Более юная девушка, которая все это время пыталась следовать за нитью разговора, шагнула вперёд и взяла Ринсвинда за руку.
— Ты своим зрением сейчас увидишь Красную Армию, — пообещала она.
— Вперед Вместе С Массами! — выкрикнув это, юноша взял Ринсвинда за другую руку.
— Он что, всегда так разговаривает? — спросил Ринсвинд, чувствуя, что его мягко подталкивают к двери.
— Три Запряжённых Вола нигде не учился, — объяснила девушка.
— Больше Успеха Нашим Вождям!
— Два Пенса Ведро Хорошо Утоптанного! — поддержал его Ринсвинд.
— Больше Прав Собственности На Средства Производства!
— Новое Мыло Твоей Бабушке!
Три Запряжённых Вола просиял.
Бабочка отворила дверь и с чем-то замешкалась в доме. Ринсвинда вывели во двор.
— Очень полезные лозунги, — похвалил он, украдкой оглядываясь по сторонам. — Но мне хотелось бы привлечь ваше внимание к широко известному высказыванию Великого Волшебника Ринсвинда.
— Воистину, я вся открытая, — вежливо ответила Цветок Лотоса.
— Ринсвинд, бывало, говаривал… Счастливо оставаааааааааааааа…
Сандалии скользили по булыжнику, мешая развить приличную скорость, но воротца в заборе оказались сделанными из бамбука, поэтому разлетелись в щепки от легкого удара плечом.
По другую сторону стены оказался уличный базар. Его образ очень ярко запечатлелся в памяти Ринсвинда. Стоило образоваться клочку пространства, любому, даже самому маленькому, клочку, — оттого ли, что прошёл, раздвигая толпу, мул, или оттого, что проехала повозка, как образовавшийся пятачок сразу заполнялся людьми, во всю глотку спорящими из-за цены на какую-нибудь утку. Утка, как правило, вносила достойную лепту в окружающий шум, поскольку яростно крякала, недовольная, что её держат вверх ногами.
Ринсвинд угодил ногой в плетёную клетку с курами, но не снизил скорости, а всё так же нёсся вперёд, раскидывая людей и товар. В Анк-Морпорке подобное поведение вызвало бы соответствующую реакцию, однако здесь, где все вопили друг на дружку, Ринсвинд со своей кудахтающей ногой, полубегущий, полухромающий мимо бесконечных лотков, очень гармонично вписывался в пейзаж.
За спиной у него людской поток плотно смыкался. Если кто-то и крикнул что-нибудь вроде «Держи вора!», то его возглас быстро потонул в общем гаме.
Высмотрев укромную нишу между прилавком с певчими птицами и лотком, продающим нечто булькающее в тазах, Ринсвинд затормозил. Нога его издала радостное кукареканье.
Он принялся колотить ею о мостовую и колотил до тех пор, пока клетка не треснула. Петушок, опьянённый воздухом свободы, клюнул Ринсвинда в колено и, хлопая крыльями, поскакал прочь.
Погони слышно не было, однако расслабляться не следовало: на обычном гункунгском базаре даже батальон троллей, марширующих в свинцовых башмаках, остался бы незамеченным.
Однако Ринсвинд всё же позволил себе перевести дух.
Итак, он опять принадлежал самому себе. Однако благодаря Красной Армии он находился в столице Агатовой империи, куда совсем не стремился попасть. Стало быть, очередная неприятность — вопрос только времени. Впрочем, пока что ему ничто не грозило, а всё, что ему требовалось сейчас, — это пять минут, чтобы сориентироваться в окружающей обстановке. И тогда он отряхнет со своих ног прах этого города. Или грязь. Тут было навалом и того, и другого.
Значит, это и есть Гункунг…
Улицы — в привычном Ринсвинду смысле этого слова — отсутствовали как класс. Одни переулки переходили в другие, такие же узкие, а теснящиеся вдоль стен домов лотки делали их ещё уже. Животное население этого бесконечного базара было весьма многочисленным и разнообразным. Большинство лотков торговали цыплятами в клетках, утками в мешках и странными извивающимися штуками в чашках. В одной из лавок черепаха, венчающая собой лениво шевелящуюся гору других черепах («3 р. за штуку, очень полезно для яна»), смерила Ринсвинда печальным взглядом, словно бы говоря: «Ты думаешь, твои проблемы — это проблемы?».
Трудно было даже сказать, где кончаются лавки и начинаются дома. Нечто сморщенное, болтающееся на верёвке с равным успехом могло быть как диковинным товаром, так и чьим-то бельем — а может, и обедом на следующую неделю.
Гункугцы не производили впечатления домоседов. Судя по всему, большую часть времени они проводили на улице и при этом орали во всю глотку.
Продвижение вперёд осуществлялось путём распихивания локтями окружающих, пока те не убирались с дороги. Стоять же и говорить: «Э-э, прошу прощения, можно пройти?» — стоило только в том случае, если в ваши намерения входило провести весь день — и, наверное, всю ночь на одном месте.
Однако, когда вдруг послышались удары в гонг и последовательность громких хлопков, толпа слегка расступилась. Мимо Ринсвинда, приплясывая, проследовали странные люди в белых балахонах. Они разбрасывали фейерверки и что было сил колотили в гонги, кастрюли, а также в прочую утварь, способную издать хоть какой-то звук. Надо признать, создаваемый процессией грохот отчасти заглушил уличный шум, хотя на это была потрачена масса усилий.
