Спустя некоторое время Канина не выдержала:
— Ну хорошо. Как ты заставил ковер взлететь? Он действительно делает противоположное тому, что ты ему приказываешь?
— Нет. Я просто обратил внимание на некоторые фундаментальные детали его стратификационного и пространственного расположения.
— Не поняла, — призналась она.
— Хочешь, чтобы я объяснил это неволшебным языком?
— Ага.
— Ты положила его на пол изнанкой вверх, — сказал Ринсвинд.
Несколько мгновений Канина сидела не шевелясь.
— Должна признать, он очень удобный, — наконец заговорила она. — Впервые в жизни лечу на ковре-самолёте.
— А я впервые в жизни управляю таким ковром, — рассеянно откликнулся Ринсвинд.
— И у тебя хорошо получается, — похвалила она.
— Спасибо.
— Ты говорил, тебя пугает высота.
— Приводит в ужас.
— По тебе незаметно.
— Я сейчас не об этом думаю.
Ринсвинд обернулся и посмотрел на возвышающуюся у них за спинами башню. За последнюю минуту она здорово выросла, и на её вершине распустился затейливый бутон башенок и зубчатых стен. Над ней роем кружила черепица. Отдельные плитки пикировали вниз, словно керамические пчелы на бомбометании, и, позвякивая, укладывались на место. Башня была невероятно высокой, и камни у её основания давно были бы растерты в пыль, если бы не потрескивающая в них магия.
Всё, конец организованному волшебству. Два тысячелетия мирной магии пошли псу под хвост, на Диске снова росли башни, в воздухе носилась сырая магия, а значит, вскоре что-то серьёзно пострадает. Возможно, это будет Вселенная. Магия в чрезмерных количествах способна искажать вокруг себя пространство и время, а это не слишком хорошие новости для человека, который за долгие годы привык к тому, что такие вещи как следствия идут за такими вещами как причины.
Но Ринсвинд не мог объяснить это своим спутникам. Они, похоже, так и не уловили суть дела. Если говорить более конкретно, они так и не осознали, что такое погибель. Они страдали от ужасного заблуждения, что что-то ещё можно сделать. И были готовы изменить мир так, как им того хочется, — или умереть в процессе. А вся беда умирания в процессе состоит в том, что в процессе вы умираете.
Смысл былой организации Университета заключался в том, что она поддерживала нечто вроде мира между волшебниками, которые обычно сцепляются друг с другом без особых проблем — примерно как коты в мешке. И теперь, когда они вступили в бой без перчаток, каждый, кто попытается встать между ними, окажется сильно поцарапанным. Это вам не та старая, спокойная, немного глуповатая магия, к которой привык Диск. Это магическая война, пронизывающая и раскалённая добела.
Ринсвинд никогда не мог похвастаться способностями к предвидению будущего. По правде говоря, он и настоящего толком не видел. Но он с унылой уверенностью предчувствовал, что в самом ближайшем будущем, секунд этак через тридцать, кто-нибудь непременно скажет: «Надо же что-то предпринять!».
Внизу, под ними, проплывала пустыня, освещённая косыми лучами заходящего солнца.
— Что-то звёзд маловато, — заметил Найджел. — Может, они боятся выходить на небо?
Ринсвинд поднял голову. В воздухе висела серебристая дымка.
— Это сырая магия оседает из атмосферы, — пояснил он. — Атмосфера ею перенасыщена.
Двадцать семь, двадцать восемь, два…
— Надо же что-то… — начала Канина.
— Не надо, — оборвал её Ринсвинд и ощутил едва уловимое удовлетворение.
— Волшебники будут сражаться друг с другом до тех пор, пока не останется кто-нибудь один. Их так просто не разнять.
— Мне не помешало бы немного выпить, — заявил Креозот. — Не могли бы мы остановиться где-нибудь, где я мог бы купить трактир?
— На какие шиши? — поинтересовался Найджел. — Ты ж теперь бедный, забыл?
— Бедность меня не волнует, — ответил сериф. — Труднее всего примириться с трезвостью.
Канина легонько ткнула Ринсвинда в ребра и поинтересовалась:
— Это ты ведешь эту штуковину?
— Нет.
— Тогда куда она летит?
Найджел посмотрел вниз.
— Судя по всему, она летит в сторону Пупа. К Круглому морю.
— Но кто-то ведь должен ею управлять.
«Привет», — раздался в голове Ринсвинда дружеский голос.
«Это, случаем, не моя Совесть опять объявилась?» — подумал Ринсвинд.
«Я чувствую себя просто ужасно».
«Что ж, очень жаль, — пожал плечами Ринсвинд, — но я здесь ни при чём. Я всего лишь жертва обстоятельств. Не понимаю, почему я всегда должен брать на себя всю ответственность?»
«Да, но ты мог бы хоть что-нибудь предпринять».
«Что, например?»
«Ты мог бы уничтожить чудесника. Тогда мир будет спасён».
«У меня нет на это никаких шансов».
«Тогда, по крайней мере, ты мог бы умереть в процессе. Это предпочтительнее, чем позволить разгореться магической войне».
— Слушай, заткнись, пожалуйста, — вслух попросил Ринсвинд.
— Что? — переспросила Канина.
