В то утро, когда Бет должна была покинуть ферму, Дэррок был наверху, в своей комнате. У него редкий выходной от дойки, подметания и другой работы руками, и он, как всегда, использует это время для рисования. Он работал над фреской в своей спальне в течение нескольких лунных циклов, и всё же до сих пор грубыми, свободными мазками кисти набросаны лишь её основные элементы. Он нарисовал вид с фермы на город и море, а также начало большого леса на западе. Кое-что из этого, по его мнению, довольно хорошо, но остальное…
Он отрывает кисть от стены и чертыхается себе под нос, хмуро глядя на только что сделанный след. Предполагается, что это лодка, находящаяся далеко в воде, но она выглядит… ну, это точно не похоже на лодку.
Тихий стук в дверь спальни выводит его из творческого транса.
– Входите.
Дверь открывается, и появляется Бет, коротко стриженная и большеглазая.
– Привет, – говорит она.
– Привет. – Он чувствует себя немного неловко. Никто, кроме бабушки, никогда раньше не видел его комнату.
– Извини, что прервала, – произносит она.
Дэррок откладывает кисть и палитру.
– Всё в порядке. Что-то случилось?
– Нет. Я просто хотела поблагодарить тебя за помощь.
Дэррок кивает.
– О, на самом деле я не сделал ничего особенного. Просто приносил тебе еду и всё такое.
– Ты говорил со мной, Дэррок, – говорит Бет с искренней улыбкой. – Ты задавал вопросы о мире, о цвете и Цветной Лиге, и, рассказав тебе обо всём, я ещё больше, чем когда-либо, загорелась желанием вернуться туда и проучить Императора.
– Ох, – говорит Дэррок, не совсем понимая. – Это хорошо.
Бет смеётся.
– Да. Хорошо. – Она качает головой, прислоняется к дверному косяку. – В мире не так много детей, Дэррок, у которых хватает смелости задавать такие вопросы, как у тебя. Да что там, не так уж много взрослых обладают такой храбростью.
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, что ты не просто принимаешь мир таким, какой он сейчас. Ты размышляешь, Дэррок. Ты спрашиваешь «почему?» и «что, если?». Если бы в Доминионе было больше таких людей, как ты, Цветная Лига была бы намного сильнее.
Дэррок пристально смотрит на неё.
– Ты действительно так думаешь?
– Я знаю это. – Она выглядывает в коридор, затем делает шаг в его комнату. – Твоя бабушка хорошая женщина. Сильная женщина. Но у меня такое чувство, что она хочет контролировать твои вопросы и мечты.
Дэррок снова хмурится, на этот раз защищая бабушку.
– Она делает это не со зла, – возражает он.
– Конечно, нет, – говорит Бет, поднимая руки. – Я совсем не это имела в виду. Она пытается защитить тебя. Но она не может защищать тебя вечно. И я думаю, что эту искру в тебе невозможно долго сдерживать.
Она останавливается, прислушивается, и из кухни доносятся звуки того, как бабушка печёт хлеб. Затем она лезет в карман своего пальто и что-то достаёт оттуда. Короткая тонкая свеча, сделанная из серо-чёрного воска. Она предлагает её Дэрроку, и он берёт её.
– Для чего это?
– Для того времени, когда ты решишь, что хочешь присоединиться к борьбе.
Дэррок смотрит на свечу сверху вниз.
– Я не понимаю.
– Если я права на твой счёт, – говорит Бет, – настанет день, когда ты больше не сможешь сдерживать свои мечты. Со мной тоже такое случилось. Однажды я проснулась, огляделась вокруг и поняла, что у меня что-то украли. У всех нас. И я не могла смотреть на себя в зеркало, зная, что ничего не делаю, чтобы всё исправить. – Она указывает на свечу. – Когда ты почувствуешь себя так, а ты почувствуешь, зажги свечу и поговори со мной. Я могу отправить тебя в путешествие.
Прежде чем Дэррок успевает сказать что-нибудь ещё, она поворачивается и выходит из комнаты.
Некоторое время он стоит как вкопанный, забыв о своей фреске, уставившись на свечу. При виде её у него учащается сердцебиение, он представляет себе приключения далеко за пределами фермы.
Но что бы сказала бабушка?
Этот вопрос приводит его в чувство, он подходит к столу и прячет свечу в кожаный мешочек с кистями.
Позже Бет покидает дом с прощальным жестом, соединяя кончики пальцев вместе и образуя руками дугу. Радугу.
Дэррок и бабушка смотрят, как она идёт по лугу, прежде чем исчезнуть между высокими стеблями серой кукурузы.
В ближайшие дни начнётся сбор урожая. Им предстоит много работы. И хотя бесконечный цикл продолжается, Дэррок чувствует, что его жизнь только что изменилась навсегда.
Часть 3Смерть и её друг(Спустя восемь лет после желания)
Глава 12. В которой приходит письмо
Ворон прилетает холодным, безветренным утром под серой завесой моросящего дождя.
– Ха! Ещё одна!
Хоуп вскакивает на ноги и хватает свою удочку с подставки. Когда она тянет удилище, его кончик резко наклоняется к воде, поскольку рыба на конце лески пытается убежать вниз по течению.
– А вот и нет! – говорит Сэнди. Он сидит на перевёрнутом ведре, подперев подбородок рукой, и выглядит совершенно несчастным.
