– Вдвоем и в несколько приемов, – с улыбкой объяснила Элизабет.
– Жаль, меня с вами не было, – проговорила я.
– Ты всегда любила гулять по пляжу, – заметила бабуля. – Помнишь, когда была маленькой?
– Да, ты водила меня на берег моря каждый день, – задумчиво ответила я.
На миг меня захлестнули воспоминания, а с ними волна любви к бабушке, бедной маме, Райану – ко всем, кто подарил мне чудесное детство.
Я взяла бабулю за руку, поднесла эту хрупкую, с набухшими старческими венами руку к губам и поцеловала, а затем прижала к щеке.
Как я хотела бы, чтобы бабуля осталась со мной навсегда!
Болезни, смерть – зачем все это? Кто это придумал? Почему люди не могут жить вечно?!
Бабуля смотрела на меня с несказанной нежностью; в ее глазах я прочла те же чувства. Она тоже вспоминала мое детство, годы, проведенные вместе, изобилие радости и любви – и жалела, что всему этому приходит конец.
– Как хорошо, что мы есть друг у друга, – сказала она тихо. – Что мы еще вместе.
В этот миг я встретилась глазами с Элизабет – и едва не вскрикнула от изумления. Она не сводила с нас взгляда, и в нем было столько одиночества, столько боли!.. В следующий миг она отвернулась, словно разрывая незримую связь, и бесшумно отошла к плите, где кипел и бурлил, требуя ее внимания, суп из морепродуктов.
– Отлично придумано с камнями, – заметил Райан вечером, после того, как мы попрощались с Элизабет.
Едва мы встали из-за стола и я начала собирать посуду, бабуля сказала, что устала и хочет лечь спать. Элизабет предлагала помочь с мытьем посуды, но мы уговорили ее не утруждать себя. Она и так отработала сегодня дольше оговоренного.
– Мне тоже понравилось, – ответила я, складывая тарелки в посудомоечную машину. – Я же тебя говорила: не зря мы выбрали Элизабет! Бабуля очень ею довольна. И рисование – отличная идея. Надеюсь, она будет рисовать, даже когда… ну, когда ей станет трудно разговаривать, то сможет выражать свои чувства в красках.
– Согласен, – кивнул Райан, убирая в холодильник масло и остатки салата. – И очень любезно со стороны Элизабет было приготовить нам ужин. Это ведь не входит в ее обязанности. Или входит?
– Нет. Но она говорит, что хочет вести себя как член семьи, чтобы бабуля к этому привыкла. Через некоторое время, когда бабушка начнет забывать, кто из нас кто и кем мы ей приходимся, Элизабет станет для нее просто еще одним близким человеком.
Оба мы немного помолчали.
– Да, разумно, – сказал наконец Райан.
Я закрыла дверцу и включила посудомойку. Машина негромко загудела.
– Как она сегодня? – спросил Райан.
Я обернулась:
– Кто? Бабуля или Элизабет?
– Бабуля, конечно, – усмехнувшись, ответил он. – Происшествий не было? Никаких ключей от машины в морозилке?
Я рассмеялась.
– Нет, сегодня был хороший день. Без происшествий. Элизабет сказала, что будет звонить нам, если возникнут какие-то непредвиденные сложности. А обо всем, что произошло за день, ты можешь прочесть в отчете.
– Она и ежедневные отчеты пишет? – спросил он, подняв бровь.
– Да, вот.
Райан поднес к глазам исписанный от руки лист бумаги.
– Она что, не умеет пользоваться компьютером?
– Говорит, что предпочитает писать по старинке, ручкой на бумаге. Если ты заметил, Элизабет вообще не очень-то дружит с техникой.
– Мобильник у нее есть, – возразил он.
– Да, но какой? Какой-то динозавр – «раскладушка» из девяностых. И она по нему только разговаривает. Голосом. Ни СМС, ни «Твиттера».
– С ума сойти! – Райан прислонился к холодильнику, скрестив руки на груди. – Восхищен такой приверженностью старине.
– Она говорит, что старается каждую минуту жить в полную силу. Идти по жизни, подняв голову и глядя по сторонам, а не уткнувшись в экран.
– Хорошо сказано, – задумчиво кивнул Райан.
– Да, мне тоже понравилось. Нам всем стоит иногда отрываться от телефонов и компьютеров, верно? Кстати, как насчет того, чтобы поехать в кафе и поесть мороженого?
– Я бы с удовольствием, – ответил он, – но не стоит оставлять бабушку одну. Лучше съезди купи мороженое, и полакомимся дома.
Он покрутил на пальце ключи от машины и бросил мне.
– Как думаешь, Элизабет согласится угощать нас божественным ужином каждый вечер?
– Не знаю, – ответила я, открывая дверь. – Может, сам у нее спросишь?
Глава сорок пятая
Неделю спустя я пригласила Элизабет остаться у нас на вечер, посмотреть по телевизору «Что случилось прошлой ночью» – старый фильм с Деми Мур. Рабочее время Элизабет уже закончилось, так что мы решили устроить классический «девичник» с кино и воздушной кукурузой.
Элизабет принесла сырой попкорн и сама поджарила его в духовке, добавив в равных долях оливкового и канолового масла. Такого вкусного попкорна я никогда не пробовала.
