Очки у него сползли, а стекла их запотели от гнева.
– Что делать? Да заберите вы эту проклятую книжку и отпустите меня наконец! Она у меня в кабинете. Ее нетрудно найти. Я каждый день в ней высмеивал и проклинал ваших благородных друзей. Никого не пропустил. Вы увидите, как расползается серое – скоро их лица будет не различить. Они живые покойники, и «живыми» им быть осталось недолго.
Йехан хотел снова ринуться на него, но Сажерук его удержал.
– Скажи Айеше и Хивин, что опасность миновала. Айеша натерпелась достаточно страха, а ее сестра, возможно, сможет обработать раны Нияма и Баптисты. Ты заберешь книгу или мне сходить за ней?
– Я заберу.
Только после возвращения Йехана и девушек Ниям пришел в себя.
– Все будет хорошо, – шепнул ему Сажерук, хотя и сам не знал, что имел при этом в виду.
Хивин обследовала ногу Нияма с озабоченным лицом, а Айеша стояла рядом и смотрела на Орфея, который чертыхался в листьях, душивших его. Лилия привалилась спиной к стене и устало закрыла глаза. Она дрожала, будто от холода. Видно, многих трудов ей стоило пробудить в камне свет и жизнь.
Сажерук вызвал огонь, чтобы окружить и согреть ее цветами, пока куница устраивалась у Лилии в ногах.
Победившие и проигравшие
Цвет – это прикосновение глаза, музыка глухонемых, слово во тьме.
Хивин удалось смягчить осиные укусы, а на сломанную ногу Нияма она наложила шину. Прогнать серое она не могла, несмотря на весь ее опыт ухода за пациентами, но Сажерук надеялся, что пламя снова начнет помогать. Лилия пробудила каменные побеги плюща, а огонь дал им горящие листья, образовавшие над ними покров. Под этим покровом они приготовили Нияму ложе, и Айеша сидела подле него, пока Хивин отлучалась в больницу для безнадежных за обезболивающими средствами. Все будет хорошо. Когда? Почему хорошие времена так легко забываются, а тяжелые остаются с тобой навсегда?
Орфей продолжал неустанно мешать брань с требованиями его отпустить, и Сажеруку стало надоедать жужжание пленника.
– Мой лучший друг наполовину мертв из-за тебя, – шепотом сказал он ему сквозь листву. – И с твоей стороны легкомысленно постоянным криком напоминать мне о своем присутствии.
– Ах так? А чья вина, что дело дошло до этого? – огрызнулся Орфей. – Ты меня хотя бы поблагодарил за то, что я тебя вернул? Может, ты написал мое имя огнем на небесах, как я того заслужил?
– Заслужил чем? – ответил Сажерук. – Тогда я заплатил за твои услуги, а ты что сделал после того, как вчитал меня сюда? Попытался убить Фарида. Ты сговорился с Мортолой и Бастой, и вы сообща чуть не погубили Мортимера. Из твоей злобы можно было бы изготовить сотню двойников!
Ему пришлось отвернуться от Орфея, чтобы ненароком не ударить его. А отвернувшись, он понял, что Лилия слышала их разговор.
– И все это происходило в другом мире? – спросила она. Казалось, ей не составляло труда представить, что их мир был не единственным. – И как там, сильно все по-другому? – Она указала на Орфея: – Там все жители такие, как он?
Сажерук невольно улыбнулся:
– Нет. Но там по-другому. Очень много отличий.
Он был ошеломлен, что без усилий говорил с Лилией о том, о чем так долго не рассказывал даже своим лучшим друзьям. Она задумчиво посмотрела на него, и на несколько мгновений Сажеруку показалось, будто они сообща путешествуют по миру Орфея дорогой его воспоминаний. Видела ли там Лилия деревню Каприкорна и дом Элинор? Видела ли тени, которые вызывал Мортимер, и нож Басты? Чувствовала ли она его собственное израненное сердце и тоску по родине, от которой он иногда едва не терял рассудок?
Да, – казалось, говорил ее взгляд. – Я все это видела.
Но потом она улыбнулась.
– Я думаю, с меня довольно и одного мира, – сказала она. – Тем более что он сам скрывает в себе множество миров.
Сажерук, тем не менее, заметил в ее глазах любопытство и вопрос, как бы она сама изменилась в другом мире.
– Я увидела там только людей, – сказала она. – Ни стеклянных человечков, ни травяных фей или огненных эльфов. И леса… они такие молодые. Разве леса там не стареют?
Сажерук не успел ей ответить. Айеша стояла у окна и сокрушенно указывала во двор. Из кокона, сплетенного из корней, окружавших двойника, роем вылетали осы. Их становилось все больше и больше, и они были серые. Они формировали силуэт мужчины.
Сажерук выбежал во двор. Лилия и Айеша последовали за ним. Но когда они оказались под открытым небом, осиный рой уже взвился над двором и скрылся за крышами домов. Кокон из корней по-прежнему опутывал тело двойника, но его серая кожа была пористой – в тех местах, откуда вырвались осы. Лилия покачала головой, как будто досадуя на себя.
– Какое легкомыслие, Лилия! – сокрушалась она. – Как легко ты поверила, что все хорошо! А что, если он теперь примет свой облик где-то в другом месте?
