Один из воздушных змеев сел ему на плечо, и Йехан поднял голову, прислушиваясь. Что-то шевельнулось среди деревьев, растущих вдоль дороги. Ниям в первое мгновение надеялся, что это дикие кабаны, но на дорогу перед ними вышли двуногие существа. Шестеро мужчин, наемных солдат – в настоящий момент безработных, судя по виду и мечам, которые они вытянули из ножен.
Шестеро. Ниям глянул на Лилию. Она стояла рядом со своей лошадью и успокаивала ее, гладя по ноздрям. Приходилось ли ей когда-нибудь сражаться? А Йехану?
Лилия подошла к Нияму:
– Не волнуйся за Йехана. И за меня тоже. Я умею защищаться.
Да, по всей видимости, она умела читать мысли. И Ниям сам удивился, что поверил ей.
Четверо против шестерых.
– А это и есть Принц? – с насмешкой спросил их предводитель. – Ну, по крайней мере, он черный. Как говорили…
Они знали, против кого вышли. Но откуда? Баптиста переглянулся с Ниямом. Нет, было слишком рискованно просто направлять на них лошадей. Лошади им еще понадобятся, да и ранить всадника в ногу особого труда не составляет.
– Ну и свита у тебя, Принц! – крикнул самый рослый из банды. – Девчонка, недозрелый пацан да маскированный.
Остальные засмеялись, уверенные, что перед ними легкая добыча. А как иначе? На их месте Ниям бы тоже так считал. Те же мысли отразились на лице Баптисты. Но Йехан казался невозмутимым. Наверное, он слишком молод, чтобы осознать свою смертность?
Йехан сделал шаг к банде так быстро, что Ниям не успел его удержать. Лезвие его меча запело, когда он очертил им круг в воздухе. От этого чистого звука солдаты замерли.
– Мечи можно ковать по-разному, вы не знали? – крикнул им Йехан. – Для этого меча я бросил в расплавленное железо горсть земли с могилы. С могилы человека, погибшего от рук таких, как вы. На кладбище Омбры много этих могил. Земля пропиталась слезами их детей и жен. Эти слезы добавляют в железо ярости. И остается только… – Йехан провел ладонью по плоскости лезвия, – …сказать ему между ударами молота: защити меня от тех, кто хочет зла.
Он направил острие меча на разбойников.
Уверенности у них сразу поубавилось. Но как-никак они были профессиональные солдаты. Пусть слова Йехана и пение его меча насторожили их, они все еще были уверены, что справятся с любым противником.
Воспользуйся своим старым мечом, Ниям. Его пальцы сомкнулись на рукояти. Ниям сам себе показался дураком, когда двинулся со столь легким мечом на солдат. Но вот он отбил удар первого.
Защити меня от тех, кто хочет зла.
Весь боевой опыт, накопленный их противниками на полях сражений в интересах какого-нибудь князя, не мог сравниться с тем, на что было способно оружие Йехана. Нападающие, что всегда воевали только за деньги, терпели поражение, и даже Баптиста, ненавидевший битвы, с новым мечом стал опасным противником. Йехана меч защищал так же верно, как некогда выкованная им золотая рука служила Бальбулусу. Но что же Лилия? Всякий раз, когда Ниям с тревогой оглядывался на девушку, он видел лишь, как солдаты отступали перед ней, протирая себе глаза.
Битва была недолгой. На ночной дороге остались лежать три убитых солдата – остальные бежали. Ниям опустился на обочину дороги рядом с Баптистой, тяжело дыша и вытирая кровь с лезвия.
Йехан подошел к Лилии, неподвижно стоящей над тремя убитыми, и обнял ее. Баптиста оторвал от рубашки одного из трупов полоску ткани и перевязал себе порез на предплечье.
– Мальчишка, стало быть, беседует с железом накоротке, как его отчим с огнем, – пробормотал он. – А девушка? У нее вообще ни царапины. Проклятье. Нет, я правда терпеть не могу колдовства, но она меня прямо-таки развеселила.
Баптиста высказал вслух то, что Ниям думал. Он видел перед собой серую фигуру Мортимера и слышал голос Сажерука: Орфей их вчитал куда-то. Они могут быть всюду, здесь или в другом мире. Колдовство. Для него это слово всегда обозначало то, чего он не понимал. Сажерук совсем не хотел, чтобы таким словом обозначали то, что он делал с огнем. «Ты не понимаешь! – покрикивал он на Нияма, когда тот поначалу называл это колдовством. – Это все уже есть, надо его только пробудить. Это связано с любовью, со страстью, с преданностью, терпением и любопытством. С волей стать заодно с тем, что ты любишь».
Ниям сунул меч в ножны. Надо его только пробудить. Он бы с удовольствием спросил у Лилии, что такое она пробудила, чтобы и без меча защитить себя от чужих атак. Но он видел по ней, как она потрясена битвой и насилием, и решил спросить об этом после, когда ночь останется позади.
Они оттащили убитых под деревья. А когда вернулись к своим лошадям, на их седлах ждали воздушные змеи. Они сопровождали их до места на немощеной дороге, где была сажа и отпечатки копыт двух лошадей. Один след принадлежал коню Сажерука. Этого-то Ниям и боялся. Значит, кто-то подстерег Сажерука. Он стоял, чутко вслушиваясь в ночь. Неужели Сажерук добровольно ускакал со своим новым провожатым? В этом Ниям сомневался. Засада наемных солдат не была случайностью. Надо было у них спросить, кто их подослал.
