Мне казалось, что меня вот-вот стошнит.
– Но опухоль операбельная? Они смогут тебя вылечить? – Слезы вновь подступили к моим глазам.
– Мне сказали, что шансы – пятьдесят на пятьдесят.
– Пятьдесят процентов, – повторила я удивленно, цепляясь за надежду, что операция пройдет успешно. Конечно, все будет хорошо. Иначе просто не может быть.
Мэтт отстранился, дав мне время и пространство, чтобы все переварить. Я отошла от дерева, сделав пару шагов, чтобы до конца осознать услышанное. И взглянула на темное, усеянное звездами небо.
– Когда ты узнал? – спросила я.
– Месяц назад. У меня были головные боли, и я обратился к врачу.
Я повернулась к Мэтту.
– И сейчас тоже?
– Да. Сейчас тоже.
Я хотела забрать прочь эту боль, но знала, что не могу. Я ничего не могла изменить.
– Твой отец знает?
– Да, но он предпочел не реагировать. С тех пор как я рассказал ему об этом, он даже не звонил ни разу.
Я с трудом сдержала гнев. Этот жуткий человек всегда издевался над Мэттом, а затем и вовсе прогнал его из Кэмдена, а теперь, когда его сыну больше всего на свете была нужна поддержка, просто бросил его.
– Не понимаю, – сказала я, – ты же его сын.
Мэтт просто пожал плечами.
– В конце концов, я уже перестал его ненавидеть. Когда происходит нечто подобное, все становится таким несущественным. Я давно простил папу. Это все, что я могу сделать. Я сказал об этом Гордону. Мне хотелось бы, чтобы брат передал это отцу.
– Не говори так, – быстро сказала я, почти ругая его. – Все будет в порядке. И Гордону не придется ничего передавать.
– Хочется надеяться, – буркнул Мэтт.
В ветвях над нами зашелестел ночной ветерок. Скоро начнется дождь – я чувствовала это по температуре воздуха.
– В какой больнице будет операция? – спросила я.
– В Чикаго, – ответил Мэтт. – Вот почему я должен вернуться на следующей неделе.
– Я поеду с тобой, – сказала я, думая, что скажет Питер, хотя на самом деле теперь мне было это совершенно безразлично.
– Нет, – отчеканил Мэтт. – Ты не обязана.
Я подошла к нему ближе.
– Я хочу. Хочу быть рядом. И потом, так у нас будет время побыть вместе.
Мэтт произнес твердо:
– Я сказал нет, Кора. Я не хочу, чтобы ты ехала со мной.
– Почему? Если тебе нужен будет покой, я не буду приставать. Я сделаю все, что надо, чтобы помочь. А насчет будущего – решим потом. Я не жду, что ты сделаешь мне предложение. Просто дай мне провести ближайшие несколько недель рядом с тобой. Пожалуйста.
Мэтт нежно коснулся моей щеки, а я ждала ответа.
– Мне страшно, – сказала я.
Он посмотрел на меня с нежностью, а потом снова обнял крепко. Из глаз брызнули слезы, и я зашлась в рыданиях.
– Не плачь, – прошептал Мэтт, гладя меня по волосам, – пожалуйста, не надо.
– Можно я поеду? Прошу, не отказывай мне.
Я почувствовала на коже мелкое покалывание холодных капель дождя. Низко над землей стелился пронизывающий туман.
Софи
Глава 39
Я встала из-за стола и покачала головой.
– Я не хочу больше это слушать. Не могу.
– Нет, ты можешь, – твердо ответила мама. – И будешь, потому что должна. Ты не единственный человек в этом мире, кому пришлось страдать, Софи. Жизнь тяжела. И иногда невыносимо жестока, безжалостна, несправедлива, но, так или иначе, все трудности можно преодолеть. Да, за последнее время судьба потрепала тебя сильнее, чем многих, надо отдать тебе должное, но это не значит, что надо опустить руки и сдаться. Тебе придется продолжить бороться каждый божий день, и рано или поздно печаль уйдет. Ты станешь сильнее, снова найдешь радость в жизни, и все станет проще. Из этой волны неприятностей ты выйдешь более подготовленной к следующей волне. А они будут всегда.
Я слышала, что говорит мама, но думала о том, что она рассказала мне о той ночи на лужайке в Уэлсли. «Я боюсь», – сказала Кора Мэтту.
Я снова села.
– Меган тоже сказала эти слова: «Я боюсь». В больнице. Ей тогда оставалось жить всего пару дней… Сказала, что боится умереть.
Мама наклонила голову:
– А что ответила ты?
– Соврала, что на небесах ее ждут красивые добрые ангелы, что они будут любить ее и заботиться о ней.
Я сглотнула – в горле комом стояло отчаяние и грусть.
– А потом Меган спросила, встретимся ли мы с ней там, и мне пришлось признаться, что я с ней пойти не смогу. Что ей придется отправиться в это путешествие одной.
У меня свело спазмом гортань. Следующие слова я с трудом смогла произнести:
– И тут она сказала: «Но я хочу, чтобы рядом была моя мамочка».
Я закрыла лицо руками.
Я никому не рассказывала об этом диалоге, даже Майклу. Так и не смогла до сегодняшнего дня повторить это вслух. Я даже не могла вынести саму мысль, что мне придется кому-то об этом поведать.
