И весь его державный род.
Для них пестрели весны; зимы
Сменялись, снегом серебря, –
Но мы за первым октября
Летим, историей гонимы:
Сей день был днем твоих крестин,
И ты был назван Константин.
Делами занятый своими,
Еще не сведав ремесла,
Ты нес полученное имя,
Куда судьба тебя несла.
Не думая об этом факте,
Подписывал его в контракте,
На рапортах и на счетах,
На всяческих иных листах,
На каталогах «Мир Искусства»,
На переплетах новых книг,
Не думая, в единый миг,
Без всякого при этом чувства.
Но вот потомок древних орд
Закончил первый «натюр морт»…
Не так трепещут в вихре листья,
Как трепетали буквы те,
Что ты чертил дрожащей кистью
На первом конченом холсте.
Как будто сделались живые,
Как будто их узнал впервые.
Так имя сонное твое
Вдруг получило бытие.
Прими ж от нас живое имя,
Его в контрактах не пиши:
Пускай твои карандаши
Живут рисунками твоими,
А эта скромная печать
Контракты будет заключать.
Война королей
Пьеса в стихах для кукольного театра «Петрушка»[517]
А вот – небылица в лицах
Произошла в столицах,
Столицы – пиковая, бубновая
А лица ни для кого не новыя:
А вот – важный король
Играет первую роль.
А вот – дама модная,
Королева колодная.
А вот – верный слуга – Валет.
Известны они сотни лет,
И на каждого удальца
Приходится по два лица.
А вот целая вереница –
Им тоже хочется иметь лица,
Но вот небылица из небылиц –
До сих пор у них не было лиц!
Двойка-неумойка, тройка-землеройка.
Четверки-шестерки – грызут сухие корки,
Семерки-осмерки – из темной каморки,
Девятки-десятки – постятся и на Святки.
А вот товарищ Петрушка
Навострил ушки –
Слушает, кто что болтает,
Да на ус мотает.
Не любит он, как монах,
Сидеть в четырех стенах
И вовсе на него не похоже
Повторять все одно и то же,
Прежде сказанное-заказанное.
Сегодня так позабавит,
А завтра вдвое прибавит.
Хочешь – развешивай уши,
А не любо – так не слушай,
И со словом крылатым
Не ходит он по палатам,
А закидывает на черное крыльцо
Красное словцо.
Пролог
Здравствуйте, почтеннейшая публика
И вся Р.С.Ф.С. республика!!!
Вот я – товарищ Петрушка –
Самая задорная игрушка!
Никогда не знавался с богатыми,
Не дружил с дворцами и палатами.
Забирался в тар-та-ра-ры –
На задние дворы –
Ходом – черным,
Словом – красным, –
Опасным!
Сегодня в первый раз перед вами
Гворю своими словами.
Расскажу на свободе,
Как в знакомой колоде
Короли растеряли короны,
Рассыпались картонные троны,
Развалились карточные домики…
Все мы, Петрушки, – комики;
Но когда я все это взвесил,
То стал особенно весел!
Я, король Пик,
К тесноте не привык:
Хочу царством владеть всемирным,
Называться Королем Козырным,
И быть царем всей земли,
Чтоб служили мне все короли,
А все другие масти
Были бы в моей власти!
Письмо Пикового короля:
Слушай, Король Бубновый
Из колоды новой!
Объявляю тебе войну,
Занимаю твою страну.
Задумал Король Пиковый,
Чтоб поправить свой трон лыковый,
Разрознить мою колоду,
Нарушить мою свободу.
Ну, я ж ему удружу:
Все бубны вооружу,
От двойки и до десятки –
Пусть бежит без оглядки.
Наконец-то без опаски
Можно скинуть наши маски!
Сударыня-барыня,
Чего тебе надобно?
Заиграй-ка, балалайка,
Я сама теперь хозяйка –
Барыня, барыня!
Сама себе барыня!
Прощай, девки, прощай, бабы,
Нам теперя не до вас,
Нам теперя не до вас –
Во солдаты гонят нас!
Ох, ты, Ваня,
Да разудала голова!
Сколь далече
Да уезжаешь от меня?
Да на кого ты
Покидаешь, друг, меня?
Пик<овый>:
К моей славе великой
Проколю тебя этой пикой!
Бубн<овый>:
Ай, ай, ай, Король Червей,
Беги-ка на помощь живей!
Черв<онный>:
Вот я, Король Червонный,
Твой союзник исконный!
