Опешив, я отступаю на несколько шагов. Надеюсь, она снизит скорость прежде, чем впишется в меня. Потому что убежать я не могу: страх парализовал. Приковал ноги к растрескавшейся половой плитке, залил мышцы парафином, остановил мысли. Я словно стала частью обстановки: одной из раскрошившихся опор с торчащими вверх металлическими зубьями. И противоядия от этого оцепенения нет.
Если только конец. Впрочем, смерть — универсальное противоядие.
Шестая продолжает нестись сквозь мрак, прорываясь к разлому. Косички танцуют вокруг её головы, создавая подобие нимба. Как во сне я замечаю, что её немного клонит вбок при беге.
— Эй, — говорю я, выставляя руки вперёд. Это единственное, что в состоянии произнести мои окаменевшие губы. — Э-эй.
Она остановится! Она непременно остановится у края разлома!
Я беспомощно смотрю, как её кеды мелькают во мраке, вычерчивая светлые линии. И хочу отойти в сторону, но ноги всё ещё удерживает страшное заклятие паники. Словно на обе лодыжки повесили по гире с цепями.
Шестая входит в полосу света. Фиолетовые линии охватывают её тело, запаивают его в кокон и кидают тень на стену. Тёмный силуэт неумолимо ползёт ко мне, и я не могу оторвать глаз от его рваных контуров. Паника становится неконтролируемой. Сейчас я уверена: это — звоночек из моего прошлого. То самое, мерзкое и противное, которое, несмотря на амнезию, прочно гнездится в голове. Моя раковая опухоль неоперабельной стадии, или что-то хуже.
— Аааааааа! — крик, наконец, врывается между голосовыми связками и наполняет рот.
Шестая по-прежнему выглядит остекленевшей, как замороженный труп. Кажется, что она не видит и не слышит ничего вокруг. Подпрыгнув, она выскакивает в разлом и налетает прямо на меня. Теряю равновесие и падаю вниз. Бетон плитки больно ударяется о копчик. Я вскидываю голову, как птенец. Оппонентка и не думает отступать, хоть её взгляд по-прежнему направлен в никуда и кажется мёртвым. Она поднимает руку, замахиваясь.
И только теперь я замечаю большую доску в правой руке шестой. Я слышу скрип старого дерева, когда её плечо начинает опускаться вниз, и пытаюсь отползти. Только тщетно: в следующий момент я ловлю удар по голове и откидываюсь назад. Уголки отколотой плитки с размаху впиваются в щёку. Боль стекает от темени к виску, обнимая голову металлической каской. Щепки вклиниваются в лоб, гвозди царапают кожу, раздирая до мяса. Я отталкиваюсь ногами, отползая от моей мучительницы, но силы на пределе.
Когда я снова поднимаю глаза и вижу нависшую надо мной доску, я понимаю, что больше не поднимусь. И это пугает. Но ещё больше пугает восковое лицо девушки. Видит ли она, что творит? Сознаёт ли?!
— Ух-хо-дииии! — снова кричу я, превозмогая спазмы, стискивающие горло.
В ответ шестая бьёт меня по лбу, и я почти слышу, как трескается кожа, выпуская потоки крови. В темноте кровь кажется чёрным дёгтем. На руках, на полу, на стенах — рваные пятна, словно ребёнок разлил гуашь.
Я пытаюсь уцепить шестую за ногу, но она лишь с силой отпихивает меня. Я слишком измотана, чтобы противостоять ей. И слишком разбита.
Доска опускается на мою голову снова и снова. Боль нарастает с каждым ударом. Дойдя до пика, дискомфорт внезапно переходит в парадоксальное облегчение. Моё тело перегружено страданием до предела, и не может вынести больше. В голове словно щёлкнул переключатель, регулирующий восприятие боли.
Используя последние силы, я отползаю по холодному бетону к выходу, но оружие бешеной встречной настигает меня опять.
— Прочь, — выдавливаю я, и кровь тут же хлещет в горло, срываясь с потрескавшихся губ.
Мои слова производят эффект разорвавшейся бомбы. Завизжав, шестая вскидывает руки и хватается за косички, словно пытаясь выдрать их с корнем. Окровавленная доска падает рядом со мной, придавливая плечо.
— Боже! — вопит она, склоняясь надо мной. — О, боги!
Я умоляюще вглядываюсь в её безумные глаза. Хочу сказать что-то, но с губ лишь срывается слюна.
— Это я?! — безумие одолевает шестую. — Это всё я сделала?!
— А-а-а к-к-кто… — слова обрываются, едва рождаясь.
Не дожидаясь ответа, шестая несётся к выходу и вылетает из подъезда в ночь. Шаги, шлёпающие по траве, стихают. А ко мне возвращается боль. Холодная темнота облизывает разодранную кожу, но не бодрит.
Разум медленно уплывает. Я из последних сил пытаюсь удержать реальность перед глазами. Враждебную, чужую — пусть такую. Потому что падать в пропасть, потеряв сознание, неимоверно страшно. Особенно когда понимаешь, что можешь не вернуться.
«Сегодня ты будешь послушной девочкой, Нетти», — воскресает в голове сбивчивый шёпот, когда поле зрения в очередной раз покрывается алыми пятнами.
Проваливаясь в небытие, я слышу сбивчивое, хриплое дыхание и чувствую терпкий запах дешёвого алкоголя.
