Цвет мести — страница 22 из 44

– Что такое? – крикнул стеклянный человечек. – Орфея нет дома? Но нас-то прислуга все равно должна впустить!

– Его здесь больше нет, Обломок! – бросил ему через плечо Ринальди. – У твоего господина и мастера теперь более изысканный адрес!

Сажерук оглянулся назад. Старуха все еще смотрела им вслед. Почему Орфей жил в таком убогом домишке?

Улицы снова становились шире и состоятельней, и они наконец выехали на площадь, адреса на которой, несомненно, ценились высоко. Ринальди обыскал взглядом большие дома и потом натянул вожжи перед дверью, портал которой был обит серебром еще расточительнее, чем все остальные. Слуга, как раз полировавший это серебро, раболепно склонил голову, увидев Ринальди, и бросил на Сажерука любопытный взгляд.

Ринальди посадил себе на плечо стеклянного человечка, а конец веревки, которой был связан Сажерук, обвил вокруг кисти. Потом поднялся по ступеням и с самодовольной улыбкой постучал в дверь тяжелым дверным кольцом.

Молодой человек, открывший ему, был таким рослым и широким в плечах, что Ринальди рядом с ним казался щуплым.

– Мой господин сейчас очень занят, – сказал он. – Зайдите позднее!

Он попытался закрыть дверь перед носом Ринальди, но тот вставил в проем носок сапога.

– Ты ведь Граппа, младший сын Люка Буратти, так? – сказал он, подтягивая к себе Сажерука. – В детстве ты нанизывал на пику крыс в бойне твоего отца. Ты был очень проворным, как сейчас тебя помню. Я терпеть не мог этих крыс.

Граппе, несмотря на комплимент, эти воспоминания про крыс были неприятны, как и то, что он когда-то был маленьким мальчиком.

– Я новый привратник Орфея, – сказал он, не освобождая проход. – А вы кто такие?

– Доложи Орфею, что Сланец… – Ринальди схватил стеклянного человечка, не дав ему договорить, завернул его в грязный платок и сунул себе в карман.

– Слушай-ка, щенок, – прорычал он. – Орфей будет разъярен, как только услышит, что ты не впустил меня к нему немедленно. Мое имя Бальдассар Ринальди, а это вот Огненный Танцор, хотя в настоящий момент он и выглядит скорее как Плясун-от-Мороза. Он весьма опасен, так что покажи мне, куда я могу его запереть на то время, что буду говорить с твоим господином. Понятно?

Сажерук был уверен, что после изнурительных дней пути он уж точно не выглядел опасным. Но Ринальди, наверное, был весьма убедителен. Граппа впустил их и провел во внутренний двор дома, окруженный двухэтажной галереей, какие в Омбре были разве что в самых богатых владениях. Центр широкого, вымощенного камнем двора был обозначен фонтаном. Вода из фонтана, – припомнил Сажерук голос Нияма. – Подвал с припасами и подземные ходы, оконца для подглядывания в полу, чтобы не пропустить нежданных гостей. Богатые всегда готовы к войне с соседями.

Сажерук не сомневался, что всему этому нашлось место в новом жилище Орфея. Тут повсюду можно было видеть мастеров за работой. Каменщики наносили новую штукатурку, а проворные торговцы покрикивали на носильщиков, тащивших по лестнице мебель, чтобы не задели о стены. Сажерук прислушивался к голосам, которые возвращали его в привычный мир. Ринальди же, наоборот, озирался, будто спрашивая себя, насколько ему повысить требования к плате за свои услуги при виде всей этой роскоши.

– К подвалам – это туда. – Граппа указал на простую дверь, почти незаметную за колоннами, окружавшими двор.

Глаза Сажерука все еще искали Орфея, когда Ринальди подтолкнул его к этой двери. Граппа подхватил фонарь, висящий у входа, и показал на каменные ступени, исчезавшие в темноте.

– Я знаю этот дом, – звучал голос Ринальди за спиной Сажерука, когда он спускался вниз. – Да, и не только это. Подвал я тоже знаю. Там можешь хоть всю душу из тела выкричать, Огненный Танцор, и никто тебя не услышит. – Он засмеялся. – Эй, Граппа! – крикнул он, едва не толкая Сажерука в спину фонарем. – А теперь ты ловишь для Орфея девочек, которые нужны ему для Читающей Тени? Он наверняка продолжает иметь с ней дело, так? Иначе откуда такой дом?

По голосу Граппы было слышно, что тема ему не нравилась, когда он ответил:

– Я здесь всего лишь привратник, – сказал он. – Но когда я начинал, одна девочка была здесь. Очень тихая, только пела иногда. Очень хорошо пела, надо сказать.

Ринальди подталкивал Сажерука вниз по последним ступеням. Иметь дело с Читающей Тени… До Сажерука доходили слухи о людях, пропавших в лесу, о мертвых, которые выглядели так, будто их сожрала их собственная тень, о женщинах, которые изгоняли из себя страх перед миром, становясь еще страшнее всего того, чего сами боялись. Если у Орфея и была когда-нибудь совесть, то теперь он окончательно от нее избавился.

Граппа протиснулся мимо него и отодвинул засов одной из дверей.

