— Кстати, а как тебя зовут? — спросил Ринсвинд.
— Прекрасная Бабочка.
— Где?
Наградив Ринсвинда испепеляющим взором, девушка скрылась в передней части повозки.
Повозка продолжала мерно трястись. На голову Ринсвинду опять надели пропахший луком мешок, поэтому «Великий Волшебник» пребывал не в лучшем настроении. Периодически он принимался ругаться. Досталось всем. Ринсвинд проклинал женщин с ножами, историю в целом, преподавательский состав Незримого Университета, свой куда-то запропастившийся Сундук и население Агатовой империи. Но первым номером в списке его проклятий шёл человек, построивший эту повозку. Днище её устилали грубые, кривые, занозистые доски, словно специально подобранные, будто кто-то подумал: «О, вот подходящий материал для того, чтобы люди на нём сидели или, скажем, лежали». Наверное, это был тот же самый умник, который решил, что треугольник — отличненькая форма для колеса.
Сундук нырнул в канаву. За ним с большим интересом наблюдал человек, держащий верёвку, к которой был привязан пасущийся вол.
Сундуку было стыдно, он чувствовал себя озадаченным и растерянным. Он чувствовал себя растерянным, потому что всё вокруг было таким знакомым. Свет, запахи, мягкость земли… Но ему не хватало самого важного — ощущения принадлежности кому-то.
Сундук был сделан из дерева. А дерево очень чувствительно к таким вещам.
Одной из своих многочисленных ножек Сундук провёл в пыли длинную линию — случайное, жалкое движение, знакомое любому, кто когда-либо стоял перед классом в ожидании выговора учительницы.
Наконец Сундук пришёл к тому, что у древесины может считаться самым близким аналогом решения.
Его отдали. Он провел много лет, бродя по чужим странам, встречая экзотические создания и прыгая по ним в ритуальном танце. Но теперь он вернулся в страну, где когда-то был деревом. Следовательно, он свободен.
Нельзя сказать, что эту цепочку рассуждений отличала безупречность логики. Однако, следует признать, для того, кто думает дырками от сучков, результат весьма неплох.
А теперь Сундук собирался сделать кое что такое, о чём давно мечтал.
— Ну сколько можно, Проф?
— Прости, Чингиз. Как раз заканчиваю… — Коэн вздохнул. Воины Орды воспользовались передышкой, чтобы посидеть в тени деревьев и обменяться очередными враками о прошлых приключениях. Профессор Спасли, тем временем, стоял на вершине большого валуна, щурясь в окуляры самодельного оптического устройства и что-то царапая в своих картах.
В наше время миром правят клочки бумаги, подумал Коэн. Во всяком случае — этой частью мира. А Проф… ну, а Проф правит клочками бумаги. Он сделан из несколько иного материала, чем традиционные герои-варвары (несмотря на своё глубокое убеждение, что всех директоров школ следует распять на дверях коровника), но когда дело касается клочков бумаги, тут ему равных нет!
К тому же, он говорит по-агатски. По крайней мере, лучше, чем Коэн, нахватавшийся ходовых фраз и этим ограничившийся. Сам Профессор Спасли говорил, что выучил язык по старым книгам. А ещё он говорил, что из старых книг можно узнать очень много интересных фактов.
Коэн, покряхтывая, взобрался на валун.
— Чем ты тут занимаешься, а, Проф?
Профессор Спасли, прищурившись, вглядывался в бледный силуэт Гункунга, вырисовывающийся на пыльном горизонте.
— Видишь тот холм, сразу за городом? — откликнулся он. — Такая огромная округлая насыпь?
— Здорово смахивает на могильник моего папаши.
— Да, только этот — естественного происхождения. Слишком уж большой. И видишь, на самой его верхушке стоит что-то вроде пагоды. Очень любопытная архитектура. И я вот думаю, может, нам стоит рассмотреть её поближе?
Коэн внимательно изучил большой округлый холм. Это был большой округлый холм. Угрозы в нём никакой не было, и, судя по всему, цены он никакой не представлял. Следовательно, о холме можно было забыть. Сейчас Коэна интересовали другие, более насущные вопросы.
— Люди входят во внешний город и выходят из него, — продолжал Профессор Спасли, — следовательно, осада — это лишь видимость, чтобы показать: мол, мы тут. Так что с проникновением в Гункунг вряд ли возникнут проблемы. Но попасть непосредственно в Запретный Город будет гораздо сложнее.
— А как насчёт того, чтобы всех поубивать — предложил Коэн.
— Неплохая идея, но непрактичная, — отклонил предложение Профессор Спасли. — Нет, в моей нынешней методологии я исхожу из факта, что Гункунг находится на значительном расстоянии от реки, а населения в нём — почти миллион.
— Методология — штука важная.
— А для артезианских колодцев местность не совсем характерная.
— Во-во, и я о том же подумал.
— И водопроводов тоже не видно, если ты заметил.
— О да, водяные проводы… Эти агатцы любят всякие праздники, — согласился Коэн. — Жаль не успели, погуляли бы от души. Проводили бы, помахали ручкой…
— Что заставляет меня усомниться в правомерности высказывания, будто бы в Запретный Город даже мышь не проскользнет, — в голосе Профессора Спасли прозвучала едва заметная нотка самодовольства. — В том-то всё и дело, мышь без труда проскользнула бы в Запретный Город, если бы умела задерживать дыхание.
— Но мыши не умеют задерживать дыхание, — обрадовался Коэн, почувствовавший наконец твёрдую почву под ногами. — А люди умеют.
