– Не глупи, – говорит Одд. – Луна взошла, не так ли? Так что я подниму его.
Прежде чем Хоуп успевает сказать что-нибудь ещё, Одд снова поднимает клетку Элмо и выносит за дверь.
Входная дверь хижины со скрипом закрывается, и Хоуп остаётся смотреть на серые стены и серый потолок и прислушиваться к царапающим звукам, пока Одд карабкается по дому. Затем, похоже, он оказывается на крыше. Хоуп прислушивается к неловким шагам, цокающим над головой, за которыми следует безошибочный звук шуршащих веток и шагов по коре дерева.
Она понимает, что он лезет по деревьям, чтобы вытащить клетку Элмо на лунный свет.
На долгое время всё затихает. Хоуп сидит в своей клетке, внимательно прислушиваясь, надеясь, что небо чистое и Элмо сможет искупаться в свете луны, а также надеясь, что этого будет достаточно, чтобы сделать его немного сильнее. Что ему действительно нужно, так это найти лунный пруд, подобный тому, который Хоуп посещала с Сэнди, когда впервые встретила Элмо. Там он смог бы напиться лунного света и полностью восстановить свои силы.
Когда Хоуп наконец слышит, что Одд возвращается, она подходит к прутьям своей клетки и ждёт. Дверь распахивается, и за ней стоит Одд с клеткой в руках.
Он улыбается.
– Это помогло! – восклицает он. – По крайней мере, немного. Я больше не мог рисковать. Не знаю, когда вернётся Баба.
Он заходит в дом, закрывает за собой дверь и взбирается по стремянке, чтобы Хоуп могла рассмотреть поближе.
Она сразу видит, что на чешуйчатых доспехах Элмо появился блеск, которого раньше не было. Кроме того, сейчас он проснулся и сидит, хотя выглядит сонным, а серебристый блеск его глаз тусклый. Когда клетка приближается к Хоуп, Элмо принюхивается к воздуху и оглядывается по сторонам, наконец-то видя её. Он фыркает, ёрзает и шаркает к краю своей клетки, прижимается к прутьям, пытаясь добраться до неё.
– Ты ему нравишься, – говорит Одд, и в его голосе звучит лёгкая обида из-за того, что внимание Элмо приковано к Хоуп.
Хоуп протягивает руку сквозь прутья своей маленькой клетки, и ей удаётся кончиками пальцев нежно погладить твёрдую кожу на мордочке Элмо. Эффект от цвета Хоуп мгновенный. Чешую на голове Элмо, которая раньше была только серого и чёрного цвета, теперь заливает тёмно-красный блеск, а сияние его глаз становится серебристо-голубым.
– О боже, – удивлённо выдыхает Одд, пока с восхищением разглядывает цвет Элмо. – Ну разве ты не прелесть, а, Элмо?
Миниатюрный виверн издаёт тихий трубный звук и расправляет свои крылья.
– Ему нужно больше лунного света, – говорит Хоуп. – Для начала неплохо, но он в довольно плохой форме. Боже, посмотри, какие у него тонкие крылышки! Я почти вижу сквозь них.
– Я отведу его завтра, – соглашается Одд. – И следующей ночью, и каждую ночь с этого момента. Я найду способ.
Хоуп одаривает его улыбкой, и он застенчиво отводит взгляд. Затем она позволяет своему лицу стать серьёзным.
– Ты понимаешь, почему это неправильно, не так ли, Одд? Ты понимаешь, почему Баба не должна держать всех этих прекрасных созданий взаперти, спрятанными от мира? Это причиняет им боль. Ты продолжаешь говорить, что здесь они в большей безопасности, чем были бы снаружи, но я думаю, что это просто оправдание для тебя, чтобы чувствовать себя лучше.
Разноцветные глаза Одда, один тёмный, другой светлый, смотрят на Элмо.
– Мир может быть плохим местом, – говорит он, и в его голосе слышится тьма. – Я знаю. Я это видел.
– Я тоже, – произносит Хоуп. – Но я также видела, каким замечательным местом он может быть. Я скажу тебе вот что: я бы предпочла прожить всего один день там, на свободе, чем прожить ещё сто лет в этой клетке.
Она убирает руку с морды Элмо, и чудесный цвет сходит с него. Крошечный виверн издаёт стон отчаяния.
Одд хмурится.
– Я лучше верну его на место. Баба может вернуться в любую минуту.
Однако Баба не возвращается в течение нескольких часов. Когда она входит в дверь хижины, Хоуп просыпается от беспокойного сна. Опустившись на пол, Одд бросается приветствовать свою хозяйку. Живот Бабы раздулся, на её лице появилось выражение, которое могло бы означать удовлетворение.
– Нет ничего-о-о-о вкуснее, – говорит она, положив свои длинные руки на полный живот, – чем страх маленьких детиш-ш-ш-ш-шек.
– Ты хорошо провела ночь, Баба? – спрашивает Одд, забирая у неё фонарь.
– Конечно, идиот. – Баба подходит к треснувшему зеркалу на стене, снимает испачканную серую вуаль и приводит в порядок свои редкие сальные седые волосы. – О, посмотри на мою кожу! Посмотри, насколько я выгляжу моложе и красивее, чем вчер-р-р-ра!
– Очень красиво, Баба. Это принесло тебе много пользы.
Она сплёвывает на пол.
– Что ты можешь знать, идиот? – Она оглядывает комнату, принюхивается, и её глаза встречаются с глазами Хоуп, заставляя ледяной холодок пробежать по её спине. Баба приподнимает бровь, причмокивает губами и затем отворачивается. – Я собираюсь немного поработать на прялке. Не буди меня к завтраку, глупый мальчишка. Мне нужен хороший сон.
