Фигура, которая поднялась с одного из кресел, была такая серая, что на первый взгляд казалось, ее тоже вылепили осы. Все в ней было серым: ее кожа, длинные распущенные волосы, даже вышивка на платье. Раббия не прилагала усилий, чтобы скрыть свой возраст, хотя наверняка могла бы. Только причудливые серебряные украшения у нее на шее и на запястьях придавали образу некое подобие мерцания. Быть может, она хотела защититься им от темноты своей жизни.
Несколько шагов, которые она сделала им навстречу, были одеревенелыми. Каждый шаг причинял ей боль. Каждое движение стоило ей усилий, даже поворот головы и жест, каким она откинула свои длинные волосы назад. Вольпе подавила победную улыбку. Осторожно! – хотел шепнуть ей Ниям. – Может быть, этот враг маскируется не красотой и молодостью, а как раз старостью и распадом. Но он и сам не мог избавиться от впечатления, что Читающая Тени уже пропала в той тьме, в которой искала своей власти.
– Посетители? Сомнительное удовольствие. И вы сегодня у меня не первые. – Голос, слетавший с бесцветных губ, доносился из стен гнезда, а не из этого изношенного тела. Глаза женщины тоже были серые. Они жаждали найти в нем боль, всю ту боль, какая его когда-либо терзала. Ниям непроизвольно встал перед Лилией, заслонив собой от мертвого взора, но Лилия вздернула бровь, напоминая об отведенной ему роли.
Раббия, казалось, больше интересовалась Вольпе, чем девушкой с татуированным лбом. Но лиса просто стояла, озираясь, и в лице ее спорили между собой тоска и ненависть. Сколько раз Вольпе рисовала себе это мгновение?
– Где она? Мия. Моя дочь. – Ее голос звучал прерывисто, ей приходилось подбирать слова. – Ты приняла ее в ученицы несколько лет назад. Я хочу ее увидеть. Что бы ты из нее ни сделала, все равно.
Раббия посмотрела на нее насмешливо, будто уже множество матерей являлись сюда с тем же вопросом.
– Мия? Да, я помню. Но почему ты пришла? Надеешься забрать ее домой? – Она улыбнулась. – Какая хорошая мать. И ты даже принесла мне подарок для обмена.
Она вспорола Нияма взглядом как добытого к ужину зверя. Но на сей раз серые глаза искали не боли, а всей той любви, что перепала Нияму, такой глубокой и подаренной столь многими. Их голоса и лица, их радость и благодарность, их преданность человеку, что давал хлеб голодным детям, возвращал мужество, когда все казалось потерянным, и защищал от всего, что сеяло отчаяние, – от существ наподобие серой женщины, стоящей перед ними сейчас. Ниям чувствовал их внутри себя, как море из любви и света, несмотря на тьму, что его окружала. Раббия провела рукой по волосам, как будто часть этого света уже осела на них.
– За подарок спасибо. Он действительно щедрое подношение, – сказала она Вольпе, продолжая разглядывать Нияма с удовольствием. Ему почудилось, что женщина уже знала все его тайны. – К тому же своевременное. Бывают дни, когда даже я не могу ориентироваться в тени, и все, что я там читаю, повествует только о моем собственном конце. И тут уж требуется немного света, подобного тому, что источает он, чтобы погрузиться еще глубже во тьму, где ворочаются новые тайны, жаждущие быть раскрытыми.
Она подошла к Нияму.
– Тогда остается лишь один вопрос. – Она указала на его связанные руки. – Как удалось этой усталой, лисье-рыжей женщине из леса поймать такого героя, как ты?
Она подалась вперед.
– Она не поймала тебя, ведь нет? – заговорщицки шепнула она Нияму так, чтобы Вольпе тоже могла ее услышать, и жестом руки остановила ее возражение.
– Вот эта девушка, – Раббия указала на Лилию, – насколько я понимаю, она твоя ученица? В кончиках ее пальцев больше знаний, чем во всей твоей груди. Она заслуживает более одаренной учительницы. Это еще не поздно изменить.
Она вызывающе улыбнулась Лилии.
Нет. Сердце Нияма забилось чаще. О такой опасности он не подумал. Что, если Лилия, подобно дочери Вольпе, захочет больше узнать о тени? Он тайком оглянулся на нее. Ты знаешь меня так плохо, Принц? – усмехнулись ее глаза.
– Джованна! – Раббия повернулась. – Где ты прячешься?
Молодая девушка выступила из коридора, каких здесь множество открывалось между сотами.
– Это единственная ученица, какая у меня есть на сегодняшний день, – сказала Раббия, обращаясь к Вольпе. – Джованна избалована и скучает, но она существенно талантливее, чем была твоя дочь. Та была до того жеманна, что мне пришлось убить ее уже через пару недель.
Ненависть и боль окрасили колдовство, которое метнула Вольпе. Раббия стерла его с себя, словно ржавчину с серого платья. Затем она схватила Вольпе и стиснула ей сердце худой рукой.
– Ты правда думала, что способна причинить мне вред? – спросила она. – Ты же никогда не была готова платить за мое искусство. Передай от меня привет своей дочери, такой же глупой.
Она отвела руку, и Вольпе замертво упала на пол. Ученица Раббии равнодушно окинула ее взглядом.