— Именно.
Повозка остановилась. Мешок сняли. Вместо тёрки для сыра, которую Ринсвинд ожидал увидеть, его взору предстали два молодых, встревоженных лица. Одно из них тоже принадлежало девушке, но, как Ринсвинд с облегчением удостоверился, не Прекрасной Бабочке. Эта девушка выглядела чуть моложе, и Ринсвинду почему-то опять вспомнилась картошка[77].
— Себя чувствуешь хорошо? — она говорила на ломаном, но вполне узнаваемом морпоркском. — Мы очень сожалеем. Ты сейчас лучше? Мы говорим тебе им языке небесного города Анк-Мор-Пок. Язык свободы и прогресса. Язык Одного Человека, Одного Голоса!
— Ага, — Ринсвинд счёл за лучшее не возражать. По морю его памяти проплыл образ анк-морпоркского патриция. Один человек, один голос. Ну да. — Я его встречал. Того самого, у которого этот голос. Только…
— Удачи Народному Делу! — воскликнул юноша. — Рассудительно Вперёд! — Юноша выглядел так, будто его сложили из кирпичей.
— Прошу прощения, — вставил Ринсвинд, — но почему вы… бумажный светильник для церемоний… кипа хлопка… спасли меня? То есть когда я говорю «спасли», то имею в виду, зачем вы ударили меня по голове, связали и привезли сюда, где бы мы сейчас ни находились? Что такого плохого могло случиться на постоялом дворе? Ну, дали бы мне по уху, что не заплатил…
— Самое худшее, что могло с тобой случиться, — это мучительная смерть, растянутая на несколько лет, — услышал он голос Бабочки.
Девушка появилась из-за повозки и мрачно улыбнулась Ринсвинду. Руки она скромно держала в складках кимоно — наверное, прятала там свои ножики.
— О, привет, — откликнулся Ринсвинд.
— Великий Волшебник, — Бабочка поклонилась, — меня ты уже знаешь, а эти двое — Цветок Лотоса и Три Запряжённых Вола. Они тоже члены нашей ячейки. Мы были вынуждены доставить тебя сюда таким бесцеремонным образом. Повсюду шпионы.
— Своевременная Кончина Всем Врагам! — сияя, воскликнул юноша.
— Ну да, конечно, — согласился Ринсвинд. — Всем врагам, само собой.
Повозка стояла во дворе. Судя по общему уровню шума по другую сторону высоких стен, они находились в большом городе. В мозгу Ринсвинда оформилось очень мерзкое подозрение.
— Итак, вы привезли меня в Гункунг, — сказал он.
Глаза Цветка Лотоса расширились.
— Значит, это есть правда, — выдохнула она по-морпоркски. — И ты действительно есть Великий Волшебник!
— О, мои способности к предвидению порой даже меня самого пугают, — уныло ответил Ринсвинд.
— Вы, двое, позаботьтесь о лошадях, — приказала Бабочка, не отводя глаз от Ринсвинда.
Когда юноша с девушкой, непрестанно оглядываясь, торопливо покинули помещение, Бабочка угрожающе шагнула к Ринсвинду.
— Они верят, — сказала она. — Но у меня по-прежнему есть некоторые сомнения. Однако, как говорит великий Лай Тинь Видль, когда нет вола, даже осёл сгодится. Лично я всегда считала, что это один из его наименее убедительных афоризмов.
— Благодарю. А чего именно вы ячейка?
— Ты слышал о Красной Армии?
— Нет. Хотя… Я слышал, как кто-то кричал что-то…
— Согласно легенде, некогда человек по имени Великий Волшебник привёл первую Красную Армию к невероятной победе. Разумеется, это случилось тысячи и тысячи лет назад. Но люди верят, что он — то есть ты — вернётся и совершит это вновь. Так что… Красная Армия должна ждать и готовиться.
— Ну, за несколько тысяч лет человек слегка меняется…
Внезапно она резко наклонилась к Ринсвинду.
— Лично я считаю, что всё это плохо пахнет, — прошипела Бабочка. — Однако ты здесь — и ты будешь Великим Волшебником. Даже если мне придется гнать тебя вперёд ударами под зад!
Двое младших членов ячейки вернулись. Бабочка в мгновение ока превратилась из скалящейся тигрицы в скромную лань.
— А теперь тебе надо встретиться с Красной Армией, — сказала она.
— Вообще-то, я только что с дороги, мне бы… — заметив выражение лица Бабочки, Ринсвинд умолк на полуслове.
— Очевидно, что первая Красная Армия не более чем красивая легенда, — произнесла она на быстром и безупречном анк-морпоркском. — Однако в легендах есть своя польза. И тебе… х-м, Великий Волшебник, стоит с ней познакомиться. Итак, когда Одно Солнечное Зеркало боролся со всеми армиями мира, ему на помощь пришёл некий Великий Волшебник. И тогда сама земля встала на защиту новой империи. Да, чуть не забыла, там ещё были задействованы молнии. Воины армии были сделаны из земли, но каким-то образом приводились в действие молнией. Молния, конечно, может убить — однако, боюсь, ей недостает дисциплины. И земля не может сражаться. На мой взгляд, эта армия земли и неба была не чем иным, как крестьянским восстанием. Ну а теперь у нас новая армия с гордым, древним именем, способным воспламенить воображение. И Великий Волшебник у нас тоже есть. Я не верю в легенды. Но я верю, что другие люди в них верят.