Двойник последовал за Орфеем через портал, обитый серебром, как воплотившаяся тень хозяина. Они исчезли, словно их и не было.
Что все это могло значить? Откуда взялся второй Орфей?
Хивин схватила Йехана за руку и потянула за собой. Она шла по запутанным улочкам Грюнико с уверенностью человека, который здесь родился и вырос. Хивин. Ее имя казалось языку чужим, но Йехану это нравилось. Мою сестру он заточил в книгу, – хотелось сказать юноше, но это показалось ему странно безобидным.
Дом, перед которым Хивин наконец остановилась, прятался за одной из галерей, окаймляющих многие улочки Грюнико. Фасад был расписан, но краски с годами выцвели, так что картина превратилась в собственную тень. Йехан увидел обе фигуры еще до того, как Хивин указала ему на них. Они стояли между темными елями, окруженные не то дымом, не то роем насекомых. Один был копией другого.
Двое заодно. Один раздвоенный, – повторила Хивин.
Вдесятеро сильнее.
Вдвадцатеро злее.
Подать сюда тьму.
Прочь отсюда свет.
Йехан уставился на роспись на стене дома. Как она ни выцвела, а злоба на одинаковых лицах все еще была видна. Хивин выглядела такой потерянной, что Йехан, не раздумывая, предложил ей пойти с ним. Она с облегчением приняла его предложение. На ее лице легко читалось, что девушка предпочла бы больше никогда не возвращаться в дом своего дяди.
Йехан все еще плохо ориентировался в Грюнико, и потребовалось время, чтобы он нашел дорогу назад. Но когда он наконец остановился перед выветренными воротами, Хивин посмотрела на него с недоверием.
– Он давно уже стоит пустой, – сказал Йехан, извиняясь, когда стучал в дверь. – Но мы здесь развели огонь, можно будет устроить тебе постель из одеял в одной из пустующих комнат.
Хивин все еще стояла как вкопанная.
– Это бывший дом моего деда, – тихо сказала она. – После смерти родителей мы с Айешей некоторое время жили здесь. Пока дедушка не умер. Он не смог пережить утрату моего отца.
Она шагнула к мозаике и осторожно прикоснулась к разноцветным камешкам.
– Разве это не чудесно? Удод, ящерка и мышь. Они были из истории, которую мой дед очень любил. И нам рассказывал. – Она провела пальцем по контурным очертаниям ящерицы. – Он знал, что мой дядя сразу продал бы дом, поэтому завещал его мне и Айеше. Но мы могли в него въехать только после замужества. Такой здесь закон.
– Какой дурацкий закон, – сказал Йехан.
Хивин улыбнулась:
– Айеша тоже всегда так говорила. «Хивин, смотри, не выходи замуж, пока не влюбишься. И пока я не одобрю твоего жениха».
Йехан не знал почему, но он покраснел и был рад, что дверь им открыл Баптиста. Он ошеломленно взглянул на Хивин, но без вопросов жестом пригласил их войти. По его лицу Йехан понял, что Лилия и Принц так и не появились. Новости, принесенные Йеханом, не улучшили общего настроения. Баптиста и Сажерук молча выслушали описание двойника.
Вдесятеро сильнее. Вдвадцатеро злее.
Пока Сажерук советовался с Баптистой, Йехан пошел вслед за Хивин. Она медленно поднималась по узкой лестнице, ведущей на чердак. Когда Йехан нашел ее, она стояла в пустой мансарде. Голые стены украшал фриз из расписных плиток. На каждой была изображена какая-нибудь птица.
– Мы с сестрой тут часто ночевали, – сказала Хивин. – Дедушка специально заказал роспись этих плиток, потому что Айеша очень любила птиц. Вечером я должна была выбрать, про какую из них она мне споет.
– Моя сестра, Брианна, в детстве скармливала птицам семена овощей, которые таскала у матери, – сказал Йехан. – Хотела, чтобы птицы научили меня летать, – так она сказала матери, когда ее застукали на воровстве.
А Бальбулус не нарисовал на странице Брианны ни одной птички. Ей было там, должно быть, очень одиноко.
– И что с ней сделал Орфей? – Хивин вопросительно взглянула на него.
Йехан еще раздумывал, как бы получше объяснить Хивин положение дел, как вдруг услышал, что кто-то вошел в дом. Пожалуйста, – подумал он, сбегая по лестнице, хотя и не знал, к кому он обращает эту мольбу, – пожалуйста, хоть бы это вернулись они!
У подножия лестницы стояли Принц и Лилия. Принц улыбнулся Йехану. Выглядел комедиант усталым и потрепанным. Он крепко обнял Сажерука, словно уже и не надеялся увидеть его живым. У Лилии был такой же изможденный вид. Она не была ранена, но Йехану все же почудилась в ее взгляде боль, которой ранее он не замечал. Она выглядела так, будто оставила позади долгое странствие и предпочла бы забыть о нем поскорее.
Йехан спрыгнул с лестницы и бросился ее обнимать, как вдруг в дом робко вошла незнакомка. Хивин, только взглянув на нее, с тихим восклицанием пронеслась мимо него и чуть не задушила гостью в объятиях.
– Кажется, не только нам есть что рассказать, – заметил Ниям, похлопывая Баптисту по плечу. – Как хорошо всех вас видеть. Как хорошо.
Йехан почувствовал, что Лилия дрожит, когда обнял ее.
