– Можете оценить силу боли по шкале от одного до десяти? – спросил Скотт. – Если десять – невыносимая боль, то…
– Семь, – прошептала Анджела.
Парамедики коротко переглянулись и продолжили расспросы.
– Заболевания сердца у родственников?
– Дяде четыре года назад сделали шунтирование. Ему было пятьдесят восемь.
– А сколько вам сейчас?
– Тридцать два.
– Принимаете какие-либо лекарства? Курите?
– Нет.
– Употребляете какие-то препараты? Кокаин, возбуждающие, успокаивающие, амфетамины, марихуана?
– Нет.
– Уверены? – жестко спросил Скотт. – Анджела, мы должны знать все, иначе не сможем вам помочь.
Я понимала его сомнения: трудно представить, что у молодой здоровой женщины ни с того ни с сего случился сердечный приступ!
– Ничего такого она не принимает! – воскликнула я, чувствуя, что должна ее защитить.
Парамедик Джон, тот, что покрупнее, повернул голову и в первый раз внимательно взглянул на меня. Взгляд его скользнул по моему животу. Затем, снова повернувшись к Анджеле, Джон надел на нее кислородную маску и подключил катетер.
– Похоже на инфаркт, – проговорил он как бы про себя.
Скотт уже связывался по рации с больницей.
– Женщина, тридцати двух лет, предположительно инфаркт миокарда. Боль началась час назад, отдает в левую руку. Сильное потоотделение. В семье есть случаи кардиологических проблем. – После короткой паузы: – Нет, дядя. Наркотиков не принимает, других факторов риска нет. – Еще пауза. – Кислород дали. Прошу разрешения применить аспирин и нитроглицерин.
Скотт кивнул и щелкнул пальцами Джону; тот мгновенно приподнял кислородную маску и сунул Анджеле под язык таблетку.
Вдруг сильная боль пронзила мне низ живота.
– О боже, нет! – пробормотала я, обхватив живот и глядя вниз, себе под ноги.
Скотт отключил рацию и подошел к Анджеле.
– Ну вот, теперь поедем в больницу, – И повернулся ко мне: – А с вами все в порядке?
– Не совсем, – пробормотала я. – Кажется, у меня только что отошли воды.
Миа схватила меня за плечо:
– О господи! Ты что, рожаешь?
– Где ваши родители? – спокойно поинтересовался Скотт. Его, похоже, ничто не могло вывести из равновесия.
– Они живут в Бар-Харборе, – объяснила я. – Анджела – моя тетя. Сейчас я живу у нее. А это моя сестра.
Секунду или две Скотт вглядывался в перепуганное лицо Миа.
– Думаю, лучше всего вам обеим поехать с нами. Прямо в «Скорой». – И вместе с Джоном начал перекладывать Анджелу на носилки. – Как вас зовут? – спросил он, снова обернувшись ко мне.
– Кейт.
– Рад познакомиться, Кейт. Собирайте вещи, но поторопитесь. Через минуту нам на выход.
Глава двадцать восьмая
– Как она? – спросила я у Скотта, когда машина набрала скорость.
Джон сидел за рулем. Едва мы выехали на дорогу, он включил сирену.
– А почему бы ее саму не спросить? – ответил Скотт. – Анджела, как вы себя чувствуете?
Анджела лежала на носилках под кислородом; говорить она не могла, так что просто подняла оба больших пальца вверх.
– Все будет хорошо, – успокоил меня Скотт. – Пробок сейчас нет, до больницы доедем минут за десять. А вы, Кейт? – Он внимательно посмотрел на меня. – Схватки чувствуете?
Я покачала головой:
– Нет. После того как воды отошли, ничего больше не чувствую. Это нормально?
– Вам не о чем беспокоиться, – ответил он. – В больнице о вас позаботятся.
Однако не беспокоиться я не могла. До даты родов, которую называли врачи, оставалось еще три недели. Почему я рожаю преждевременно? Хорошо бы просто из-за стресса…
– Если позволите, можно спросить: сколько вам лет?
Разговаривая со мной, Скотт одновременно возился с Анджелой – проверял катетер, мерял давление. Как будто для него это самое обычное дело! Я следила за его работой, затаив дыхание.
– Шестнадцать, – ответила я.
– Вы из-за беременности не живете с родителями?
– Да, – ответила я. – Но это только пока не родится малыш. То есть они не выгнали меня из дому, ничего такого. Просто… ну, мы живем в маленьком городке, поэтому решили, что так будет лучше.
– И что дальше? Отдадите ребенка на усыновление?
– Почему вы так думаете? – с любопытством спросила я. Мне важно было его мнение: ведь сама я так и не решила, что буду делать после родов.
Скотт пожал плечами:
– Рожаете здесь, а не дома… Иначе зачем держать в тайне? Рано или поздно все узнают.
Рассуждение было разумное; я уже собиралась сказать, что еще не решила, но склоняюсь к тому, чтобы оставить ребенка себе, как вдруг в разговор вступила Миа:
– По-моему, не надо никому ее отдавать. Это как-то неправильно. Пусть растет с тобой. У меня предчувствие, что твоя дочка будет какой-то особенной.
– Дочка? А почему вы думаете, что будет девочка?
Миа пожала плечами:
– Не знаю. Просто такое ощущение. Так или иначе, – она снова повернулась ко мне, – не бойся ничего! Вместе мы уговорим папу и маму. Обещаю, я буду на твоей стороне!