– Ты все правильно сказала, Софи, – тихо произнесла мама.
– Правда? – всхлипнула я.
Господи….
– Да, ты была отличной матерью. Этого никто не сможет отнять. Ни у тебя, ни у нее. Меган прожила прекрасную жизнь. Ты любила ее гораздо больше, чем любая другая мать любит свою дочь.
Слезы застилали глаза, и я изо всех сил попыталась от них избавиться. Мама встала и достала из коробки рядом с телефоном салфетки, протянула мне одну, и я стерла капли с лица.
– Папу прооперировали? – спросила я, облизав губы и пытаясь придать голосу уверенности. – Вы поехали в Чикаго вместе? Он разрешил тебе остаться?
– Да, – сказала мама, садясь за стол.
– И что дальше? – Я отчаянно хотела узнать ответ. – Операция прошла успешно? Он остался жив?
Мама уставилась в окно и сделала глубокий вдох, прежде чем рассказать мне оставшуюся часть истории.
Горы
Глава 40Кора
После того как Мэтт открыл мне подробности предстоящей операции, я вернулась в свою комнату. Хотя я ничего так не хотела, как остаться с любимым, снова сесть в машину и уехать с ним. Заставить себя уйти – тем более в такой момент – было самым трудным, что мне пришлось когда-либо сделать в жизни.
Той ночью я совсем не смогла уснуть. Все время ворочалась и плакала. В конце концов я встала с кровати и села на подоконник. Когда на горизонте наконец появилось солнце, я выждала пару часов, позвонила в квартиру Гордона и попросила Мэтта приехать за мной.
Тот отказался наотрез. Сказал, чтобы я не пропускала занятия. Сказал, что будет ждать меня на улице после пар. Это было его главное условие – он не собирался мириться с тем, что я прогуливаю колледж.
Тем вечером мы пообедали вдвоем, а потом бродили по городу, держась за руки, и говорили обо всем. Не только о болезни Мэтта. Но и обо всем хорошем. О книге, над которой он снова работал.
Листья уже начали опадать, но в воздухе все еще чувствовался запах лета. Мы долго гуляли, посидели под деревом, и я еще никогда так не была счастлива, что живу и что Мэтт рядом. Несмотря на ужасную новость, которую он сообщил накануне вечером, я все же считала, что мне повезло – ведь мне были даны все эти часы с ним. Все в тот день было таким знакомым – запах осенних листьев в воздухе, звук голоса, знакомый аромат его кожи.
К моменту, как на городок опустилась ночь, я поняла, что Мэтт – моя родственная душа. С Питером я ничего подобного не испытывала никогда.
Не пойми меня неправильно. Я очень любила Питера и чувствовала себя предательницей, но наши с ним отношения были совсем другими – практичными и целесообразными. Мы были лучшими друзьями, и я уважала его. Питер был порядочным и честным, из хорошей семьи. Мои родители его обожали – судьба Мэтта их как-то никогда не волновала, – но все это не имело никакого значения по сравнению с тем, как хорошо мне было с Мэттом. Всякий раз, когда мы были вместе, все в мире становилось на свои места, и я знала, что рано или поздно придется признаться в этом Питеру и родителям.
О, как же я боялась даже думать об этом.
Я не стала откладывать этот разговор в долгий ящик. Я чувствовала, что важно поступить правильно. Питер ждал бы от меня именно этого, и уверена, если бы с ним произошло что-то подобное, я бы тоже прежде всего ждала от него объяснений.
Я снова опустила монету в таксофон, села на стул и с тяжелым сердцем выслушала, как монеты звякнули внутри аппарата.
Через мгновение Питер снял трубку.
– Привет, Кора. Надеюсь, что у тебя что-то важное, потому что я очень занят. Никак не могу свести баланс.
Я беспокойно сглотнула и подумала, что, наверное, не стоит сейчас ему ни о чем говорить…
Молчание затягивалось, и каждая секунда, как мне казалось, тянулась дольше минуты. Питер не выдержал и спросил:
– Все в порядке?
Пытаясь унять нервную дрожь, я выпрямилась. Мне было почти физически больно.
– Не совсем, – сказала я. – Плохие новости. О Мэтте.
На другом конце провода замолчали, и я чуть не умерла от ужаса.
– В общем… не знаю, с чего и начать. Ему плохо. Он болен, Питер. У него… – Я запнулась. – У него рак мозга, – выпалила я наконец.
Даже от самих этих слов мне было так больно, как будто меня пырнули ножом в живот. Я сделала глубокий вдох и заставила себя продолжить. Нельзя было расклеиваться, не сейчас.
– Боже мой, – произнес Питер.
Пару секунд мы оба молчали.
– Он поправится? Врачи могут с этим что-то сделать? – спросил наконец Питер.
– Они попытаются удалить опухоль, – объяснила я. – Мэтт сказал, что шансы невелики, пятьдесят на пятьдесят. Но он молод и здоров, и поэтому операция может пройти хорошо.
– Пятьдесят на пятьдесят. Негусто, Кора.
У меня засосало под ложечкой, и я закрыла глаза.
– Я не из-за этого тебе звоню, – сказала я. – Слезами горю не поможешь. И, кроме того, я не согласна. Я думаю, что пятьдесят на пятьдесят – это очень даже много. Мы должны надеяться на лучшее, верить в хороший результат. Обещай мне, что будешь верить.