Райан был на дежурстве в больнице, а бабуля, как обычно, рано легла спать. Джастина, дежурившего у нас в вечернее и ночное время, я отпустила до полуночи. Он был только рад – работать придется меньше, а заплатят столько же!
Когда по экрану поползли титры, я заметила, что Элизабет утирает слезы.
– Я и забыла, как люблю этот фильм, – призналась она. – В первый раз смотрела его еще в школе.
– Фильм отличный! – согласилась я. – Какой лапочка Джим Белуши, правда? Он здесь просто прелесть!
Она глубоко вздохнула.
– Ладно, думаю, мне пора идти. Только помогу тебе прибраться.
Элизабет взяла пустую миску из-под попкорна, а я собрала стаканы. Всю посуду мы отнесли на кухню и сложили в раковину.
– Ты уже решила, куда поступишь после бакалавриата? – спросила она, заливая все водой с жидким мылом.
– Никак не могу выбрать, – призналась я. – Хочется всего и сразу. Но это мой последний год в Далхаузи, так что выбирать придется.
– А какие у тебя варианты?
Я достала из буфета чистое посудное полотенце.
– Хочу лечить людей. Но пока не знаю, идти ли в физиотерапию, в трудотерапию или, может быть, даже в медицинский институт.
– По стопам отца? А что у тебя с оценками?
– Тут все в порядке, я круглая отличница, – ответила я. – А в последнее время, после того, что случилось с бабулей, думаю: может, стать гериатрической медсестрой и пойти работать в дом престарелых?
Элизабет кивнула:
– Все это звучит отлично. Что бы ты ни выбрала – будешь права.
– Поэтому выбрать так трудно. Я хотела бы заботиться о больных стариках, облегчать им жизнь, приносить радость, понимаешь? А с другой стороны, вдруг мне удастся найти лекарство от болезни Альцгеймера? В последнее время я много о ней читала…
Элизабет сполоснула стакан под проточной водой и передала мне; я вытерла его и поставила вверх дном в буфет.
– А как насчет личной жизни? – спросила она. – Есть кто-нибудь на примете?
Я вздохнула:
– Сейчас нет. У меня были парни, но всякий раз что-то не складывалось. В школе год встречалась с мальчиком по имени Роберт. Сейчас он инструктор по гольфу в Галифаксе. Мы до сих пор дружим.
– Приятно слышать. – Она сполоснула и передала мне второй стакан.
– В первый год в университете встречалась с одним, тоже около года, а потом застала его с однокурсницей – на том все и кончилось.
– О, сочувствую.
– Ну а как бы ты поступила на моем месте?
– Послала бы его подальше, и дело с концом! – ответила она, подтолкнув меня локтем.
– Так я и сделала! – ответила я, и обе мы рассмеялись.
Пока Элизабет мыла миску из-под попкорна, я молчала и любовалась ее профилем в резком искусственном свете. А ведь она красавица, думала я. Невысокая ладная фигурка, чуть вздернутый нос, выразительные глаза… Есть в ней что-то от Николь Кидман, если не считать разницы в росте и коротких, торчащих во все стороны угольно-черных волос.
А главное, в ней есть внутренняя красота. Спокойный оптимизм, уверенность в себе. Что-то надежное, прочное и по-настоящему доброе.
– Иногда ты напоминаешь мне маму, – вырвалось у меня; и я удивилась тому, что произнесла это вслух.
Губы Элизабет изогнулись в легкой грустной улыбке, словно мое замечание ее растрогало.
– Наверное, ты очень по ней скучаешь, – проговорила она.
– Очень. Она была замечательная. Лучшая мама на свете! Я всегда чувствовала, что она меня любит, что для нее нет в жизни ничего важнее меня.
– Не сомневаюсь, так оно и было. – Она протянула мне миску; я вытирала ее, а Элизабет тем временем споласкивала вилки. – А твой родной отец? Сколько тебе было, когда…
– Родного отца я совсем не помню, – объяснила я. – Он умер, когда мне и года не было. А ты, Элизабет? Расскажи про своих родителей.
Она вытащила из раковины пробку, чтобы дать стечь мыльной воде.
– С мамой я всегда ладила лучше, чем с папой. Он был слишком… – На мгновение Элизабет задумалась. – Слишком жестким. Не одобрял некоторых решений, принятых мною в юности. Мы спорили и ссорились. В конце концов я взбунтовалась и лет пять вообще не общалась с родителями. А потом мама заболела. Почти как твоя.
– Тоже рак груди? – сочувственно спросила я.
– Яичников. Она скончалась десять лет назад.
– О, мне очень жаль.
Элизабет кивнула, принимая соболезнования.
Другие вопросы я задавать боялась – чувствовала, что Элизабет рассказывает о молодости без охоты. Быть может, стыдилась чего-то в прошлом. И все же меня не оставляло любопытство: хотелось узнать об этой необычной женщине как можно больше.
– А твой папа? – осмелилась я спросить, пока она протирала тряпкой кухонный стол. – Потом вы с ним помирились?
Она пожала плечами:
– Как сказать. Время от времени созваниваемся. Где-то раз в год. Не чаще.
Я прислонилась к буфету.
– А братья или сестры у тебя есть?
– Нет, я одна, – коротко ответила Элизабет, откладывая тряпку.
Послышался негромкий стук в дверь. Я взглянула на табло часов в микроволновке.
– Уже полночь. Наверное, Джастин.