Никогда я не любила сестру так сильно, как в эту минуту.
Вдруг Джон вскрикнул: «Черт!» – и отчаянно ударил по тормозам.
Дальше все произошло страшно быстро. Мы с Миа повалились друг на друга, в следующий миг раздался громовой удар и скрежет, и машину развернуло поперек дороги. Позднее я узнала, что мы врезались в грузовик.
Грохот, скрежет металла, звон разлетающегося стекла почти оглушили меня. Я распласталась на скамейке. Миа навалилась на меня всем телом, словно какая-то страшная сила впечатала ее в меня; я чувствовала, как беспомощно дергаются надо мной ее руки и ноги. И слышала еще один кошмарный звук – хруст черепа. Ее черепа.
Когда Джон ударил по тормозам, каталка с Анджелой сорвалась с места. Помню, как Анджела падает на пол… машина переворачивается, я тоже куда-то лечу, врезаюсь со всего маху в шкафчик с медикаментами… ужасная боль в животе… больше не помню ничего.
Глава двадцать девятая
Авария произошла в 5.58 утра. Позже мне рассказали: в вечерних новостях сообщили, что водитель грузовика всю ночь не спал – помогал своей девушке с переездом.
Он уснул за рулем. Погиб мгновенно – вылетел через ветровое стекло.
Очнулась я двенадцать дней спустя, и первым звуком в моей новой жизни стал монотонный писк кардиомонитора. Он и подсказал: что-то не так.
Попробовала открыть глаза – и не смогла: тело мне не подчинялось. Затем – пульсирующая в голове боль и медленное осознание…
Я в больнице. «Скорая», на которой мы ехали, попала в аварию.
– Кейт! Ты меня слышишь?.. Кажется, приходит в себя! Лестер, скорее, позови кого-нибудь!
Я была как в тумане, головная боль мешала думать; и все же я узнала голос матери. Почувствовала, что левая рука у меня в гипсе.
А в следующий миг вернулись воспоминания – и обрушились на меня, словно ослепляющий свет фар.
Мы мчимся в больницу. Вдруг – удар. Скрежет. Каталка с Анджелой переворачивается…
Меня охватил ужас, стало трудно дышать.
– Ребенок… – прохрипела я. – Что с ребенком?
В палату вбежал отец вместе с медсестрой, она принялась щупать мне пульс и мерить давление. Я не понимала, почему никто мне не отвечает.
– Ребенок… – шептала я. – И Миа… Где Миа?
– Пожалуйста, не волнуйся, – проговорил отец. – Нам нужно удостовериться, что все в порядке.
– Что ж, у нее все хорошо, – сообщила медсестра. – Пойду позову доктора.
Мама разрыдалась.
Двигаться я почти не могла, но каким-то невероятным усилием сумела положить руку на живот.
Он был плоским.
Отец склонился над моей кроватью.
– Мне очень жаль, Кейт, – тихо проговорил он. – Авария была страшная. Все погибли. Тебе очень повезло, милая. Не выжил никто, кроме тебя.
«Повезло»?! Мне казалось, отец столкнул меня с крыши небоскреба и я лечу, набирая скорость, в какое-то царство тьмы. Тьма и бесконечный ужас. Нет, это сон! Такого просто не может быть! И все же… я ощущала под рукой свой плоский живот и шрам над лобком. Значит, все правда. Ребенка во мне больше нет. Его вырвали у меня – и я опустошена и сломлена.
Ребенок умер.
И Миа, и Анджела… все мертвы.
Только я жива.
Мне говорили, что это чудо. Погибли на месте все – оба парамедика, Анджела, Миа, мой нерожденный ребенок.
А я осталась.
Но почему я?
Снова наше время
Глава тридцатая
17 февраля 2007 года
Помните женщину из замерзшего озера? Ту, которую мы привезли в больницу без признаков жизни? Прежде чем ее реанимировали, она была мертва не меньше сорока минут. Звали ее Софи. Почему-то я никак не могла ее забыть.
– Ты не знаешь, та утопленница из озера вышла из комы? – спросила я у Билла, когда мы ехали на очередной вызов.
– Вчера как раз о ней спрашивал, – ответил он. – Говорят, так и не очнулась. Может быть, навсегда останется «овощем».
Я выглянула в окно. Мы мчались мимо детской площадки.
– Притормози, хорошо? Здесь повсюду дети.
– «Притормози», «не спеши» – только это от тебя и слышу! А ничего, что мы «Скорая помощь»? Нам вообще-то положено спешить!
– Ты же знаешь, как я к этому отношусь, – ответила я.
Мы с Биллом полгода проработали вместе, прежде чем я решилась рассказать ему о катастрофе, случившейся двадцать лет назад. Он удивился, что после такого ужаса я решила пойти в парамедики – как удивляются большинство людей, когда об этом слышат. Я и сама не знаю, чем это объяснить. Должно быть, я просто рождена для этой работы.
Мы проехали квартал насквозь и едва не столкнулись с двумя полицейскими машинами, выруливающими из-за угла.
На месте происшествия – парковке в криминальном районе – полицейские оттесняли на тротуар зевак. Пострадавший лежал лицом вниз на асфальте, рядом с проржавевшим белым грузовичком. Мы с Биллом вытащили носилки и бегом бросились к нему.
Возле тела истерически рыдала женщина.