За ногу Думминга отчанно цеплялся декан.
— Слушай, Думминг, ты в таких вещах специалист, — простонал он, когда они достигли дна каньона и начался жуткий, животокрутительный подъём на следующий гребень. — Мы сейчас погибнем?
— Я… я так не думаю, декан…
— Жаль…
К тому моменту, когда Ринсвинд свернул за угол, сзади уже вовсю свистели, но он никогда не допускал, чтобы столь мелкие детали выводили его из равновесия.
Это был город! В городах всё гораздо легче. Он был городским созданием. В городах так много мест, где можно…
Теперь засвистели ещё и впереди. Толпа неожиданно стала плотнее, очень много людей зачем-то двигались в одном направлении. Но Ринсвинду НРАВИЛОСЬ рассекать толпу. Он был преследуемым, а потому преимущества новизны были на его стороне. Это он распихивал плечами ничего не ведающих прохожих, которые потом оборачивались, толкались, выказывали недовольство и вообще всячески демонстрировали свою неприязнь к тем, кто пытался следовать по пятам за беглецом. Бильярдным шаром Ринсвинд прокатился через толпу и ловко вписался в лунку переулка.
Лучше всего бежать под уклон. Поскольку именно в конце всяких уклонов, как правило, располагаются доки.
Так он и бежал, то увертываясь, то подныривая, пока вдруг не вылетел к воде. Неподалеку покачивались лодки — слегка маловаты, но выбирать не…
Из мрака донёсся чей-то топот. Кто-то почти нагнал его!
А эти стражники оказались парнями не промах!
Такого развития событий он не ожидал.
Неужели они захватили его в кольцо? Но ведь это не их дело — думать.
Он побежал в единственном оставшемся направлении: вдоль береговой линии.
Ага, вот здание… По крайней мере… по крайней мере, судя по всему, здание. Да. Потому что таких огромных кораблей просто не делают…
Ринсвинд всегда считал, что здание — это ящик с остроконечной крышкой, цветом более или менее сходный с окружающей грязью. Впрочем, как однажды заметил знаменитый философ Лай Тинь Видль: истинный мудрец, забиваясь в дыру, не смотрит, какого цвета там обои.
Прыжками преодолев ступеньки, Ринсвинд обежал вокруг странного белого сооружения. У него создалось впечатление, что это что-то вроде концертного зала. Оперного, судя по доносящимся изнутри звукам, хотя довольно странно давать оперные концерты в здании, которое выглядит так, будто вот-вот распустит паруса и снимется с якоря. Но к чему ломать голову? Вот сразу за мусорными баками подходящая дверца, да к тому же открытая…
— Ты из агентства, друг?
Ринсвинд вмотрелся в густое облако пара.
— И очень надеюсь, ты умеешь готовить пудинг, а то наш шеф-повар уже бьется головой о стены, — сообщила размытая фигура в белом колпаке.
— Будь спок, — как можно убедительнее произнёс Ринсвинд. — А это, я вижу, КУХНЯ?
— Ты чо, прикалываешься?
— А то я чуть было не решил, что это опера…
— Это лучшая опера в мире, друг. Ты заходи, заходи…
Кухонька оказалась весьма скромных размеров, и, как и почти во всех виденных Ринсвиндом кухнях, там было полно людей, ожесточенно работающих над достижением самых разных, взаимно противоречащих целей.
— Боссу втемяшилось в башку закатить примадонне пир на весь мир, — объяснял, продираясь сквозь толпу, повар. — А Чарли ни с того ни с сего заклинило на пудинге.
— Ну что ж… — глубокомысленно отозвался Ринсвинд, рассчитывая, что рано или поздно что-то прояснится.
— Босс грит, ты, Чарли, должон приготовить для неё пудинг.
— Так прямо и сказал?
— Грит, это должон быть самый зыкинский пудинг в мире, Чарли.
— Будь спок?
— Грит, великий Нунко придумал для госпожи Венди Муссо клубничный мусс, а знаменитый шеф-повар Импозо изобрёл для госпожи Маргирин Глазурье яблочную глазурь, а твой собственный отец, Чарли, почтил госпожу Джанин Зефирь великолепным апельсиновым зефиром, но вот сейчас, Чарли, настал твой звёздный час. — Повар горько покачал головой. Они приблизились к столу, за которым, обхватив голову руками, безутешно рыдал маленький человечек в белом поварском облачении. Перед ним выстроилась батарея пустых пивных банок. — С тех пор бедняга не просыхает, так что в конце концов мы решили: пора кого-нибудь вызвать. Сам-то я главный по бифштексам и креветкам.
— Стало быть, надо приготовить пудинг? С названием в честь оперной певицы? — уточнил Ринсвинд. — Такова, говоришь, традиция?
— Ага, и ты уж Чарли не подведи, друг. Он же не виноват.
— Ну что ж…
Ринсвинд задумался о пудингах. В общем и целом пудинг — это фрукты со сладким кремом. Ну, ещё иногда печёная прослойка. Проблемы, с его точки зрения, не было.
— Будь спок, — утешил он. — Сейчас что-нибудь состряпаю.
Внезапно в кухне воцарилась полная тишина. Все повара и поварята, прежде деловито сновавшие каждый по своим делам, замерли и воззрились на него.
— Начнем с начала, — продолжал Ринсвинд. — Что у нас есть из фруктов?
