Пока я шла к дверям, Элизабет взяла свою куртку и сумку.
– Привет, Джастин! Входи, – поздоровалась я.
В отличие от Элизабет Джастин носил белую форму и выглядел точь-в-точь как медбрат в больнице.
– Ну, как кино? – спросил он, входя в дом.
Я закрыла за ним дверь.
– Отличный фильм!
– Привет, Джастин, – поздоровалась Элизабет. – А я уже ухожу. Доброй ночи.
Она помахала мне и выскользнула за дверь – я только и успела сказать:
– До завтра!
Позже, забираясь в постель, я вспоминала наш разговор на кухне. Элизабет сказала, что ее отец не одобрял каких-то решений, принятых ею в юности. Что же за «решения» заставили ее разорвать отношения с родителями на долгих пять лет?
Что у нее в прошлом? Как она жила до того, как встретилась с нами?
Размышления мои переключились на Райана и на те решения, что принимал в юности он. Райан ничего от меня не скрывал. Как только я достаточно выросла, чтобы понять, о чем речь (и некоторые мои одноклассники начали экспериментировать с алкоголем и наркотиками), он все мне рассказал о своем одиноком детстве, бурной юности и о том трагическом происшествии, что заставило его круто изменить свою жизнь.
Мне было двенадцать или тринадцать лет, и я восхищалась тем, как решительно он порвал с прошлым. Мне казалось – кажется и сейчас, – что для этого нужно большое мужество.
Слава богу, думала я, что в конце концов он встретился с мамой и со мной. Спасибо судьбе за того паучка в ухе. И за магазин, куда Райан и мама в один и тот же час отправились купить свежей кукурузы на ужин.
Когда я сказала Элизабет, что она порой напоминает мне маму, в этом была своя правда. Однако, думая о ее одиночестве и мятежной юности, я поняла, что намного больше общего у нее с Райаном.
Глава сорок шестая
Пришел июль, и наш сад заиграл всеми цветами радуги. Элизабет говорила, что, когда солнечными днями они с бабулей сидят на террасе, попивая холодный чай, ей кажется, что она попала на полотно Моне, и яхты вдалеке, в безбрежных синих просторах, видятся причудливыми мазками кисти.
Я спросила, не хочет ли она покататься на катере Райана, но Элизабет ответила, что не решается выходить в море в одиночку. «Может, пригласишь друзей на выходные?» – спросила я. Элизабет отказалась и от этого: нет, она предпочтет остаться на суше и у телефона на случай, если вдруг срочно нам понадобится.
Бабуля за лето расписала, должно быть, сотню камней. Когда август подошел к концу и мне пора было возвращаться к учебе, мы решили устроить благотворительную распродажу: продавать раскрашенные камни по пять долларов за штуку, а выручку передать детской больнице в Галифаксе.
Я рассказала об этом знакомым и расклеила объявления на столбах, а накануне написала в «Кроникл геральд» – и на следующее утро во дворе у нас появился репортер с камерой. Райан пожарил хот-доги: их мы тоже продавали по доллару за штуку. В общей сложности выручили больше двух тысяч долларов.
Миновал День труда; лето подходило к концу. Мне не терпелось вернуться к учебе и друзьям; и все же жаль было оставлять бабулю, Райана и Элизабет. Это лето заставило меня понять, как хрупка наша жизнь, как драгоценна семья. И не оставляла тревога: какие перемены я найду в родном доме, когда вернусь?
Накануне отъезда мы устроили праздничный ужин из моих любимых блюд: стейки с морской солью, картофельный салат с горчицей и сельдереем, жареный красный перец и тушеная спаржа с маслом.
Бабушка приготовила картофельный салат – свое коронное блюдо, я – остальные овощи. Жарку мяса, как всегда, взял на себя Райан.
Позвали мы и Элизабет. Она пришла в неожиданно «цивильном» виде – в белом сарафане и бирюзовых босоножках без каблуков, совсем не похожих на обычные ее тяжелые ботинки. Я заметила, что ногти на ногах у нее покрыты бледно-розовым лаком.
Изменилась не только одежда – что-то еще в ней стало другим, хоть я и не могла понять что.
– Я принесла лаймовый пирог! – объявила она, появившсь в дверях.
Я невольно расплылась в улыбке.
– Вот здорово! Спасибо! Давай его сюда. Обожаю лаймовые пироги! Входи же, входи! Мы как раз закончили резать салат, а Райан на террасе жарит стейки и слушает регги. По-моему, ему там грустно и одиноко. Хочешь вина или пива?
– Спасибо, лучше просто холодный чай, – ответила Элизабет.
– Я тебе принесу.
Она поцеловала бабулю в щеку, взяла со стола веточку сельдерея и вышла во двор, к Райану. Сквозь стеклянную дверь я видела, как они тепло здороваются друг с другом.
Отнеся Элизабет и Райану холодный чай, я вернулась к бабуле: мы резали овощи и разговаривали о том о сем. Время от времени я бросала взгляд наружу. Райан и Элизабет о чем-то оживленно болтали: похоже, им вдвоем было очень весело. Хотела бы я превратиться в муху на заборе и узнать, о чем они говорят!
– Какая милая пара, – сказала вдруг бабуля.
Я с удивлением повернулась к ней:
– Верно. Ты тоже заметила?..
Сама я не решалась произнести это вслух, но к концу лета задумывалась об этом все чаще и чаще.
