— Спасибо, — вымолвил он и заторопился прочь. — О нет, — бормотал он, прокладывая себе путь сквозь толпу. — Я не ввязываюсь в истории, в которых людям так запросто рубят головы.
И тут кто-то опять огрел его по затылку. Но на этот раз вежливо.
«Интересно, а что сталось со старым добрым „Эй, ты!“?» — только и успел подумать Ринсвинд, падая сначала на колени, потом на подбородок.
Серебряная Орда бродила по переулкам Гункунга.
— И как это называется? — гундел Маздам. — Режь всех подряд, поджигай всё, что горит? Что-то не похоже… Раньше я ходил с Брюсом-Гуном, так вот, чтобы мы проникли в город, прикинувшись какими-то ё…
— Господин Дикий, — поторопился прервать его Профессор Спасли, — по-моему, сейчас самое время обратиться к списку, который, между прочим, я специально для тебя составил.
— К какому ещё списку, чёрт побери? — Маздам воинственно выпятил челюсть.
— К списку приемлемых и цивилизованных слов, помните? — Этот вопрос Профессор Спасли адресовал всей Орде. — Помните, я вам рассказывал про ци-ви-ли-зо-ван-ное по-ве-де-ние? Для осуществления наших долгосрочных стратегических планов цивилизованное поведение жизненно важно.
— А что такое долгосрочные стратегические планы? — полюбопытствовал Калеб-Потрошитель.
— Это то, что мы будем делать дальше, — объяснил Коэн.
— И что мы будем делать дальше?
— Будем действовать по Плану, — ответил Коэн.
— Да я все эти планы… — начал Маздам.
— Список, господин Маздам, не забывай, что пользоваться можно только словами из списка, — оборвал его Профессор Спасли. — Когда речь идет о пересечении пустынь, тут я полагаюсь на ваше знание предмета, но сейчас мы говорим о цивилизации, и вы, господа, должны использовать правильные слова. Уж будьте любезны!
— Лучше делай, как он говорит, Маздам, — посоветовал Коэн.
Маздам неуклюже вытащил из кармана засаленный клочок бумаги и развернул.
— «Ёлки-палки»? При чём тут какие-то ёлки?! — Он словно не верил своим глазам. — «Гори оно всё ярким пламенем»? «Накрыться медным тазом»?
— Это… цивилизованные ругательства, — объяснил Профессор Спасли.
— Ну, так можешь взять их и…
— И? — Профессор Спасли предостерегающе поднял палец.
— И запихать себе в…
— Да?
— В…
— Куда?
Маздам закрыл глаза и сжал кулаки.
— Да горят эти все ёлки-палки ярким пламенем!
— Отлично, — похвалил Профессор Спасли. — Так гораздо лучше.
Он переключился на Коэна. Тот откровенно веселился над страданиями Маздама.
— Коэн, — сказал Профессор Спасли, — видишь, вон там прилавок с яблоками. Не хочешь ли попробовать яблочка?
— Не откажусь, пожалуй… — уступил Коэн в осторожной манере человека, который отдает фокуснику часы, при этом ни на секунду не забывая, что тот как-то подозрительно ухмыляется, а в руке сжимает молоток.
— Хорошо. А теперь, реб… я хотел сказать, господа. Чингиз хочет яблоко. Неподалеку мы видим прилавок, за которым торговец продает фрукты и орехи. Как следует поступить Чингизу? — Профессор Спасли обратил на свою паству исполненный надежды взгляд. — Кто-нибудь знает ответ?
— Делов-то! Пришиваешь этого му… — опять послышался шорох разворачиваемого листка, — мужика за прилавком, а потом…
— Неправильно, господин Дикий. Кто-нибудь еще?
— Чиво?
— Ну, можно поджечь…
— Нет, господин Винсент. Ещё варианты?
— Насилуешь…
— Да нет же, господин Потрошитель, — покачал головой Профессор Спасли. — Мы достаем де… де?… — он устремил на них вопрошающий взгляд.
— Деньги! — хором откликнулась Орда.
— А потом… Что мы делаем потом? Ну давайте же, мы повторяли это сотни раз. Мы?…
Это была самая трудная часть. И без того изборожденные морщинами лица ордынцев теперь и вовсе пошли гармошкой в яростной попытке вырваться из тенет привычного образа мысли.
— Да?… — неуверенно промолвил Коэн.
Профессор Спасли широко улыбнулся ему и ободряюще кивнул.
— Даем?… Их… — Губы Коэна побелели от напряжения. — Ему?
— Точно! Прекрасно. В обмен на яблоко. О сдаче и «спасибо» мы поговорим немного позже. А теперь, Коэн, вот монета. Вперёд.
Коэн стёр пот со лба. Он начал обильно потеть.
— А может, просто сделать ему подсечку и?…
— Нет! Мы в цивилизованном мире.
Коэн, поёжившись, кивнул. После чего, расправив плечи, решительно направился к прилавку. Торговец, с подозрением наблюдавший за странной группкой стариков, натужно улыбнулся ему.
Глаза Коэна остекленели, варвар беззвучно зашевелил губами, как будто повторяя про себя некую роль. Наконец он произнёс:
— Эй, ты, жирный торговец, гони мне все свои… одно яблоко… а я… дам тебе… эту монету…
Он оглянулся. Профессор Спасли поднял большой палец.
— Одно яблоко, и всё? — уточнил торговец.
— Да!