— В такую позднотищу мы, кроме груш, ничего не нашли.
— Будь спок. А как насчёт крема?
— Тоже есть, ясен перец.
— Отлично. Так как там зовут эту вашу дамочку?
Над кухней угрюмой пеленой распространилась тишина.
— Она примадонна, — мрачно заявил один повар.
— Хорошо, хорошо. И как её имя?
— Э-э… в этом-то, видишь ли, и проблема, — покачал головой другой повар.
— Почему?
Думминг открыл глаза. Воды утихомирились — по крайней мере, сейчас море выглядело спокойнее, чем прежде. Вверху даже проглядывали клочки чистого синего цвета, хотя облака пересекали небо так, будто каждое из них заручилось услугами собственного ветра.
Во рту был такой вкус, словно там совсем недавно плавили олово.
Кое-кто из волшебников тем временем сумел приподняться на колени. Декан нахмурился, снял шляпу и выудил из неё крабика.
— …Хорошая лодка. Просто отличная, — пробормотал он.
Зелёная мачта уцелела, хотя лист-парус заметно потрепало. Однако суденышко продолжало довольно бодро идти против ветра, дующего со стороны…
…Континента. Который возвышался неподалеку красной, поблескивающей под вспышками молний стеной.
Чудакулли, покачиваясь, распрямился и указал на континент.
— Совсем немного осталось! — воскликнул он.
И тут декан не выдержал.
— Я по горло сыт твоей тошнотворной жизнерадостностью! — рявкнул он. — Так что лучше заткнись!
— Вообще-то, я твой аркканцлер.
— Это мы ещё посмотрим, какой ты аркканцлер!
Думминг заметил, что в глазах декана начал разгораться зловещий огонёк.
— Сейчас неподходящее время, декан!
— И вообще, на каком-таком основании ты здесь распоряжаешься, а, Чудакулли? И аркканцлером чего именно ты являешься? Незримый Университет даже ещё не существует! Скажи ему, главный философ!
— Захочу — скажу, захочу — нет, — презрительно фыркнул тот.
— Как это? Что это значит? — взвился декан.
— Я не считаю себя обязанным выполнять твои указания, декан!
Когда минутой позже на палубу вылез казначей, лодка уже ходила ходуном. Трудно сказать, на сколько именно фракций раскололся преподавательский коллектив (каждый отдельно взятый волшебник уже сам по себе фракция), но в общем и целом волшебники разделились на два противоборствующих, хотя и весьма шатких альянса.
Гораздо позже, когда Думминг Тупс восстанавливал ход событий, его крайне поразил один факт: никто даже не подумал прибегнуть к магии. Волшебники привыкли жить в атмосфере, в которой разящее слово наносит много больше вреда, чем волшебный меч. Они знали, что правильно составленный циркуляр бьёт не хуже огненного шара, зато куда дольше. Кроме того, посохов под рукой ни у кого не оказалось, как и подходящих случаю заклинаний. Таким образом, проще было орудовать кулаками, хотя волшебники дерутся весьма своеобразно: демонстративно и яростно размахивая руками и одновременно стараясь держаться от противника как можно дальше.
Вечная улыбка казначея сразу слегка поблекла.
— Мои результаты были на три процента выше твоих!
— И откуда такие сведения, декан?
— Когда тебя назначали аркканцлером, я заглянул в бумаги!
— И решил поднять этот вопрос через сорок лет?
— Экзамен есть экзамен!
— Э-э… — начал было казначей.
— Надо ж быть таким мелочным! Но что ещё ожидать от студента, у которого отдельная ручка для красных чернил!
— Ха! Зато я не проводил дни в пьянстве и азартных играх! И не прогуливал!
— Ха! А я всем этим занимался, да, и благодаря этому узнал жизнь! И это не помешало мне иметь почти такие же хорошие отметки, как у тебя, несмотря на то что на экзамен я пришел в состоянии первосортного похмелья, ты, раздутый от самомнения мешок сала!
— Что? Как? Мы, значит, перешли на личности?
— Именно, Задница На Два Стула! Самое время перейти на личности! В Университете недаром говорят, что у всякого, кому не повезёт идти следом за тобой, начинается морская болезнь!
— Я подумал, может быть… — робко произнёс казначей.
Воздух вокруг волшебников трещал. Волшебник в дурном настроении притягивает магию, как переспелое яблоко — мух.
— Как, по-твоему, казначей, кто лучший аркканцлер? Я или он? — не сводя глаз с Чудакулли, осведомился декан.
Казначей растерянно заморгал слезящимися глазками.
— Я думаю, э-э… вы оба… гм-м… в вас обоих много хорошего… гм-м… э-э… может, пора привести это хорошее к общему знаменателю?
Одно краткое мгновение спорщики обдумывали данное предложение.
— Интересная мысль, — похвалил декан.
— Довольно глубокая, — поддержал Чудакулли.
— Я, знаешь ли, НИКОГДА не питал особой симпатии к профессору современного руносложения…
— От его постоянных ухмылочек просто тошнит, — согласился Чудакулли. — Он абсолютно не умеет работать в коллективе.
— Неужели? — особенно мерзко ухмыльнулся профессор современного руносложения. — Зато отметки у меня были получше ваших. И я не такой толстый, как декан! Хотя куда более великий! Скажи им, Тупс!