Я сразу насторожился.
– Он очень умный! – поспешно добавила она. – У него огромная стипендия.
Я открыл джип и сел за руль.
– Приятно слышать, – бодро ответил я, изо всех сил стараясь сохранять доброжелательность и терпимость к этому, черт возьми, совершенно неизвестному мне парню.
– Перевелся сюда из Университета Британской Колумбии. Раньше не был на Восточном побережье.
– Что ж… с нетерпением жду встречи.
«Почему это он перевелся? – думал я. – Может, его выгнали? Хотя нет, Марисса сказала про большую стипендию».
– За тобой заехать?
– Не надо, у Шона машина. Мы приедем в пятницу после обеда. Как думаешь, сможем взять катер и полюбоваться закатом на море?
– Конечно, – ответил я. – В пятницу перед праздниками клиника работает только до обеда, так что времени у нас будет полно.
– Надеюсь, бабуля и Элизабет поплывут вместе с нами, – сказала Марисса. – Так не терпится их увидеть! Да, как бабуля?
– В целом хорошо, милая, но… – Я на секунду запнулся. – Видишь ли, я не хотел говорить об этом раньше… Ее болезнь не стоит на месте.
– И что с ней?
Я вставил ключи в зажигание.
– Все чаще забывает, куда шла, что делала, о чем говорила совсем недавно. И начались перепады настроения.
– Ох…
В голосе Мариссы слышалось большое огорчение, и мне подумалось: надо бы как-то получше ее подготовить. С другой стороны, к такому как ни готовь, все будет тяжело.
– Она очень тебя ждет, – добавил я, – и будет рада познакомиться с Шоном.
– Ему тоже не терпится познакомиться со всеми вами, – ответила Марисса, но голос ее звучал подавленно.
Мы попрощались, и я поехал домой. Мне было как-то не по себе.
Шон.
Большая стипендия.
Будущий инженер.
Интересно, что он за человек, этот Шон? И насколько у них все серьезно?
Глава пятьдесят вторая
Марисса и Шон остановились пообедать в прибрежном пабе «Роуп-Лофт». Мы договорились встретиться на стоянке, где я держал катер. Когда они приехали, мы стояли на причале: я помог Глэдис и Элизабет облачиться в спасательные жилеты и уже начал поглядывать на часы.
– Всем привет! – прокричала издалека Марисса.
– Привет!
Я спрыгнул на берег и побежал ей навстречу. Мы крепко обнялись; затем Марисса представила мне своего спутника:
– Райан, это Шон. Познакомьтесь, Шон… Райан.
Мы пожали друг другу руки.
– Рад знакомству, – сказал я.
Пара минут ушла на светскую беседу. «Откуда вы?» – «Случалось ли вам уже выходить в море?» – «Марисса рассказывала, что вы врач», – и все такое прочее.
– Бабуля! – Остаток пути Марисса проделала бегом и, прыгнув на борт, крепко обняла бабушку. – Как я по тебе скучала!
Глэдис ответила на ее объятия с энтузиазмом, хоть и не знаю, поняла ли она, кто перед ней.
– Нам тоже надеть жилеты? – поинтересовался, ступая на выскобленную дощатую палубу, Шон.
Марисса бросила свой рюкзак на сиденье рулевого.
– Я же тебе говорила, Райан – доктор. И работает в неотложной помощи, с жертвами несчастных случаев. Так что в нашем доме строго соблюдаются все правила безопасности. И потом, плавать без спасательных жилетов запрещено законом.
– Насчет жилетов Райан совершенно прав, – заметила Элизабет. – Жаль, что многие к этому относятся несерьезно.
Я бросил на нее быстрый благодарный взгляд.
– Ладно-ладно, понял. – Шон поднял руки, показывая, что сдается, и накинул на себя оранжевый жилет, однако застегивать его не стал.
Проходя к своему месту, я наклонился к Мариссе и сказал ей на ухо:
– Проследи, чтобы он застегнул жилет, хорошо?
– Конечно, – ответила она и пошла к Шону.
Несколько минут спустя мы проплыли мимо других судов, отдыхающих на стоянке, и направились в глубину залива.
Закат на море всегда фантастически прекрасен: солнце, опускаясь в волны, словно топит весь мир в оранжевом пламени.
Спокойное море сияло и переливалось под лучами заходящего солнца. Я отдал руль Мариссе, а сам сел на скамью рядом с Элизабет и Глэдис.
– Ну, что скажешь? – негромко проговорила Элизабет, придвинувшись ко мне ближе. – Он прошел проверку?
Я рассмеялся.
– Еще не решил. А ты что скажешь?
– Сложный вопрос. Выглядит классно – очко в его пользу. Большая стипендия – значит, не дурак… Но вот умеет ли он готовить?
Я громко расхохотался.
– Будем делать заметки и сравним наши впечатления после выходных!
– Точно!
Не знаю, что на меня нашло, но как-то само собой получилось, что я положил ладонь ей на колено и погладил. Она взглянула на меня с удивлением, однако не отстранилась и не сбросила мою руку; а в следующий миг по улыбке и лукавым искоркам в глазах я понял, что ей это нравится.
Я смотрел на нее, не в силах оторвать взгляда; сердце вдруг застучало, как барабан. Неистовый закат облил ее пламенем, зажег огненные искры в волосах. Я вдруг обратил внимание, что волосы у нее заметно отросли за эти месяцы. Исчез торчащий ежик; мягкие кудри спокойно лежат на плечах, и корни их, кажется, совсем не черные. Элизабет больше не походила на припанкованного подростка. В ней появилось что-то нежное, женственное.