— А? — рассеянно отозвался Ринсвинд. Посмотрев ничего не выражающим взглядом на голубой с золотом узор под собой, он вдруг добавил: — Это ты управляешь им, да? Через меня? Это подло!
— О чём ты говоришь?
— О-о. Прости. Я разговариваю сам с собой.
— Думаю, нам лучше приземлиться, — предложила Канина.
Они плавно спустились к полукруглому пляжу, расположенному в том месте, где пустыня соприкасалась с морем. При нормальном освещении этот пляж с его песком, образованным миллиардами крошечных осколков ракушек, был бы ослепительно белым, но в это время дня он казался красным, как кровь, и первобытным. Кучи плавника, изрезанного волнами и выбеленного солнцем, громоздились вдоль линии прибоя, словно кости древних рыб или самый большой во Вселенной прилавок с приспособлениями для аранжировки цветов. Ничто не шевелилось, за исключением волн. Поблизости высилось несколько валунов, раскаленных, словно огнеупорный кирпич, поэтому моллюски и водоросли предпочитали не приближаться к ним.
Даже море казалось высохшим. Если бы какая-нибудь протоамфибия вылезла на подобный берег, она бы тут же отказалась от своего намерения, вернулась в воду и посоветовала всем своим родственникам забыть о ногах — они того не стоят. Воздух был таким, словно его долго кипятили в чьем-то носке.
Но Найджел всё равно настоял, чтобы они развели огонь.
— Так атмосфера будет более дружеской, — заявил он. — Кроме того, там могут водиться чудовища.
Канина посмотрела на мелкие маслянистые волны, которые наползали на берег, словно пытаясь — без особого энтузиазма — выбраться из моря.
— В этом? — переспросила она.
— Лучше проявить предусмотрительность. Ринсвинд слонялся возле берега, рассеянно подбирая камни и бросая их в море. Один или два полетели в него обратно.
Через какое-то время Канина разожгла костер, и высохшая, как кость, пропитанная солью древесина запылала сине-зелёным пламенем, которое с рёвом взлетало вверх и рассыпало фонтаны искр. Волшебник подошел поближе и уселся среди пляшущих теней, прислонившись спиной к куче выбеленных солнцем кусков дерева. Его окутывало облако такого непроницаемого уныния, что даже Креозот прекратил жаловаться на жажду и заткнулся.
Канина проснулась после полуночи. Над горизонтом висел месяц, а песок был затянут плёнкой холодного тумана. Креозот лежал на спине и храпел. Найджел, который теоретически должен был караулить, спал мёртвым сном.
Канина оставалась совершенно неподвижной, и каждое из её чувств пыталось обнаружить то, что её разбудило.
Наконец она услышала этот звук снова. Тихий, робкий стук, едва различимый за приглушенным плеском моря.
Она поднялась на ноги — или, скорее, плавно, словно медуза, перетекла в вертикальное положение, — выхватила меч из несопротивляющейся руки Найджела и осторожно углубилась в туман, который даже не заклубился у неё за спиной.
Язычки пламени над подстилкой из пепла стали ещё меньше. Вскоре Канина вернулась и разбудила своих спутников.
— Шотакоэ?
— Мне показалось, что это стоит увидеть, — шепнула она. — По-моему, это может быть важно.
— Я только на секунду закрыл глаза… — запротестовал Найджел.
— Забудь. Пошли.
Креозот, сощурясь, оглядел импровизированный лагерь.
— А где наш приятель-волшебник?
— Увидишь. И не шумите. Это может быть опасно.
Спотыкаясь, по колено в тумане, они последовали за ней в сторону моря.
Спустя некоторое время Найджел спросил:
— Почему опасно?
— Тс-с. Слышишь?
Найджел прислушался.
— Постукивание какое-то?
— Смотри…
Ринсвинд дергающейся походкой шагал по пляжу, держа обеими руками большой круглый камень. Не говоря ни слова, он прошел мимо своих спутников. Его глаза неподвижно смотрели вперед.
Они последовали за ним по холодному пляжу, пока не достигли пустынного участка между двумя дюнами. Там Ринсвинд остановился и, двигаясь с прежней грацией, присущей раме для сушки белья, уронил камень. Раздался стук.
Здесь уже был выложен большой круг из других камней. Некоторые из них лежали друг на друге.
Трое спутников волшебника, пригнувшись, наблюдали за ним.
— Он спит? — полюбопытствовал Креозот. Канина кивнула.
— И что он делает?
— Думаю, строит башню.
Ринсвинд, пошатываясь, вернулся в круг из камней и с величайшей осторожностью поставил на воздух очередной камень. Камень упал.
— Не очень-то здорово получается, — заметил Найджел.
— Очень грустное зрелище, — заметил Креозот.
— Может, нам лучше разбудить его, — размышляла Канина. — Вот только я слышала, что если разбудить лунатика, то у него отвалятся ноги или нечто вроде. Как вы считаете?
— Будить волшебников рискованно, — согласился Найджел.
Они попытались поудобнее устроиться на холодном песке.
— Всё это довольно трогательно, — проговорил Креозот. — Ведь он на самом деле не настоящий волшебник.
Канина и Найджел упорно старались не встречаться друг с другом глазами. Наконец юноша кашлянул и сказал: