— Не знаю, — поколебавшись, признался Ринсвинд. — Всё, что сможешь. Прибегай к какой угодно магии. Только останови их. И… гм…
— Да?
Ринсвинд взглянул на Тварь, которая по-прежнему неотрывно смотрела на свет.
— Если это… ну… если что-нибудь получится, понимаешь, и всё в конце концов будет хорошо, я хотел бы, чтобы ты вроде как рассказал людям, что я как бы здесь остался. Может, они смогут вроде бы отметить это где-нибудь. Конечно, на памятник я не напрашиваюсь, но… По-моему, тебе нужно высморкаться.
Койн высморкался в подол своего балахона и торжественно пожал Ринсвинду руку.
— Если ты когда-либо… — заговорил он, — в смысле, ты первый… это было замечательно… видишь ли, я никогда по-настоящему… — Его голос затих. — Я просто хотел, чтобы ты это знал, — наконец завершил он.
— Я должен был ещё что-то тебе сказать. — Ринсвинд выпустил его руку, какое-то время озадаченно молчал, но потом все-таки вспомнил. — Ах да. Тебе необходимо помнить, кто ты есть на самом деле. Это очень важно. Нельзя позволять другим людям или вещам решать за тебя, понимаешь. Они вечно что-то напутают.
— Я постараюсь не забыть твои слова, — пообещал Койн.
— Это очень важно, — повторил Ринсвинд себе под нос. — А теперь, думаю, тебе лучше бежать.
Он подкрался к Твари поближе. Данную особь отличали цыплячьи ноги, но большая часть её туловища была — к счастью — спрятана под чем-то похожим на сложенные крылья.
Он подумал, что пришло время произнести несколько последних слов. То, что он сейчас скажет, скорее всего, будет очень важно. Эти слова люди будут вспоминать, передавать друг другу, а может, даже высекут на гранитных плитах.
Так что в них не должно быть слишком много вычурных букв.
— Как бы мне хотелось оказаться сейчас подальше отсюда… — пробормотал он, взвесил носок в руке, пару раз крутанул его и врезал Твари по тому, что заменяло ей коленную чашечку.
Тварь пронзительно взвизгнула и лихорадочно завертелась, с треском раскрывая крылья. Её голова, похожая на голову стервятника, сделал неуверенный выпад в сторону Ринсвинда и схлопотала ещё один удар взлетающим вверх носком.
Волшебник, увидев, что Тварь, зашатавшись, отступила, загнанно оглянулся по сторонам и заметил, что Койн всё ещё стоит там, где он его оставил. К ужасу волшебника, мальчик шагнул вперед, инстинктивно поднимая руки, чтобы пустить в ход магию, которая здесь погубит их обоих.
— Беги, болван! — крикнул Ринсвинд.
Тварь начала собираться с силами для контратаки. Неизвестно откуда к Ринсвинду пришли нужные слова:
— Сам знаешь, что случается с мальчишками, которые плохо себя ведут!
Койн побледнел, повернулся и побежал к столбу света. Он двигался как будто сквозь патоку, сражаясь со все усиливающейся энтропией. Искажённый образ вывернутого наизнанку мира висел, неуверенно переливаясь, в нескольких футах, затем в нескольких дюймах от него…
Вокруг его ноги обвилось щупальце, и он рухнул на землю.
В падении Койн выбросил руки перед собой, и одна из них коснулась снега. За неё тут же ухватилось нечто, напоминающее на ощупь теплую, мягкую кожаную перчатку. Стиснувшие руку мальчика пальцы были крепче закаленной стали. Они дернули его вперед, но за ним также потащилось то, что держало его за щиколотку.
Вокруг замерцали, сменяя друг друга, свет и зернистая темнота. Вдруг Койн почувствовал под собой покрытую льдом мостовую.
Библиотекарь выпустил его руку и нагнулся, сжимая в кулаке кусок тяжёлой деревянной балки. Затем на мгновение он выпрямился во весь рост; плечо, локоть и запястье его правой руки распрямились поэмой практике применения рычага, и он неотвратимым, как заря разума, движением с силой опустил свою дубину.
Что-то хрустнуло, послышался оскорблённый визг, и обжигающее кольцо, сдавливающее ногу Койна, разжалось.
Тёмная колонна заколыхалась. Из неё донеслись искажённые расстоянием вопли и глухие удары.
Койн кое-как поднялся на ноги и бросился было бежать обратно в темноту, но библиотекарь решительно преградил ему дорогу.
— Мы не можем бросить его там!
Орангутан пожал плечами.
Из тьмы снова послышался треск, после которого на целое мгновение воцарилась почти абсолютная тишина. Почти. Им обоим показалось, что они услышали далёкий, но очень отчётливый топот бегущих ног, который постепенно затихал вдали.
У этого топота обнаружилось эхо во внешнем мире. Орангутан оглянулся и торопливо толкнул Койна в сторону, увидев, как что-то приземистое и сильно помятое несется на сотнях ножек по поражённому ужасом двору и, не замедляя шага, бросается в исчезающую темноту, которая мигнула в последний раз и пропала.
Над тем местом, где только что зияла щель, пронесся внезапный шквал снега.
Койн вырвался из рук библиотекаря и подбежал к чёрному кругу, который почти занесло белым снегом. Из-под его ног поднялось в воздух небольшое облачко мелкого песка.
— Он не успел! — крикнул мальчик.