Но больше всего привлекали меня ее полные, улыбчивые губы.
Разумеется, мы были в большой компании, и я не собирался позволять себе никаких вольностей. Однако здесь было о чем подумать. Моя жена скончалась два года назад – и впервые за это время я по-настоящему ощутил влечение к женщине. С тех пор как Элизабет вошла в наш дом, я испытывал к ней благодарность, уважение, восхищение, симпатию… теперь в это содружество чувств вошло желание.
Странное волнение охватило меня – смесь чувства вины, радости и надежды.
А Элизабет все смотрела на меня, не отрывая глаз, ярко освещенная закатным солнцем, и я понял, что она чувствует то же самое.
Сердце мое отчаянно колотилось, в жилах словно бушевал пожар.
В этот миг Марисса прервала молчание.
– Как вы думаете, может, пора назад? – спросила она, обернувшись к нам; волосы ее развевал легкий ветерок.
Я поспешно убрал руку с колена Элизабет.
– Да, пожалуй, пора.
Марисса внимательно взглянула на нас, и я понял: от нее ничто не ускользнуло. Это читалось в ее глазах. Слишком хорошо она меня знает!
Но что она подумает?
Я снова ощутил укол вины, как будто обманывал Абигейл. Я отвернулся и уставился за борт, а Элизабет повернулась к Глэдис и начала с ней оживленную беседу.
Оцепенение рассеялось, когда Марисса завела катер на стоянку и легко поставила на его обычное место у причала.
Я встал и спрыгнул на землю, чтобы пришвартоваться. Марисса смотрела на меня, подняв бровь. Да, несомненно, она что-то заметила! О чем она думала? Быть может, мне следовало провалиться сквозь землю от стыда. Однако стыдиться я не мог: меня занимали лишь мягкие, полные, зовущие губы Элизабет и нежная, чуть лукавая улыбка, которой ответила она на мою неловкую ласку.
Глава пятьдесят третья
Сколько знаю Глэдис, она всегда обожала водные прогулки и часто брала управление катером на себя. Мы с Абигейл даже называли ее прирожденной гонщицей.
В этот вечер она смирно сидела на скамье и лишь время от времени спрашивала:
– А куда мы плывем?
– Просто катаемся, бабуля, – отвечала ей Марисса.
Но две минуты спустя Глэдис спрашивала снова, с той же тревогой:
– А куда мы плывем?
– Просто катаемся, бабуля, – с улыбкой повторяла Марисса.
Когда мы вернулись домой, зайдя по пути в магазин, нагруженные стейками и готовыми салатами, Глэдис сказала, что устала и хочет вздремнуть, и Элизабет пошла укладывать ее в постель.
– Она в самом деле очень изменилась, – сказала Марисса, пока мы вместе разбирали покупки. – Сегодня, по-моему, она не всегда понимала, кто я.
– Она уже часто нас не узнает, – произнес я. – На прошлой неделе, когда Элизабет помогала ей мыться, Глэдис назвала ее «мамой». А меня несколько раз принимала то за своего отца, то за брата.
Марисса прикрыла глаза и покачала головой.
– Как же тяжело оставаться вдали от нее! И от тебя.
– Знаю, милая, – ответил я. – Но за нас не беспокойся: мы справляемся.
Марисса вскрыла упаковку стейков и принялась выкладывать мясо на блюдо.
– Диагноз ей поставили три года назад. И еще летом все было более или менее нормально. Почему вдруг такое быстрое ухудшение? Я думала, у нас с ней еще есть время…
– У каждого пациента болезнь протекает по-своему, – ответил я, – и потом, мы ведь не знаем, когда она заболела. Возможно, уже давно – просто какое-то время ей удавалось справляться с рассеянностью и забывчивостью, и мы ничего не замечали.
Элизабет поднялась по лестнице и включила «радионяню»: теперь мы использовали это устройство, чтобы следить за Глэдис, когда она у себя.
– Уснула. Думаю, ужинать с нами она не будет – очень устала сегодня.
Марисса шагнула к ней и заключила ее в объятия.
– Элизабет, спасибо за все, что ты для нас делаешь! Не знаю, как бы мы выжили без тебя! Пожалуйста, не покидай нас!
Элизабет прижала Мариссу к себе и погладила по голове, как ребенка. Затем наши взгляды встретились, и я снова застыл, завороженный глубиной и теплом ее глаз.
В следующий миг на кухню вошел Шон, с грохотом водрузил на стол упаковку пива, Марисса высвободилась из объятий Элизабет, – и чары рассеялись.
– Выпьете, доктор Хэмилтон? – спросил меня Шон, откупоривая банку «Александер Кейтс».
– Зови меня Райан, – откликнулся я. – Нет, спасибо, мне не надо.
– Райан не пьет, – мимоходом объяснила Марисса, проходя мимо нас; она шла к плите, чтобы посыпать жареное мясо молотым чесноком.
– А-а… – Шон поставил банку на стол. – Может, тогда и мне не стоит?
– Не глупи, пей на здоровье, – успокоил я его. – Пиво – это не мое, вот и все.
Элизабет у стола чистила морковь, но я заметил, что она внимательно прислушивается к нашему разговору.