С этими словами она уходит, и дом наполняется щёлканьем её прялки, пока она прядёт свою волшебную нить.
Следующей ночью, после того как Баба уходит в деревню, насвистывая в предвкушении напугать ещё больше детей в их постелях, Одд снова достаёт клетку Элмо из угла и готовится отнести ее на верхушки деревьев.
Однако на этот раз, прежде чем уйти, он делает ещё одну остановку, взбирается по стремянке к клетке Хоуп, достаёт ключ и открывает дверь. Она может только стоять и смотреть на него.
– Что ты делаешь?
– Я подумал, что ты, возможно, захочешь пойти с нами сегодня вечером, – говорит Одд. – В конце концов, это была твоя идея. Если бы не ты, кто знает, что случилось бы с Элмо.
Хоуп очень хорошо понимает, что бы произошло.
– Это какая-то уловка?
Одд качает своей лоскутной головой:
– Нет. Никаких уловок. Тебе необязательно идти, если не хочешь.
Хоуп крадётся к двери. Одд протягивает руку, и она наступает на его раскрытую ладонь.
– Не делай глупостей, – приказывает он. – Если ты попытаешься сбежать, я не дам тебе другого шанса.
– Тебе не о чем беспокоиться, – говорит Хоуп. – Мне всё равно не хочется гулять в лесу одной, когда я такая маленькая. Я бы и ночи не продержалась, прежде чем меня сожрал бы ястреб или сова.
Одд осторожно поднимает её и кладёт к себе в карман. Там темно, пахнет пылью и грязью, но зато мягко и тепло. Хоуп высовывает голову из кармана, когда Одд спускается по лестнице. Он поднимает клетку Элмо, снова привязывает её к талии волшебной пряжей и выходит на крыльцо. Там он забирается на крышу крыльца, демонстрируя огромную силу.
– Извини, – говорит он, когда клетка Элмо с лязгом отскакивает от стены хижины, а Хоуп катится кубарем в его кармане. – Потерпи. Почти пришли.
Теперь они лезут по дереву. Хоуп слышит шелест листьев и скрип веток.
– Вот мы и пришли, – наконец произносит Одд. Хоуп высовывает голову из кармана, впервые за долгое время вдыхая свежий, сладкий лесной воздух. Одд сидит на толстой сучковатой ветке с клеткой Элмо на коленях. Небо огромное, ясное и усеянное звёздами, а луна наполовину полная и ярко сияет.
Элмо расправляет крылья и поднимает голову, закрыв глаза, позволяя лунному свету падать дождём на чешую. Хоуп счастлива просто оказаться вне своей клетки, на открытом ночном воздухе. И она никогда раньше не видела мир таким, как сейчас. При её размерах каждый лист мог бы стать для неё лодкой в бурной реке, а на ветвях есть сучки и бороздки, за которыми она могла бы спрятаться.
Некоторое время они сидят в тишине, прислушиваясь к тихим звукам Элмо, купающегося в свете луны. Их также окружают разнообразные звуки леса: дыхание ветерка в кронах деревьев и случайное уханье совы, вой волка или одинокий зов тролля.
Одд несколько раз открывает рот, чтобы заговорить, а потом, кажется, передумывает, пока Хоуп больше не может выносить его нерешительности.
– Ты хочешь мне что-то сказать?
Одд, кажется, поражён её вопросом. Он опускает взгляд на свой карман, и Хоуп смотрит на него снизу вверх.
– Мне было интересно, – говорит он, – действительно ли ты имела в виду то, что сказала прошлой ночью? Неужели ты действительно предпочла бы прожить хоть один день на свободе, чем сто лет с Бабой?
– Да, – отвечает она и видит недоумение в его глазах. – До того как Баба забрала меня, я путешествовала по всему Доминиону со своей семьёй, свободная, как горный орёл. Мне этого не хватает. Я скучаю по своей семье. – Она чувствует, как в горле образуется комок, и сглатывает его. – Я думаю, тебе понравилась бы моя семья, Одд. Во-первых, Сэнди. Он маг и очень хороший. Он помогает людям по всему Доминиону. Я видела, как он лечил больных младенцев и избавлял деревни от хулиганов и грабителей. Я видела, как он собирал лунный свет из волшебных прудов. Сэнди знает, что значит по-настоящему заботиться о ком-то, Одд. Не так, как Баба. Сэнди оберегал меня всю мою жизнь. А ещё есть Оливер. – Она хихикает. – Он говорящий пёс. Он научился говорить из-за волшебного происшествия, когда был щенком, и с тех пор не замолкает!
Одд коротко улыбается, но вскоре снова становится серьёзным.
– Но там так опасно. – Кажется, он говорит о мире в целом. – Есть так много вещей, которые могут причинить тебе боль. Кулаками, когтями или зубами. Они могут ранить тебя словами.
– Что с тобой случилось, – спрашивает Хоуп, – что ты так напуган? Что ты предпочёл провести свою жизнь, служа чудовищу, а не жить на свободе?
Одд поднимает взгляд к чёрно-серому небу, моргает своими серыми глазами разного цвета и проклинает серый мир.
– Знаешь, я не был рождён. Я был создан.
Хоуп моргает, глядя на него из кармана пальто.
– Что?
Одд грустно улыбается ей.
– Я знаю, как выгляжу. И знаю, тебе, должно быть, интересно, как я стал таким. Всё началось с моего папы. Он был капитаном рыбацкого судна в деревне под названием Скала.