– Я думаю, что у неё получилось, вообще-то, – замечает Оливер. Лохматый чёрный пёс трусцой подбегает к месту, где рыбачит Хоуп, и поднимает сачок, берёт длинную ручку в зубы и опускает сачок в серую бурлящую воду.
Хоуп борется с удочкой, наматывая её, стараясь не упустить рыбу и не порвать леску, пока серебристая полоска не блеснёт прямо под серой поверхностью и наконец рыба не окажется в сети.
– О, отлично справилась, Хоуп! – восклицает Оливер, виляя хвостом, когда рыба барахтается в сети. – Красота! Возможно, это самая крупная за весь день. Сколько рыбы ты уже поймала?
– Эта номер пять, – хвастается Хоуп, откладывая удочку и любуясь своим уловом. Её рука болит после того, как она вытащила рыбу, но ей всё равно.
– И, прошу тебя, скажи, Сэнди, – говорит Оливер, – сколько рыбы тебе удалось поймать?
Сэнди бросает на свою собаку грозный взгляд из-под широких полей неизменной шляпы. Он что-то бормочет очень тихо.
– Мне жаль, Сэнди, – вздыхает Хоуп, наслаждаясь каждым мгновением его страданий. – Я не совсем расслышала. Сколько, ты сказал?
– Вы оба прекрасно знаете, что я ничего не поймал! – восклицает Сэнди, ударяя ногой по рукоятке своей удочки. – Ни одной рыбёшки. Ни малейшего кусочка. Клянусь, вы двое что-то сделали с моей наживкой.
– Ты просто злишься, потому что проигравшему придётся потрошить рыбу и готовить ужин, – замечает Хоуп. – Жареная свежая рыба и варёный картофель с маслом звучат чудесно, а, Оливер?
– Да, да, – говорит Сэнди, махая рукой.
И хотя он явно раздражён, на его губах тоже появляется намёк на улыбку. Ему нравится иногда соперничать и подтрунивать, и теперь, когда Хоуп немного подросла, она вполне способна поучаствовать и в том и в другом. Она уже лучше ловит рыбу, и, хотя Сэнди никогда в этом не признается, она также лучше стреляет из рогатки – в прошлый раз, когда они охотились на диких кроликов, именно Хоуп добыла им ужин. Хотя с луком он по-прежнему гораздо лучше обращается.
– Ладно, – говорит Сэнди, махнув рукой. – Думаю, на сегодня хватит. Я не хочу, чтобы восьмилетний ребёнок и дальше унижал меня.
Хоуп смеётся, и в этот момент, глядя через реку на подножие гор Зуб Дракона, она чувствует себя счастливой. Прошло два года с того дня, как впервые проявился её цвет. Сейчас ей восемь лет, она высокая и долговязая, а её тёмные волосы длинные и непослушные. Она принимает свои лекарства каждый день, и хотя иногда мечтает о цвете, представляет его в крыльях птицы или в закатном небе, она слишком занята, тренируясь выслеживать, охотиться и выживать, чтобы сильно об этом переживать. Однако это чувство пустоты никогда не исчезает. Иногда по ночам ей снятся цветные сны, и когда она просыпается в чёрно-белом мире, то ощущает в сердце холодную, пустую боль. И всё же это всегда проходит.
Они недолго идут вдоль реки, Сэнди несёт коробку со свежевыловленной рыбой, пока не добираются до места на берегу реки, где стоят кибитка и лошадь Сэнди. На крыше кибитки сидит огромный чёрный ворон, и когда Сэнди видит его, Хоуп понимает, что он встревожен.
– Что не так?
– Я пока не знаю, – говорит Сэнди. – Видишь того ворона? К его лапке привязано послание.
– Письмо? Ты никогда раньше не получал писем.
– У меня их было предостаточно, – поправляет её Сэнди. – Но ты всегда спала, когда они приходили. Маги отправляют послания друг другу с помощью воронов. Обычные люди используют голубей, но, я полагаю, магам нравится быть эксцентричными.
– Откуда ты знаешь, что новости плохие? – спрашивает Хоуп. – Это может быть что-то приятное.
Сэнди вздыхает.
– Я знаю, что они плохие, потому что сейчас день. Маги всегда отправляют сообщения после наступления темноты, если только это не чрезвычайная ситуация.
Хоуп внезапно обнаруживает, что сгорает от любопытства, её взгляд прикован к маленькому рулончику бумаги, обмотанному вокруг лапы ворона.
– Ты собираешься его открыть?
– Конечно, – говорит Сэнди. – Иди сюда, красавчик.
Он протягивает руку, ворон пикирует и садится ему на предплечье, позволяя осторожно отвязать записку от лапки. Когда он читает сообщение, его брови хмурятся, а глаза скользят по бумаге, и, закончив, он сминает записку и выдыхает.
– Ну? – не сдерживается Хоуп.
Сэнди продолжает смотреть на маленький комочек свёрнутой бумаги в своей руке. Наконец он моргает и говорит потухшим голосом:
– Собирай свои вещи, душенька. Мы уезжаем.
– Я всё ещё не понимаю, – говорит Хоуп.
Она сидит на своей кровати в кибитке под невероятным потолком – книжным шкафом. Оливер лежит, раскинувшись у неё на коленях, а она чешет его за заострёнными ушами. Сэнди сидит снаружи на месте кучера, направляя лошадь по пыльной дороге между обширными полями, далеко за западным краем великого леса.
– Это не так-то просто уяснить, – соглашается Оливер.