Ниям стряхнул цепь с рук и притянул к себе Лилию. Она все еще смотрела на безжизненное тело Вольпе, когда он повернул кольцо. Металл, выкованный Йеханом, накалился, когда Ниям произнес имя Сажерука. Огонь вспыхнул, как он и предсказывал. Он вырвался из-под пола и образовал вокруг них защитный круг. Нияму почудилось, что он слышит шепот Сажерука в этом пламени, слова дружбы и любви, которые никогда не знали тени. Ниям нисколько не удивился, что огонь принял облик его друга. Сажерук столько раз призывал его к себе на защиту. Но он ощущал рядом и близость Йехана.
Раббия пыталась утаить свой гнев, но Ниям чувствовал, как дрожит от него воздух. Ее ученица попыталась дотянуться до них через огненный круг, но с яростным криком отшатнулась, опалив платье и кожу.
– Что это за огонь? – спросила она свою учительницу. – В нем слышится чей-то голос, и у него вкус золота.
Раббия смотрела на Нияма сквозь завесу пламени.
– Те двое, что подарили ему огонь, не любят друг друга, но чем-то связаны. К сожалению, огонь настолько же понятен, как и золото. Что делать. – Она пожала плечами. – Один из них носит в своем теле мое колдовство. Ему долго не протянуть. Я ведь права, Принц ночи?
Ниям запретил себе верить ей.
– Мне следовало бы помочь Вольпе, – шепнула ему Лилия. – Но я ничего не могла поделать.
Она спрятала лицо у него на плече, а он ее обнял. Как только Ниям допустил, чтобы Лилия пришла сюда? Неужто ему придется увидеть, как и она умирает?
Раббия смотрела на него сквозь пламя, и вот уже появились картинки горящих шатров комедиантов и его сестры, безжизненное личико, покрытое сажей. Ниям в отчаянии вызвал другие воспоминания, в которых Ханья смеялась, слушая истории их матери. Жил-был на свете один принц, который отправился служить добру. Он укутывался в ее слова, такие родные, так часто слышанные, и писал ими поверх мрачных картинок. О любви, дружбе, надежде, радости.
Осы пришли на помощь своей королеве. Они тысячами влетали сквозь леток, но пламя Сажерука сжигало их. Раббия кричала от ярости, а из сот выползали тени. Они наползали как дым на огненный круг, защищавший Нияма и Лилию, но красное и золотое их не подпускало. Это придало Нияму мужества. И возродило надежду.
– Тот посетитель, который приходил к тебе до нас… – Пламя Сажерука окружало их как согревающий покров, – …Ты помогла ему сделать книгу, в которую были пойманы все наши друзья. Скажи, как их освободить, и я останусь при тебе.
Лилия с ужасом посмотрела на него.
– Нет! – шепнула она. – Ни за что! Прошу тебя.
Но Раббия засмеялась.
– О, ты останешься при мне, Принц света, – проворковала она, – хочешь ты того или нет, а что касается картинок… Орфей тоже спрашивал у меня об этом. Никто не может освободить тех, кто показан на этих картинках. Мое серое всех их задушило, в первую очередь их воспоминания, а в заключение все, чем они были. Даже сами картинки поблекнут, и скоро уже нельзя будет различить, кто там изображен. Орфей был весьма доволен моим ответом. Но с тобой все по-другому.
Мортимер, Мегги, Реза с Данте на руках… Пламя начало мерцать. С каждым лицом, которое припоминал Ниям, защитный круг горел все слабее, но его сердце продолжало нашептывать их имена: Роксана, Брианна, Элинор, Фарид, Дариус, Фенолио.
– Смотри на меня! – Лилия охватила его лицо ладонями. – Забудь, что она заставляет тебя видеть!
Но тут перед ним возникло лицо Сажерука, и оно снова было серым, как в подземелье Орфея. Раббия подступила к пламени так близко, что оно окрасило ее волосы в рыжий цвет.
– Нет ничего сильнее моего серого, Принц света. – Ее улыбка была из острого стекла. – Тебе их не спасти, как и твою сестру. Я жажду момента, когда заберу твой свет, а эту девушку сделаю своей ученицей. И ждать осталось недолго. Мое серое скоро умертвит твоего огненного друга, и что тогда защитит вас от меня?
Лилия
Никто из тех, от кого ты слышишь: «А ведь я тебе говорил!» – не был героем и никогда им не станет.
Разумеется, Циветта сразу почувствовала смерть Вольпе.
Осы, которых не спалил огонь, напали на нее с разъяренным гудением, когда сова проскользнула во входную щель. Они обволакивали ее как облако дыма, пока она кружила над безжизненным телом Вольпе. Сова кричала жалобно и громко, словно надеясь своим голосом разбудить лисицу.
Раббия растерянно взглянула вверх, на Циветту. Еще одна посетительница. Что это за день такой? Она лишь на мгновение отвлеклась, но Лилия увидела свой шанс.
Пламя не тронуло ее, когда она прыгнула сквозь огонь. Наоборот, Лилии показалось, что огонь придал ей сил, будто Йехан велел ему поступить так. Принц глянул на девушку с ужасом. Лилия испугалась, как бы он за ней не последовал. Но огонь снова помог. Он вспыхнул ярче и поднялся выше, попытка Нияма его перепрыгнуть оказалась тщетной, и ему осталось лишь беспомощно замереть внутри защитного кольца.
Осы окружили Лилию роем. Она призвала аромат цветов и листьев в свои пальцы и силу корней в свои ступни. Зеленое колдовство. Как бы презрительно Вольпе это ни называла. Это было единственное колдовство, которое росло, пускало корни и имело вкус солнечного света. Осы зашатались на лету, оглушенные ароматом, и Раббия в тревоге зажала себе рот и нос, как и ее ученица.