Мысль о том, что какая-то часть двойника выжила, Сажеруку тоже совсем не понравилась, но строгость Лилии к самой себе вызвала у него улыбку.
– Если бы не ты, мы бы здесь все лежали с перебитыми костями, как Ниям, – сказал он. – Ты не должна себя упрекать, тебе нужно гордиться.
Айеша согласно кивала.
– Если бы не ты, я бы все еще была в плену у Читающей Тени, – сказала она и обняла Лилию. – По крайней мере, так мне рассказал Принц.
Лилия покраснела, но Сажерук видел, как благотворно на нее подействовали слова и объятия Айеши. Легко было забыть юность Лилии и то, что она только теперь начинала узнавать и понимать себя.
Час спустя вернулся Йехан. У него на плече сидел изящный стеклянный человечек, а книжка, которую Йехан достал из заплечного мешка, была переплетена в серую кожу.
– А это Аквамарин, – представил он стеклянного человечка, который им робко кивнул. – Кажется, Орфей разбил Сланца. Я заметил под письменным столом несколько серых осколков.
Стеклянный человечек, с которого все началось… Сажерук пожелал, чтобы у двойника был такой же конец. Орфей, конечно, снова принялся за свое – потребовал освобождения, как только увидел, что Йехан нашел книжку. Он проклинал маленького голубого человечка, пока Йехан извлекал из заплечного мешка стопку писем, написанных Аквамарином по его поручению. Но стоило Йехану выложить на письма серое, в мелких пятнышках, перо, как Орфей притих.
– Объясни им, что умеет это перо, – попросил Йехан стеклянного человечка.
Аквамарин откашлялся и бросил боязливый взгляд на своего бывшего мастера.
– Он пишет этим пером имена важных граждан, – его голосок был как у маленькой птички, – и перо выдает ему самые худшие тайны этих людей. Потом он посылает им письмо, в котором сказано, сколько они должны заплатить за молчание.
– Я выкину тебя из окна! – кричал Орфей. – Ах, да что там, я скормлю тебя бродячим псам…
– Значит, вот каким образом ты разбогател, – оборвал его Сажерук. – При помощи шантажа.
– И что? Перо пишет голую правду. – Огненный балдахин, под которым спал Ниям, отбросил на стекла очков Орфея красные блики. – Отпустите меня наконец! Ведь книга уже у вас. Что вам еще надо?
– Картинки все еще серые! – прикрикнул на него Йехан. – Смерть Читающей Тени ничего не изменила, и ты сам умрешь, если немедленно не найдешь способ вызволить их всех оттуда! Клянусь именем моей сестры и матери.
Это на какое-то время заставило Орфея замолчать. Он продолжал нервно смотреть на книгу, когда Йехан уселся с ней в уголок, разглядывая изображение своей сестры. Когда же она начала бледнеть? Орфей был уверен, что, если картины поблекнут окончательно, дни его сочтены.
– Почему бы нам не передать его тем, кого он шантажировал? – Баптиста уже чувствовал себя настолько хорошо, что принялся вырезать марионетку Лилии. – Я уверен, что это сделает нас почетными гражданами Грюнико.
– Недурная идея. Но я могу предположить, что ни один из них не сознается, что получал такое письмо. – С лица Нияма уже сошел серый цвет, но он все еще страдал от сильных болей, хотя и пытался это скрыть. Двойник знатно его потрепал. То, что Хивин принесла из больницы для безнадежных, помогло, но он еще много недель не сможет скакать верхом. Хотя Ниям и не хотел с этим смириться.
– Я бывал в сражениях и хуже, а все равно скакал верхом. – Он заявлял об этом друзьям, но они продолжали стоять на своем: ни шагу из Грюнико до тех пор, пока Черный Принц не сможет безболезненно ходить.
Разве есть что-то, что зовет нас назад, в Омбру? – так и хотелось сказать Сажеруку.
Йехан положил книжку рядом с Ниямом, на значительном расстоянии от огня. Может, пламя смогло бы изгнать серое и из книги, как сделало это с Сажеруком, а теперь и с Ниямом?
Но они видели, как серое пожирало страницы и превращало краски Бальбулуса, словно холодный огонь, в пепел.
– Это не только серое Читающей Тени, – сказала Лилия, когда Йехан в отчаянии спросил ее, почему пламя не действует. – Это еще и искусство Бальбулуса, которое держит их всех в плену. Оно делает серое намного сильнее.
Айеша присела перед книгой и разглядывала картинки одну за другой.
– Расскажи мне о них, – попросила она. – Картинки настолько хороши, что мне кажется, будто я слышу их дыхание. Но я даже не знаю их имен.
– Вот это Элинор, – сказал Баптиста, указывая на картинку, которую разглядывала Айеша. – Она часто приходила в лагерь комедиантов. Мы все ее любили.
– Даже мой медведь, – добавил Ниям.
Они принялись рассказывать истории про Элинор, про Дариуса, Фарида, Мегги и Фенолио, про Резу и Мортимера, Роксану и Брианну. Они выбирали самые яркие и сверкающие камешки для своей мозаики из слов, чтобы Айеша и Хивин видели их друзей такими, какими они были на самом деле. Было радостно вызвать их из небытия хотя бы словами. Вспомнить их голоса, их смех. Йехан все время сидел рядом с Хивин. Они все заметили, как часто эти двое ис