение противника, тот в конечном итоге и остается на коне, приобретая лавры и почести, золото и женщин, славу и титулы... Ударить в лоб и победить, потеряв чуть ли не всю армию, — глупо и примитивно, а вот перехитрить врага, уничтожив его с минимальными потерями со своей стороны, — это уже в чем-то сродни высокому искусству. Тиссен — командующий правого фланга армии и соответственно группировки, в состав которой кроме его соплеменников входили люди, некроманты и гоблины, вне всякого сомнения, был неординарной личностью. Впрочем, другим и не мог быть предводитель воинственной расы, под началом которого находился чуть ли не весь цвет имуров. Его план расстановки войск на своем участке фронта был явно не случаен. Поставив в паре километров от опасного леса людей-лучников, трусливых гоблинов и чокнутых некромантов, то есть сброд, в принципе не способный отразить стремительную атаку конницы или тяжеловооруженной пехоты, он как бы говорил: «Вот здесь я поставил ловушку. Вы знаете, что я знаю, что вы знаете о том, что я не так прост, как кажусь. А теперь попробуйте догадаться, блеф это или нет, засада или просто мне нужно сконцентрировать все свои силы в центре, а это нарочито слабое звено справа рассчитано исключительно на то, что вы не поверите в возможность такого явного просчета с моей стороны и поэтому не ударите...»
Может быть, с военной точки зрения это было и неплохое решение, но для тех, кто должен был исполнять роль наживного червя, оно не казалось таким уж удачным, так как в любом случае (есть ловушка или нет) наши шансы выжить выглядели более чем призрачными.
— Похоже, нами решили пожертвовать во имя каких-то неведомых целей. — Марк, старый друг моего отца, высказал вслух то, что было на уме едва ли не у всех воинов.
— Все равно эта война для нас не могла быть слишком долгой, — после некоторого раздумья ответил я. — Днем раньше, днем позже — особой разницы нет.