Торговец выбрал яблоко. Меч Коэна снова спрятали в инвалидном кресле, однако торговец, словно предчувствуя что-то, предварительно осмотрел яблоко со всех сторон и удостоверился, что оно хорошее. И только потом взял монету из пальцев Коэна. Что оказалось несколько затруднительным, поскольку клиенту крайне не хотелось расставаться с ней.
— Ну же, почтенный сан, теперь плати, — сказал торговец.
Далее последовали семь очень насыщенных событиями секунд.
Некоторое время спустя, когда вся Орда остановилась в безопасном переулке, Профессор Спасли произнёс:
— Ну а теперь вопрос ко всем: кто может сказать, что Чингиз сделал не так?
— Он не сказал «спасибо»?
— Чиво?
— Нет.
— Не сказал «до свиданья»?
— Чиво?
— Нет.
— Он ударил ему по голове дыней, после чего втоптал в клубнику, сровнял с орехами, поджёг прилавок и отнял все его деньги?
— Чиво?
— Правильно! — Профессор Спасли вздохнул. — Чингиз, у тебя всё так хорошо шло… До последнего момента.
— А чего он начал обзываться?
— «Сан» на агатском языке означает «господин», Чингиз.
— А-а… В самом деле?
— Да.
— Гм-м… Но я же все-таки заплатил за яблоко.
— Верно, но, видишь ли, при этом ты отнял у него все остальные деньги.
— И все-таки за яблоко я заплатил, — с заветным раздражением повторил Коэн.
Профессор Спасли вздохнул.
— Чингиз, у меня складывается впечатление, что несколько тысяч лет планомерного развития частной собственности, закрепленной товарно-денежными отношениями, каким-то образом прошли мимо тебя.
— Что-что?
— Иногда бывает так, что деньги по закону принадлежат не тебе, а кому-то другому, — терпеливо перевел Профессор Спасли.
Орда примолкла, пытаясь освоиться с данным утверждением. Разумеется, им было известно, что теоретически это действительно так. У торговцев всегда есть деньги. Однако в мысли, что эти деньги им принадлежит, виделось что-то глубоко порочное — на самом деле деньги всегда принадлежат тому, кто сумеет их отнять. Торговцы, по сути, не были владельцами, они лишь временно хранили деньги, пока в них не возникала нужда у других людей.
— А теперь, вон там, видите, пожилая дама? Она продает уток, — продолжал Профессор Спасли. — Пожалуй, следующей стадией будет… Господин Вилли, эй, я тут. Уверен, то, на что ты смотришь, очень интересно, но убедительно прошу не отвлекаться. Итак, следующей стадией будет оттачивание навыков социального взаимодействия.
— Ур, Ур, Ур, — утробно пробурчал Калеб-Потрошитель.
— Я это к тому, господин Потрошитель, что тебе сейчас нужно будет подойти к ней и спросить сколько стоит утка, — сказал Профессор Спасли.
— Ур, ур, ур… чего?
— И при этом ты не должен пытаться содрать с неё одежду. С дамы, разумеется, не с утки. Потому что это нецивилизованно.
Калеб поскреб в затылке. Обильно посыпалась перхоть.
— Ну спрошу я, а что потом?
— Э-э… Потом завяжи с дамой разговор.
— Чего? О чём можно разговаривать с женщиной?
Профессор Спасли несколько замялся. В некоторой степени для него это тоже была неизведанная территория. В последней школе, где он преподавал, его опыт обращения с женщинами сводился к болтовне с экономкой, а ещё однажды кастелянша позволила ему положить руку ей на колено. Ему исполнилось сорок, когда он с удивлением узнал, что оральный секс — это вовсе не разговоры о сексе, как он раньше искренне считал. Женщины всегда казались ему странными, далёкими и удивительными существами. В этом его представления коренным образом отличались от представлений Орды. Те все как один считали, что женщина — это то, с чем надо что-то делать. Ему стоило некоторого труда подобрать подходящие слова.
— О погоде? — рискнул предположить он. В его голове вспыли смутные воспоминания о разговорах с тётушкой — старой девой, которая его воспитала. — О её здоровье? О том, как испортилась молодёжь?
— И уже после этого сдирать одежду?
— Возможно. В итоге. Если она того захочет. Ещё я хотел бы напомнить всем о той беседе, что состоялась у нас на днях. О необходимости регулярно принимать… — «Или хотя бы однажды принять», — добавил он про себя. — …Ванну, а также следить за состоянием своих ногтей и волос и почаще менять одежду.
— Но это же настоящая кожа, — возразил Калеб. — Её не надо менять, она не гниёт годами.
Профессору Спасли в очередной раз пришлось пересмотреть свои взгляды. Он считал, что Орду можно покрыть цивилизацией, словно лаком. Так вот, он заблуждался.
Но самое забавное, думал он, пока Орда наблюдала за мучительными попытками Калеба завязать разговор с представительницей другой половины человеческого рода, самое забавное, хотя Орда и те люди, с которыми он привык сталкиваться в учительских, далёких друг от друга, как небо и земля (а может, именно потому, что эти и те люди, с которыми он привык сталкиваться в учительских, далеки, как небо и земля), эти варвары ему симпатичны. На книгу они смотрят или как на принадлежность для уборной, или как на набор для разведения огня, а гигиену считают именем какой-то богини. И всё же они честны (со своей, специализированной, точки зрения) и отличные (со своей, специализированной, точки зрения) люди, а мир их чрезвычайно прост. Они крадут у богатых, грабят храмы и дворцы. У бедных они не воруют не потому, что в бедности есть какая-то особая заслуга, а просто потому, что у бедняков нечего красть.