Проклятье!
С дерева слетела сова. Йехан недоверчиво глянул на нее вверх и что-то шепнул Лилии.
– Циветта? – вопросительно крикнула она вслед сове.
Ни она, ни Йехан не удивились, когда сова ответила женским голосом:
– Мы следуем за вами уже довольно давно.
Мы.
Ниям огляделся. На дороге стояла лисица. Она ответила на его взгляд.
– Как давно? – Лилия наморщила лоб. – Тогда, значит, вы видели солдат и не помогли нам?
Лиса обернулась женщиной – так, будто это было самое простое действие в мире – превратить шкуру в кожу.
– Но вы же не нуждались в помощи, разве не так?
Йехан окинул ее настороженным взглядом.
– Это две из лесных женщин, – шепнул он Нияму.
– А почему вы здесь? – спросила Лилия. – Вас послала сюда Роспо? Я не забыла ее предостережение, и я передала его Принцу.
– Она передала, – подтвердил Ниям. – Мы едем вслед за нашим другом и очень надеемся, что сможем держаться подальше от того, в чем вы предостерегали Лилию.
– Не все зависит от ваших желаний, – холодно ответила лисица. – Но что бы ни случилось, Лилия одна из нас и может рассчитывать на нашу помощь, как только она ей понадобится.
Баптиста недоверчиво хрюкнул. Прогони ее, Принц! – говорил его взгляд, и Ниям был бы рад оказать ему эту услугу. Но лесные женщины явились сюда ради Лилии, и только она могла отклонить их помощь. Разумеется, она и сейчас отгадала его мысли.
– Может, и хорошо, что они здесь, – шепнула она ему. – Мы не знаем, насколько тесно Орфей связан с Читающей Тени.
Что он мог на это возразить?
Новый дом, старый враг
Если плохие люди хотят стать твоими врагами, они всегда начинают с попытки стать твоим другом.
Сажерук уже почти не чувствовал связанных рук, хотя ему и удавалось время от времени согреть их парой искр. Встречный ветер без труда пронизывал его одежду, а затяжной ливень теперь то и дело чередовался со снегом или градом. Единственным преимуществом холода было то, что у Ринальди пропадала его словоохотливость. Он любил хвастаться убийствами, которые совершил. Убийство Бальбулуса он расписывал особенно подробно, и Сажерук даже почти проникся состраданием к иллюстратору Виоланты. Почти.
Стеклянный человечек, по-прежнему сидящий между ушами его лошади, наверное, меньше всех страдал от холода. Мерзнут ли вообще стеклянные человечки? Казалось, что да. Сланец зарылся глубоко в гриву коня, и его пронзительный голос лишь изредка прорезал вой ветра и шум деревьев, простирающих свои ветки над дорогой, словно лес желал отвоевать назад ту землю, которую люди у него забрали.
Ринальди хранил книгу в заплечном мешке. Он иногда доставал ее, чтобы подразнить Сажерука, и разглядывал картинки. Ему доставляло удовольствие громко возвещать, как ему нравится Брианна, и снимать при этом урожай бессильной ярости Сажерука.
Стеклянный человечек вынырнул из конской гривы. За пеленой дождя прорисовывались серые очертания городской стены и ворота, над которыми красовался герб, упомянутый в серой книге. Стражники помахали им копьями, как только опознали Ринальди, а его пленника оглядели лишь с умеренным интересом. Улицы города были не такие узкие и кривые, как в Омбре. Сажерук видел расписанные фасады, резьбу на коньках крыш, обитые серебром ворота и сводчатые галереи, которые защищали пешеходов от дождя и снега… Грюнико был состоятельным городом. Еще бы. Иначе бы Орфей не выбрал его в качестве своей резиденции.
Копыта лошадей скользили по обледенелым булыжникам мостовой, а их дыхание превращалось в холодном воздухе в белый пар, как и дыхание людей, которые укрывались в сводчатых галереях от ветра. У одной девушки сдуло с головы капюшон, отороченный мехом. Волосы ее были такие же огненно-рыжие, как у Брианны, и боль пронзила замерзшее сердце Сажерука. Почему ты не послушался Принца? – казалось, он слышал голос дочери. – Видишь, что из этого вышло! Мы взяты в плен! И как ты собираешься теперь нас выручать?
Да, как? Сажерук в этой долгой ледяной скачке имел достаточно времени, чтобы подобрать слова, которыми, возможно, заставит Орфея освободить остальных. Не проболтался ли ему трубадур? Не собирался ли Орфей вчитать в эту книгу и его, Сажерука? И какой же мир ждал бы его в сером цвете? Смог бы он снова вызывать огонь? Праздные вопросы. Ринальди больше ничего не выдавал, и Сажеруку оставалось лишь молиться, чтобы Ниям вырвался из приготовленной ему засады.
Переулки, по которым они ехали, становились все уже, а там, где Ринальди наконец спрыгнул с коня, бедные домишки лепились один к другому так тесно, что даже лучик света не пробивался между ними на мостовую. Неужто Орфея покинуло его счастье? Если он поселился здесь, то сомневаться в этом не приходилось. Какая-то старуха недоверчиво высунула голову из-за двери, в которую постучался Ринальди. Они обменялись несколькими неразборчивыми словами. Ринальди вернулся к своему коню и снова вскочил в седло.