Я несусь в темноту, не разбирая дороги. Чёрный, густой воздух расступается передо мной и тут же схлопывается за спиной. Кажется, что меня обступил глухой вакуум космоса. Здесь, как и в абсолютной пустоте, не действуют законы физики. Правила звукопроводимости — точно, потому что я уже не слышу Нетти, хотя должна. Ну что ж, поблагодарю случай за то, что ноги ещё не отрываются от земли.
— Принцесса! — кричу я. — Где вы?!
Мой голос звучит глухо и отрывисто. Тьма проглатывает обрывки звуков метрах в пяти по радиусу. По мере продвижения внутрь становится холоднее. Идеальная ловушка, выбраться из которой не представляется возможным. Я пожала бы руку тому, кто это всё придумал. А потом — убила бы.
— Где вы?! — повторяю я, озираясь, как будто бы в такой мгле можно что-то разглядеть.
Тишина прерывается приглушёнными шагами. Звук искажается и меняет тембр, словно я слышу его через телефонную трубку. Кто-то бежит мне навстречу. Должно быть, это они меня услышали и рванули на звук!
— Принцесса?! — повторяю я, когда шаги подкрадываются совсем близко. — Ну что? Раскопали что-нибудь?
Вместо ответа в грудь прилетает сильный удар. Меня едва не сносит плоский и твёрдый предмет. Дыхание перехватывает. Покачиваюсь, но остаюсь на ногах. Хочется откинуться на стену, но, закрутившись, я не знаю, в каком направлении искать опору. Между тем, предмет, ударивший меня, соскальзывает по плечу, разрывая рукав блузки, и впивается в ладонь тонким остриём. Я вою от внезапной боли и подношу повреждённую ладонь к лицу, пытаясь проверить, действительно ли я ранена. Кожа влажная и солёная на вкус.
Шаги снова звучат рядом, но теперь они отдаляются. Ненормальный, что ударил меня, несётся к выходу. А это значит, что в опасности теперь не я.
— Нетти! — кричу я. — Нетти, убегай!
Я почти уверена, что Нетти меня не слышит. Поэтому, забыв о боли и холоде, я разворачиваюсь и бегу, как мне кажется, в обратном направлении. Через пару секунд я врезаюсь в стену и сползаю на промёрзший пол. Иней оседает на коже.
— Чёрт! — потираю ушибленный лоб и чувствую, как кровь сползает с пальцев, пересекая бровь. — Что за проклятье…
Шаги. Они снова рядом! Пытаюсь сгрести всё своё мужество в кулак и дать дёру, но не могу оторвать бёдра от пола.
— Это ты? — кто-то налетает на меня сзади. Узнав голос, я вздыхаю с облегчением. Это — блондинка. Девятая. — Мы в беде.
— Какого чёрта? — только и получается выговорить. Внутри беснуется паника: нужно как можно скорее предупредить Нетти. Кто знает, на что способен этот сумасшедший?!
— Принцессу избили, — говорит блондинка, и я чувствую, как пар, вырывающийся из её рта, оседает на моей щеке. — Я думаю, что избили… Она без сознания. Помоги мне вытащить её.
— Оно несётся на Нетти! — взбудоражено обрываю я. Мысли хаотично снуют в голове, подобно рою пчёл. Темя пульсирует, как перед приступом мигрени. Я ничего не соображаю. — Это чучело из темноты! Она совсем одна и не сможет защититься!
— Но мне не справиться одной, — возражает блондинка.
Я ненавижу выбирать между плохим и очень плохим, а особенно — когда решение нужно принимать быстро. Теперь же от этого зависит жизнь моих соратниц. Что ж, по крайней мере, Принцессе и девятой ничего не угрожает сейчас. Если, конечно, в темноте нет ещё одного психа.
— Оставайтесь здесь, — отрезаю я. — Я помогу Нетти, а потом вернусь за вами.
— А вдруг тут…
— Я боюсь за неё, — бескомпромиссно заявляю я. — Очень боюсь.
Я поднимаюсь, хрустнув коленками, и ползу по стеночке к выходу. Освоившись и размяв ноги, перехожу на бег. Просвета впереди не видно. Через несколько метров стена обрывается и рука проваливается в пустоту. И темнота вокруг снова превращается в мёртвый, беззвучный вакуум, в котором я не могу найти направление.
— Девятая? — выкрикиваю я, но тьма снова съедает мой голос, превращая его в жалкое подобие шёпота. — Нетти?! Где вы?!
Шаги уносят меня всё дальше. Чернота вокруг абсолютна.
На первом этаже — не одна, а две женщины. Обе не шевелятся. Обе лежат. Только одна смотрит в потолок, а другая — в пол.
Первая валяется, раскинув руки, на полу у лестницы. Лицо — сплошное кровоточащее месиво. Даже глаза превратились в два окровавленных провала. Большая доска прижимает её правую руку. Я живо представляю, что можно почувствовать, если такая внезапно прилетит в голову, и тело пробирает дрожь.
Вторая женщина — Десять. Я могу узнать её, даже не вглядываясь. Она скорчилась в лифтовой шахте, загородив большой спиной вывернутые руки. Хорошо, что я не вижу её лица.
Хватит лирики. Обе женщины мертвы. К ним даже не нужно подходить, чтобы убедиться. Вы замечали, что мёртвый человек даже на фото выглядит иначе: будто теряет выпуклость? Он сливается с обстановкой, становясь пятном на стене или полу. Оболочкой.
— Мертвы, — выдыхаю я в пространство. Эхо расползается по закопченному потолку. Я должна показать Лорне, что впечатлена. Обязана. — Вдруг и нас сейчас так же?
— Ничего не бойся, пока я с тобой, — Лорна оборачивается, и её ладонь ложится на моё плечо.