— Ты же не знаешь, кто такие ильмеки? На что они способны? Ты пришел за помощью. И ты получишь ее.
— Ты поможешь мне, да? — я вдруг на секунду стал счастлив. — Скажешь, где родители? Чем я смогу тебя отблагодарить?
Ицли поднялся на ноги. Он был ниже меня всего на пару сантиметров, и его глаза в упор смотрели на меня.
— Вы, люди, слишком необычны. Странны. Вы желаете многого, но хотите совершенно иного. Зачем вам эта сила? Если вы не можете ее использовать?
— Какая еще сила?
— Сила менять прошлое.
— Зачем его менять?
— Ты задаешь пустые вопросы, — Ицли сузил глаза. — И сам знаешь на них ответы. Ты пришел разговаривать сам с собой?
— Нет, я хочу…
— Ты желаешь, чтоб это услышали все? — казалось, ильмек удивляется.
— Мне нужно вернуть штуковину! Больше ничего! — закричал я.
— Как просто… Но разве это именно то, что желаешь ты? — Ицли говорил со мной, но смотрел на Шандар.
— Я хочу многого, ты прав. Но это — первое из всего.
— Ты не видишь ствола за лианами. Не принимаешь жизнь такой, какова она есть. Пытаешься менять то, что менять не нужно.
— А что нужно?! Что? Да, я ищу родителей. Но есть такое понятие — «совесть».
— Проще не вернуть вещь. Проще — не брать. Дай руку. В тебе есть эта сила. И ты способен понять сразу. Но, поняв, подумай — а стоит ли оно того?
Ицли протянул мне руку, и я автоматически подал ему свою. Вскрикнула Шандар.
В одно мгновение померкла и опушка леса, и ильмек, и Шандар с Леной…
11. Брисс
Торговец сделал шаг нам навстречу, невзначай закрывая проход вперед, и радушно показал на вход в свою лавку:
— Заходите, заходите! У меня в лавке вы найдете всё, что угодно душе и телу. Здесь чудо становится реальностью!
Я споткнулся. Этот торговец, и его лавка… весь этот день, когда на нас напали. Разве он может повториться? И куда делся ильмек, которого мы встретили на опушке леса? Он что-то говорил про изменение прошлого. И что лучше не вернуть, а не брать…
Шандар с Леной уже собирались прислушаться к словам торговца, но я их остановил:
— Подождите меня здесь. Это важно. И ты, Шандар, тоже.
Но я зашел. Палящее солнце осталось за дверью, а здесь был свежий приятный чуть прохладный воздух, напомнивший мне о море.
Я медленно шел вдоль стены, разглядывая стоящие на полках безделушки — красивые, но не задерживающие мой взгляд на себе. Лишь невзрачный камешек под стеклом привлек мое внимание. С виду он казался простым булыжником, но стоило чуть двинуться или посмотреть под другим углом, он внезапно изменял и цвет, и форму, и прозрачность. Представлялся то зеленым авантюрином, то розовым турмалином, то фиолетовым чароитом, то мерцающим опалом, то голубым сапфиром.
Если же сейчас повернуться, то можно увидеть некую штучку. Действительно. Она блестела, находясь в затененной нише, излучая собственный свет, вспыхивающий то зеленым, то красным, то фиолетовым. Тонкие, казавшиеся стеклянными, нити, тянущиеся из утолщения в средней части, двигались изломанными движениями. Вся эта конструкция стояла на множестве тонких красных иголок и словно кружилась на одном месте: иголочки то появлялись, то исчезали, создавая иллюзию вращения.
И вместе с тем, предмет не выглядел живым. Он казался искусным механизмом, созданным безумным резчиком по камню, и показывающим зрителю именно то, что тот хотел увидеть в данный момент.
— Будете брать? — любезно спросил торговец, заметив мой пристальный взгляд.
— Зачем мне это? — не менее любезно ответил я таким тоном, чтобы он не понял — хочу ли я отказаться от покупки, или просто хочу узнать больше о предмете.
Торговец предпочел считать правильной вторую версию.
— Этот предмет не имеет аналогов во всей обитаемой части Вселенной. Он позволяет видеть то, что недоступно простому взору. Активизирует мыслительные процессы смотрящего на него, одновременно успокаивая и расслабляя…
Я делал вид, что внимательно слушаю его, а сам пытался понять — что же такое на самом деле эта игольчатая конструкция.
— И сколько это стоит? — перебил я торговца.
Торговец поперхнулся и совершенно неожиданно сказал:
— Для вас — бесплатно.
— А вы сколько заплатили за него? — насмешливо спросил я.
— Эта вещь сама выбирает себе хозяина… — тихо ответил торговец.
— Она не нужна мне.
— Вы не можете отказаться. Она не позволит.
— Вот еще! — возмутился я.
Торговец осторожно вынул из ниши предмет и поставил его на прилавок передо мной. Я скептически посмотрел на торговца и на игольчатый предмет в ожидании, когда тот начнет заставлять меня его взять. Что он применит: гипнотическое воздействие? Эмпатическую привязанность? Наркотическую зависимость? Угрозы? Щедрые обещания? Что может предмет?
Ерунда. Не стоит даже внимания на него обращать.
Иголочки замельтешили быстрее, поплыли, становясь еле различимыми, и исчезли.
Всё исчезло.
Я вспомнил.
Теплый летний дождь, мелкими каплями сеющийся по лицу. Солнце, с трудом пробивающееся сквозь белые облака на горизонте. А над головой — синее небо. И непонятно — откуда капает, ведь нет туч в этой глубокой синеве.