– И давно они женаты? – спросила бабушка.
Я замерла с ножом в руке. Медленно положила нож, повернулась к ней. Она рассеянно смотрела в окно.
– Ба, – осторожно начала я, – ты хорошо себя чувствуешь?
Бабуля медленно повернулась ко мне. Взгляд у нее был странный: она смотрела на меня, но словно не видела.
– Прекрасно, моя дорогая, – ответила она.
Ни разу за всю жизнь она не называла меня «моя дорогая»! По крайней мере, я такого не припомню.
Я взяла нож и продолжила резать перец, то и дело косясь на бабушку.
– А дети у них есть? – спросила она несколько минут спустя.
– У кого?
– У той пары во дворе.
У меня упало сердце, я сглотнула и выдавила:
– Нет, бабуля, нет детей.
– Какая жалость! Ну ничего, пока нет, значит, будут. Они оба такие милые!
– Да… очень милые, – пробормотала я, чувствуя, как к глазам подступают слезы.
Вечер стоял удивительно теплый для сентября, так что мы решили поужинать на террасе. Бабуля пришла в себя: теперь она помнила, кто такие Райан и Элизабет, говорила, как будет скучать по мне, когда я уеду, и о потере памяти свидетельствовало лишь то, что к концу ужина, запев «Желтую субмарину», она смогла вспомнить только несколько строчек.
– Совсем не помню, как там дальше, – проговорила она, выразительно постучав себя пальцем по виску. – Что ж, радуйтесь, что я пока не кладу в салат свои расписные камни!
Все мы рассмеялись. Радостно было видеть, что, несмотря ни на что, бабушка сохраняет мужество и даже чувство юмора. Ведь впереди нас ждала долгая-долгая зима, когда храбрость всем нам очень понадобится.
Вдруг мне показалось, что время несется со страшной скоростью. Захотелось воскликнуть: остановись, мгновение! Пожалуйста, не надо зимы! Пусть не заходит солнце и реки остановят свой бег – пусть все замрет, чтобы этот чудный летний вечер длился вечно!
Но я знала: это невозможно. Бег времени не остановить. Завтра я уеду, а когда вернусь, бабушка уже не будет прежней.
Глава сорок седьмая
После ужина у Элизабет не завелась машина. Райан попробовал завести ее от аккумулятора своего джипа, однако мотор так и не заработал.
– Должно быть, проблема в генераторе, – сказал Райан. – Утром позвоню Джимми, пусть заедет и посмотрит.
– А кто такой Джимми? – спросила Элизабет.
– Лучший автомеханик в Честере, – ответил Райан, вытирая ладони о брюки.
– Было бы отлично, спасибо. Но как же мне сегодня добраться домой?
– Я тебя отвезу! – сказали мы хором.
Элизабет переводила взгляд с него на меня и обратно.
– Что ж, почему бы тебе не… – начал Райан.
– Если ты хочешь сам… – одновременно с ним заговорила я.
– Нет, нет. Посиди за рулем в последний раз – ведь следующие восемь месяцев ты будешь ездить только на метро!
Я вздохнула, подняв глаза к небу, затем повернулась к Элизабет:
– Подожди, только возьму сумку.
В доме бабуля смотрела телевизор.
– Я отвезу Элизабет домой, – объяснила я. – У нее машина не заводится.
– Хорошо, дорогая, – рассеянно ответила она; и, встретившись с тем же пустым, отрешенным взглядом, я поняла: бабуля не помнит, кто такая Элизабет. А может быть, и меня не помнит.
– Райан сейчас придет.
Она не ответила, и я вышла. На улице Райан опирался о капот своего джипа, а Элизабет стояла совсем рядом: они о чем-то оживленно разговаривали.
– Готова? – спросила я, подойдя ближе.
Элизабет легко тронула Райана за плечо.
– Увидимся завтра!
– Да, спокойной ночи! – откликнулся он и взбежал на крыльцо, словно мальчишка, прыгая через ступеньку.
«Интересно, с чего он так развеселился?» – думала я с улыбкой, садясь в машину и включая зажигание. Кое-какие подозрения на этот счет у меня были.
Элизабет села рядом и поставила сумку на пол.
– Райан сказал, что у тебя в общежитии нет холодильника. У меня есть портативная морозилка, я ей не пользуюсь. Хочешь, одолжу?
– Спасибо, буду очень благодарна. – Я вырулила на шоссе, и мы двинулись в центр города. – На самом деле я рада, что могу поговорить с тобой наедине. Хочу рассказать тебе, что случилось с бабулей, когда вы с Райаном жарили мясо на террасе.
И я рассказала, как бабушка назвала их «милой парой», спросила, давно ли они женаты и есть ли у них дети.
– О господи! – вздохнула Элизабет.
– Да, для меня это тоже было… неожиданно. Она впервые кого-то из нас не узнала.
– Думаю, это самое тяжелое, с чем сталкиваются родственники больных, – немного помолчав, заговорила Элизабет. – Когда близкий человек перестает тебя узнавать или принимает за другого. Главное, помни: это не она, это болезнь. На самом деле Глэдис тебя любит и всегда любила.
– Я знаю. Ни я, ни Райан никогда ее не упрекнем. Мы понимаем, что с ней происходит. Меня больше беспокоит ее самочувствие. Что она почувствует, когда окажется одна среди «незнакомцев»?