Вдвоем Короля Пик
Мы поставим в тупик
Пик<овый>:
Ай, ай, ай, он дерется как лев:
На помощь, Король Треф!
Треф<овый>:
Пожалуйста, от войны уволь.
И ружьишка-то нет, один шест,
А на шесте мой трефовый крест!
Эй, эй, постой, не беги,
Вот так «могучие враги»!
До драки ли мне, старик,
Ведь я, зачинщик-то, Король Пик!
Попался, Король Червонный, язык суконный,
Теперь задам тебе перцу – простись со своим сердцем.
Сейчас я тебя заколю
На радость моему королю!
– Королю – радость, а солдату?
Ты что получишь?
– Это я-то?
Голос Петрушки (поет):
Понапрасну, солдат, ходишь,
Понапрасну ножки бьешь.
Офицера не заслужишь,
Босиком домой пойдешь.
Вперед, вперед, вперед,
Рабочий народ!
А он ведь это – нам! –
Что смотришь по сторонам?
Ну, так довольно драться,
Пора и за дело браться.
Мы – бубны, вы – пики,
Люди мы невелики.
А чтоб нам не мешали короли,
Изгнать их из нашей земли.
Хоть будет неполная колода –
Да зато будет полная свобода.
Вперед, вперед,
Рабочий народ!
Пик<овый>:
Ну, покончил я с червями,
Теперь черед и за вами!
Бубн<овый>:
А что же твои войска
Валяют все трепака?
Оглянись, и твои десятки
Чего-то пляшут вприсядку.
А что, как я разберу,
Проиграли ведь мы игру!
– Все ты со своей женою!
– Нет, ты, со своей войною!
– Твой трон проплясала она!
– Нет, все погубила война!
Ну что наша жизнь – не игра ли?
Ведь мы в дураки не играли,
Свои козыри были в руках,
А остались мы в дураках.
В школе Званцовой под руководством Л. Бакста и М. Добужинского
Прочитано в Академии художественных наук. 1927 г.[518]
Имена художников Бакста и Добужинского пользуются определенной репутацией. Они немедленно вызывают представление о петербургской части О-ва «Мир Искусства», со всем его ретроспективизмом, стилизмом, графичностью и прочим багажом.
Такая репутация сослужила плохую службу школе названных художников, иначе говоря – школе Званцовой[519], а по существу – школе Бакста. Имена руководителей этой школы каждого, не знакомого с нею, наводят на мысль, что он имеет дело с филиалом «Мира Искусства».
Никому не приходит в голову, что под руководством Бакста молодежь воспитывалась на принципах, совершенно противоположных основам «Мира Искусства», противопоставляя его ретроспективизму – наивный глаз дикаря; его стилизации – непосредственность детского рисунка; его графичности – буйную, яркую «кашу» живописи; и, наконец, его индивидуализму – сознательный коллективизм.
В этой школе я пробыла три года, вплоть до отъезда Бакста за границу в 1910 году. О ней я попытаюсь передать свои воспоминания, несмотря на чрезвычайную трудность для художника рассказывать о живописных вещах не языком самой живописи.
Организатор школы – Елизавета Николаевна Званцова – получила художественное образование в Академии художеств у профессоров Чистякова и Репина. Не кончив Академии, продолжала занятия живописью в Париже в мастерских Жулиана и Кола Росси. Сравнение с этими школами было не в пользу Академии, и здесь возникла у Е.Н. мысль создать в России подобную же школу «против рутины».
По возвращении в Россию Е. Н. сначала осуществила свое намерение в Москве, открыв около 1899 года школу, руководителями которой пригласила передовых мастеров того времени: Серова, Коровина и по настоянию Серова – Н. П. Ульянова.
Школа вначале насчитывала много учеников (среди них – М. В. Сабашникова, И. С. Ефимов, М. С. Чуйко). С течением времени, утомившись преподаванием, Серов и Коровин стали бывать все реже, учеников становилось меньше, и школа, вначале блестящая, мало-помалу распалась.
Между тем К. Сомов писал Е. Н. из Петербурга, что там назрела потребность в новой школе. Он указывал на Бакста, занятого тою же мыслью – о создании новой школы. Сомов же рекомендовал пригласить Добужинского.
В 1906 году Елизавета Николаевна переехала из Москвы в Петербург. В этом же году в газетах появилось объявление, извещавшее, что на Таврической 25 открывается школа рисования и живописи Званцовой под руководством художников Бакста и Добужинского.