– Этот тоже для Читающей Тени? – шепотом спросил он у Ринальди. – Я и не знал, что она берет и мужчин.

– Нет, я подарок для твоего господина, – ответил Сажерук, за что получил от Ринальди тычок в спину, втолкнувший его в сырую подвальную нору. – Знаешь ли ты, что он происходит из другого мира? Он прочитал обо мне в одной из книг. Я Огненный Танцор, у которого пропадает все, что он любит.

Граппа сощурил глаза.

– Он что, из тех сумасшедших, что за городскими воротами возвещают конец мира? – озабоченно спросил он у Ринальди.

– Ты слишком любопытен для привратника! – ответил Ринальди, закрывая за Сажеруком грубо сколоченную дверь. – Смотри, как бы этого не заметил Орфей, а то опять вернешься забивать свиней.

– Я хороший привратник! – В голосе Граппы звучала обида. – Никакой человек не опасен так, как бык, увидевший нож мясника. А забивать свиней и телят тоже требует сноровки. Я своего первого забил в пять лет. Мой отец велел мне убить мою собственную собаку, чтобы я не был слабаком.

Сажерук не знал, отчего ему стало холоднее – от сырого воздуха, наполнявшего подземелье, или от спокойного голоса Граппы. Наверное, легко было сделать из ребенка хорошего забойщика скота. Достаточно было лишь разбивать ему сердце до тех пор, пока он не осознает, что без него жить проще. Сажерук опустился на солому в углу подземной темницы. Кто-то, кажется, уже спал на ней до него.

– Ты можешь показать, что действительно хорош как привратник, если останешься охранять лестницу, ведущую сюда, – услышал он слова Ринальди. – Поверь мне, для Орфея нет ничего важнее мести человеку, которого мы только что заперли.

Их шаги отзвучали вверх по лестнице, и Сажерук остался наедине с холодом и темнотой. Это была не первая темница, где он сидел. Он очень хорошо знал отчаяние заточенных. Но на сей раз он испытывал скорее гнев, чем отчаяние. Гнев на себя самого. Предположительно Ринальди привез Орфею книгу. А ты, Сажерук? Ты опять следовал своей тоске, а не советам твоих друзей.

Он с трудом удержал себя от порыва биться головой о заплесневелые стены до потери способности думать и чувствовать. Сажерук понимал, что сдаться – значит бросить в беде Роксану и Брианну. И всех остальных. Поэтому он шепотом призвал к себе огонь и заставил сожрать путы, которые все еще связывали ему руки. Нет, огонь не покинул его, даже если холодная сырость пропитала его одежду. Сажерук дул себе на ладони до тех пор, пока мерцающий светлячок не вспорхнул с его холодных пальцев и не прочертил по темной камере полосы света. Кто-то что-то нацарапал на каменной стене.

Свет и любовь.

Сажерук провел пальцами по словам. Под ними стояло имя. Айеша. У подножия стены лежал на грязном полу золотой зажим для волос.


Книга

В конце концов мы все становимся историями.

Маргарет Этвуд. Моральный беспорядок

Она так охотно про них рассказывала, эта книга, такая удобная для руки человека. Потому что для нее и была сделана. Чтобы рассказывать. Находить слова. Сберегать и напоминать, если придет забвение.

Но серое заставило их всех застыть, словно мухи в бесцветном янтаре. Оно похитило у них истории и превратило их в немых. Книга даже имен их не знала, пока чья-то рука не раскрыла ее и не заговорили их голоса.

Фенолио

Мортимер

Мегги

Реза

Элинор

Дариус

Роксана

Брианна

Фарид

Да, имена подходили к буквам, позади которых они стояли. Но сколько бы книга ни искала среди своих текстов их истории, она не могла их найти. Не было слов, и даже картинки были немы, хотя они, собственно, могли бы рассказать обо всем, чего не вмещали в себя слова. Было только одно сплошное Серое.


Книга чувствовала это на своих страницах холодом. Тень, которую не мог прогнать никакой свет. То была немая, ледяная тень.


Тишина внутри нее была болезнью.


Если бы только пришел кто-то, кто мог бы ее прогнать.


А ей так хотелось рассказывать.

О Фенолио, Мортимере, Мегги, Резе, Элинор, Дариусе, Роксане, Брианне и Фариде.

Ведь они еще дышали, разве нет?


Что это была за книга, если она не рассказывала историй?

Что это была за книга, если она не говорила о любви, о дружбе и радости и не сберегала все это вопреки царящей в мире тьме?


Подите прочь, шептало Серое.

Долой краски, которые расписывают жизнь. Долой слова, которые о ней рассказывают.

Долой время. Долой воспоминания.


И книга чувствовала это как мороз между страниц.

Фальшивая история

Теперь я знаю мир достаточно хорошо, чтобы уже почти ничему не удивляться.

Чарльз Диккенс. Давид Копперфильд

Снежная буря? Может быть, ему стоило попросить у Читающей Тени средства от плохой погоды? Последнюю ночь он даже во сне видел снежные хлопья. Но Орфей должен был признаться, что эти сны куда приятнее тех, где его протыкало серое писчее перо или душило проклятое дерево, а Джованна смотрела на это с улыбкой. Ну да, с такими снами приходилось мириться, если имеешь дело с Читающей Тени.