– Она была ужасна, Йехан, – прошептала она, уткнувшись лицом в его плечо. – Такая страшная. А Вольпе умерла.
Вместе
Черный Принц сидел в боковом отсеке пещеры один, не считая развалившегося рядом медведя, и вид у него был усталый. Однако при виде Сажерука лицо его оживилось.
Сердце Нияма после поединка с Читающей Тени было настолько глухо, что он едва мог что-то чувствовать. Но на душе потеплело, когда он увидел, как сестры обнимаются и, кажется, не собираются отпускать друг друга ни на секунду. Столько слез, на сей раз слез радости. Они так же пробивались сквозь глухоту, как и облегчение от вида Сажерука: от его живого взгляда и искрящихся пальцев. Он ведь почти поверил, что друга уже не спасти. Как только Ниям мог решить, что огонь бросит в беде Огненного Танцора?
То, что Айеша и ее сестра знали дом, в котором они нашли пристанище, наполняло его сердце и голову тысячей вопросов. Но сперва следовало рассказать другую историю. Ниям предоставил Лилии шанс сообщить, что произошло в осином гнезде Читающей Тени. В конце концов, без нее он бы уже никогда не смог покинуть то жуткое место. Когда она рассказывала, как швырнула в волосы Раббии семена чертополоха, в ее голосе слышался пережитый ужас. Лилия была достаточно умна, чтобы знать: она так легко победила старуху лишь потому, что Раббия давно уже стала жертвой своей собственной темноты.
Ниям не мог бы сказать, как они смогли вернуться назад, в Грюнико. Они были так измождены, что стражники у городских ворот лишь жалостливо дали им отмашку войти, а в крутых улочках города он и Лилия по очереди поддерживали Айешу, пока наконец не добрались до дома. До дома деда Айеши. Когда они остановились перед входом, Айеша посмотрела на Нияма так, будто он явился из прошлого. Но из чьего прошлого? – из ее или из его? Жил-был однажды мальчик по имени Эбо… Какой же загадочной была ткань мира! Чем старше он становился, тем меньше понимал ее узор, хотя различал его все чаще.
– Как звали твоего деда? – спросил он Айешу, когда она дотронулась до ящерицы из цветных камешков, будто приветствуя своего деда.
– Эбо. – Произнося его имя, она улыбнулась сквозь усталость.
А Ниям стоял и думал, что ему снова наступило восемь лет. «Почему всех героев в твоих сказках всегда зовут Эбо?» – спросила однажды у матери его сестра. «Потому что так звали моего лучшего друга, когда я была не старше тебя, – ответила она. – Я сочинила про него много историй. Ему пришлось однажды уйти, потому что родители у него были такие бедные, что не могли его прокормить. Но я нахожу его между слов, когда скучаю по нему, и надеюсь, что он делает то же самое. Истории, душа моя, как наши шатры: дом, который можно носить с собой».
Айеша легла спать в комнате с птичками. В последние недели она наверняка жалела, что не умела летать. Ее сестра сидела при ней, а Нияма так и подмывало пойти к колодцу и долго смотреть в воду, надеясь увидеть на дне лицо, которое принадлежало лучшему другу его матери. Но вместо этого он пустился на поиски своего собственного лучшего друга. Ноги едва несли его, а сердце все еще помнило то отчаяние, которое пробуждала в нем Читающая Тени. Но огонь, который годы назад так многое у него отнял, утешил его своим теплом и светом, когда он устроился рядом с Сажеруком.
– Завтра, – сказал Сажерук, когда они вместе смотрели на потолок, выкрашенный когда-то дедом Айеши в синий цвет летнего неба. – Завтра я добуду эту книгу, даже если мне придется выкрасть ее у дюжины Орфеев.
– Нет, ты этого не сделаешь, – ответил Ниям. – Это я ее украду. А теперь давай спать.
Он все еще не поведал Сажеруку слова Раббии. Не смог себя заставить. Но когда он закрыл глаза в надежде хотя бы во сне встретить Мортимера и всех остальных, там его подстерегала Читающая Тени. Ниям снова почувствовал нестерпимый приступ застарелой боли.
Сажерук мирно спал рядом, когда Ниям очнулся, боясь снова закрыть глаза. Он хотел встать и тихонько выйти во двор, чтобы не будить других, как вдруг услышал сверху песню, которая в осином гнезде Раббии привела его к Айеше. Ее голос звучал так чисто, несмотря на страх и боль, которые пришлось вынести. Мелодия, которую она пела, исходила из того места, где всего этого не было. Огонь покрывал одежду Сажерука искрами, словно чувствуя, что еще не все серое изгнано, и Нияму почудилось, что он снова слышит над собой гудение ос Раббии. Но голос Айеши их в конце концов прогнал.
Мы
Говорят, если встретишь кого-то, похожего на тебя, это твоя смерть.
Он ведь не вполне походил на него, разве нет? Хорошо, поначалу сходство обескураживало. Но с тех пор, как они вернулись из леса, кожа его двойника приобретала все более серый оттенок, словно его свили те проклятые осы. И потом эти глаза. Нет, они походили на глаза Читающей Тени куда больше, чем на его собственные. Орфей провел ладонями по лицу. Он не хотел думать ни о ней, ни об ее ужасном доме. Осы мерещились ему на стенах собственного дома, слух улавливал их гудение… Он невольно озирался. Нет. То обыкновенная муха. Он еще никогда не был так рад ее видеть.