Не нужно прятаться от дождя — это просто вода, ничем не загрязненная: ни радиацией, ни ангидридами, ни мелкой ядовитой пылью. Да, такое бывает. Но тогда я об этом не думал. В том возрасте такое и в голову не приходит: как можно сомневаться, что вода иногда совсем не то, что можно пить или в чем можно купаться.
Мне хорошо. Меня распирает от желания или крикнуть, или подпрыгнуть, или пойти колесом, а лучше всё сразу. В общем, сотворить нечто такое, от чего станет еще лучше и радостнее. А ведь произошла такая малость: со мной заговорила Ли Ло-вэй. И не важно, что она спросила какую-то форменную чепуху, что-то там о задании на выходные. Главное, что она вообще со мной заговорила! До этого я был для нее пустым местом. Ну, не совсем пустым, а чем-то вроде шкафа или стула, который стоит на проходе и мешает пройти.
Приятно быть не мебелью, а живым человеком. Если она спросила раз, то, вполне возможно, спросит и другой. Но Ли — девушка умная, не чета нам, разгильдяям. Чтобы вызвать ее интерес, надо знать что-нибудь, что она не знает, и успеть вставить это в разговор, пока она еще смотрит на тебя.
В чем я могу быть лучше других? Что этакого не знает и чем не интересуется ни один из моих сверстников? Ладно, посмотрим, что можно будет к месту сказать. А то брякнешь невпопад — только хуже сделаешь.
— Принес? — спрашивает она назавтра.
— Конечно! — я выкладываю перед Ли то, что обещал.
— О, тут много…
— Много, — глупо подтверждаю я. Хоть бы еще спросила. И спрашивала так без конца. Сегодня, завтра, всегда-всегда. А я бы отвечал…
— Илья!!
Так, Ли недовольна. Неужели я прослушал, что она мне сказала? Что-то важное? Или у меня настолько дурацкий вид?
— Что? — только и могу сказать с виноватым видом.
Ло-вэй сменяет гнев на милость:
— Я говорю — поможешь сумку донести? А то твои задания слишком тяжелые…
— Конечно! Разумеется!!
Мой энтузиазм, наверно, бьет через край, но ничего с собой поделать не могу. Уж я донесу! Это ж надо! Вот как случается!!
Голые эмоции и сплошные выражения вместо слов. Я еще не знаю, что за большой радостью приходит большая печаль. У меня и радостей-то раньше никаких не было.
Мы идем до ее домика. Она — впереди, а я — сзади, тащу две тяжеленные сумки. Ерунда! Главное, что я с ней рядом. Ну, почти. Короче, вместе. Вот. Мы — вместе. Идем. Клёво. А ведь Ли могла бы позвать любого. И любой бы согласился проводить ее. Но выбрала она меня! Значит, что-то она во мне нашла. Интересно, что?
Мы на секунду останавливаемся, и Ло-вэй открывает дверь в домик.
— Зайдешь? — легко спрашивает она. — Предков дома нет…
— Ага, — сиплю я. Это всё пыль — в горле пересохло. Я набираюсь наглости. — Водички бы выпить…
Ли хмыкает, улыбается и впускает меня в дом. Я осторожно захожу, оглядываясь.
— Не боись! — фыркает Ли. — Никто не укусит!
Не укусит. Ну, наверно. Я ей верю. Ведь это — Ли Ло-вэй! Она не может говорить неправду.
— Ай! — я вздрагиваю и застываю — что-то мокрое тычется мне сзади в шею.
Ли хохочет. «Это ж — цвирра», — сквозь смех выговаривает она. Тогда и я облегченно смеюсь. Кидаю сумки, куда Ли мне показывает, и отправляюсь вслед за ней на кухню. Я внимательно смотрю, как она мне наливает эту воду, которая булькает в прозрачном стакане тонкого стекла, как подает мне стакан, как я беру его, случайно соприкасаясь с Ли пальцами, и чуть не роняю от неожиданности.
Нужно владеть собой. Еще не хватает побить в гостях посуду и облить хозяйку.
— Ты пока попей, я сейчас, — быстро говорит Ли и убегает в комнату.
Я жду. Наверно хочет приодеться. Или, там, украситься. Девчонки — они все такие.
— Ну, как? — спрашивает она, появляясь.
У Ло-вэй на шее висит светло-зеленый ограненный камушек на серебряной цепочке. Большой камень, качественно обработанный.
— Красивый берилл, — брякаю я.
— Дурак, это — изумруд, — окатывает меня презрением Ли и хвастается. — Чжан подарил.
— Да нет, это точно — он, — продолжаю настаивать я. — Изумруд же тоже берилл, только определенного цвета — темно-зеленого. А у тебя — светлого.
— Ах, какой он умный! — зло возмущается Ли. — Если Чжан сказал, что изумруд, значит изумруд! Чжан всякую гадость мне не будет дарить! Давай, вали отсюда! Знаток, тоже мне…
Она распахивает дверь и показывает пальцем на выход.
А ведь сам виноват. Никто не тянул меня за язык, не просил рассказывать правду о камне. Ведь она и позвала меня для того, чтобы я восхищался, как знаток. А я разрушил все ее надежды.
Я выхожу на крыльцо домика Ли, смотрю в это тусклое небо, второй день моросящее мокрым гнусным дождиком, и понимаю, что так будет всегда. Я всегда буду всё портить. Всегда буду говорить ненужные глупости.