Время от времени какой-нибудь местный житель, отвлекшись от своих воплей, чтобы немножко перевести дух, замечал Ринсвинда и окидывал его озадаченным взором. «Пожалуй, самое время слиться с окружением», — решил Ринсвинд.
— Неплохо, а? — проорал он, обращаясь к стоявшей рядом женщине.
Женщина, маленькая старушка в соломенной шляпе, воззрилась на него с явным отвращением.
— Это похороны господина Фу, — отрезала она и поспешила удалиться.
Неподалеку от ниши, где прятался Ринсвинд, стояли двое стражников. Происходи дело в Анк-Морпорке, стражники стреляли бы самокрутки и старались не замечать ничего, что могло бы помешать им наслаждаться жизнью. Но у этих вид был настороженный.
Ринсвинд шмыгнул в переулок. В этом городе незнакомый с местными обычаями человек мог попасть в весьма затруднительное положение.
В переулке было потише. Дальним своим концом он выходил на что-то гораздо более широкое и с виду очень даже пустынное. Исходя из предпосылки «меньше людей — меньше проблем», Ринсвинд бодро зашагал вперёд.
Наконец он снова оказался на открытом пространстве. Даже весьма открытом. Это была вымощенная булыжником площадь, достаточно большая, чтобы на ней могла расположиться пара-другая армий. По периметру площадь обрамляли вишневые деревья. Однако, если вспомнить толпы народа повсюду, поражало полное отсутствие кого бы то ни было…
— Эй, ты!
…Не считая стражников.
Они вдруг появились из-за каждого дерева и каждой статуи.
Ринсвинд попытался было ретироваться обратно в переулок, но не успел, поскольку за спиной у него тоже внезапно возник стражник.
К его лицу приблизилась ужасающая маска, принадлежащая человеку в латах.
— Крестьянин! Тебе известно, что это Имперская площадь?
— Прошу прощения, а слово «имперская» пишется с большой или с маленькой буквы? — вежливо осведомился Ринсвинд.
— Вопросы здесь задаю я!
— Ага. Стало быть, с большой. Значит, забрёл в какое-то очень важное место. Что ж, извините, не знал, ухожу-ухожу…
— А ну стоять!
Что особенно поразило Ринсвинда в поведении стражников, схватить его никто даже не пытался. И лишь потом он осознал, что этого, наверное, просто не требовалось. Люди в империи послушно выполняли то, что им приказывали.
Это похуже плёток будет, говорил Коэн.
Ринсвинд вдруг вспомнил, что вообще-то ему полагается пасть на колени. Он поспешно присел на корточки и упёрся в мостовую руками.
— Я вот думаю, — бодро спросил он, занимая стартовую позицию, — не пора ли познакомить вас с одним известным высказыванием?
Коэн хорошо разбирался в городских воротах. Он ломал их таранами, катапультами, а один раз — даже собственной головой.
Однако ворота Гункунга оказались чертовски хорошими. Совсем не такими, как ворота Анк-Морпорка. Те обычно были распахнуты настежь, дабы привлечь покупателя с толстым кошельком. В качестве единственной защиты выступала надпись: «Спасибо, Што Не Нападайте На Наш Город. Приятнова Времяправажденья». Эти же ворота были большими и тяжелыми, сделанными из железа. Возле них торчали караульная башня и взвод довольно неприятных личностей в черных латах.
— Проф?
— Да, Коэн?
— Что мы тут делаем? Водяные проводы уже закончились, все разошлись. Может, как-нибудь через стену?
Профессор Спасли погрозил ему пальцем.
— Лазать через стену — только привлекать лишнее внимание. Мы пройдем как обычные люди. А уже внутри поищем водопровод, по которому и проникнем в Запретный Город. Но сейчас давайте ещё раз вспомним, чему я вас учил, — сказал он. — Очень важно, что вы все усвоили, как надо себя вести в большом городе.
— Свою маму поучи, — проскрипел Маздам. — Кому-кому, а нам это известно. Грабь, насилуй, тащи добычу, а перед уходом подожги всё к чёртовой матери. Всё так же, как в маленьких городах, только времени больше уходит.
— Это, разумеется, правильно, но только если ты проходишь через город, — принялся терпеливо, как маленькому ребенку, растолковывать Профессор Спасли. — А что, если тебе потребуется вернуться туда на следующий день?
— На следующий день там уже делать нечего, Проф.
— Господа! Прошу минуточку внимания. Я преподам вам основы цивилизованного поведения!
Однако люди не просто проходили через ворота. К караулке выстроилась длинная очередь. Стражники угрожающе нависали над съеживающимися от страха агатцами и тщательно проверяли бумаги всех, кто намеревался войти в город.
И вот настала очередь Коэна.
— Твои бумаги, старик!
С довольным кивком Коэн вручил капитану стражников клочок бумаги, на котором красивым почерком Профессора Спасли было написано:
«МЫ БРАДЯЩИЕ СУМАСШЕДШЫЕ
И БУМАГ У НАС НЕТУ. ИЗВИНИТЕ».
Стражник поднял глаза и узрел весёлую улыбку Коэна.
— Ну надо же, — мерзким тоном процедил он. — А что, разговаривать ты разучился, дедуль?