— У-ук, — философски отозвался библиотекарь.
— Я думал, он успеет. Ну, знаешь, в самую последнюю секунду.
— У-ук?
Койн присмотрелся к мостовой, как будто простым усилием воли мог изменить то, что видят его глаза.
— Он погиб?
— У-ук, — ответил библиотекарь, одним коротким словом умудряясь дать понять, что Ринсвинд находится там, где существование даже таких вещей, как пространство и время, ставится под вопрос; а поэтому, вероятно, нет особого смысла размышлять о том, в каком именно состоянии пребывает Ринсвинд в данный момент времени, если он вообще живет в каком-то моменте времени; это значит, что, в общем и целом, он может появиться здесь завтра или, собственно говоря, вчера; одним словом, если у Ринсвинда есть хотя бы один шанс остаться в живых, то он незамедлительно им воспользуется.
— О-о, — протянул Койн.
Библиотекарь, шаркая ногами по земле, развернулся и направился к Башне Искусства. Койн, который провожал его взглядом, почувствовал, как его захлестывает жуткое одиночество.
— Эй! — крикнул он.
— У-ук?
— И что мне теперь делать?
— У-ук?
Койн неопределенно махнул в сторону царящего во дворе запустения.
— Может, помочь чем-нибудь? — Его голос балансировал на грани ужаса. — Как ты думаешь, это хорошая мысль? В смысле, я могу помочь людям. Вот ты, например, — ты ведь хотел бы снова стать человеком? Уголки губ библиотекаря, растягивавшихся в неизменной улыбке, приподнялись чуть выше — обнажая острые зубы.
— Ладно, ладно, допустим, ты этого не хочешь, — торопливо сказал Койн, — но есть же что-то ещё, что я могу сделать…
Библиотекарь какое-то время смотрел на него, а потом перевёл взгляд на его руку. Койн виновато вздрогнул и разжал пальцы.
Орангутан ловко подхватил маленький серебристый шарик, прежде чем тот ударился о землю. Он поднес жемчужину к глазу, обнюхал, осторожно потряс и прислушался к исходящим из неё звукам.
После чего размахнулся и изо всех сил швырнул её в воздух.
— Что… — начал было Койн, но растянулся во весь рост на снегу, а толкнувший его библиотекарь накрыл мальчика своим телом.
Шарик перевалил через вершину дуги и начал падать вниз; идеально ровная траектория его полёта внезапно оборвалась, встретившись с землей. Раздался звук, будто лопнула струна арфы; за ним последовали быстро оборвавшийся неразборчивый гомон, порыв горячего ветра — и боги Диска оказались на свободе.
Они были очень сердиты.
— И мы ничего не можем сделать? — спросил Креозот.
— Ничего, — подтвердила Канина.
— Значит, лёд победит? — продолжал Креозот.
— Да, — сказала Канина.
— Нет, — сказал Найджел.
Он дрожал от ярости, а может, от холода, и был почти таким же белым, как проносящиеся внизу ледники.
Канина вздохнула.
— Ну и как, по-твоему… — начала она.
— Опусти меня на землю где-нибудь в нескольких минутах хода ледников, — распорядился Найджел.
— Я действительно не понимаю, чем это поможет.
— Я не спрашиваю твое мнение, — спокойно проговорил Найджел. — Просто сделай это. Опусти меня на землю чуть впереди них, чтобы у меня осталось время подготовиться.
— К чему?
Найджел не ответил.
— Я тебя спрашиваю, — повторила Канина, — к чему ты хочешь…
— Заткнись!
— Не понимаю…
— Послушай, — сказал Найджел с терпением, от которого рукой подать до убийства с помощью топора. — Весь мир будет покрыт льдом. И все умрут. За исключением нас. Полагаю, мы проживем немного дольше, пока этим лошадям не понадобится… не понадобится овес или не приспичит в туалет. В общем, нам от этого будет не легче, разве что Креозоту достанет времени, чтобы написать сонет о том, какой холод наступил внезапно и что вся человеческая цивилизация вот-вот будет стёрта с лица Диска, а в этих обстоятельствах мне бы очень хотелось, чтобы вы знали — я не потерплю никаких возражений, понятно?
Он замолчал, чтобы перевести дыхание. Его тело дрожало, словно натянутая струна.
Канина пребывала в нерешительности. Её рот несколько раз открылся и закрылся, как будто ей хотелось возразить. Но она передумала.
Они отыскали небольшую полянку в сосновом бору, расположенном в паре миль от надвигающегося стада — хотя и сюда доносились звуки, сопровождающие его продвижение, над деревьями виднелась полоса неба, затянутого паром, и земля дрожала, точно кожа на барабане.
Найджел вышел на середину поляны и сделал несколько пробных выпадов мечом. Его спутники задумчиво наблюдали за ним.
— Если ты не против, — шепнул Креозот Канине, — я смоюсь. В минуты, подобные этим, трезвость теряет свою привлекательность, и я уверен, что конец света будет выглядеть гораздо лучше, если смотреть на него сквозь дно стакана. Если ты не возражаешь, конечно. Веришь ли ты в рай, о персиковощекий цветок?
— На самом деле, нет.
— О-о, — отозвался Креозот. — Что ж, в таком случае, мы, наверное, больше не увидимся. — Он вздохнул. — А жаль. И всё из-за какой-то там индеи. Но если благодаря немыслимому шансу…