руки и выкрикнул ряд непереводимых выражений, закончившийся словом «мило!», которое он произнёс оскорблённым шёпотом.
Плита сбавила скорость, скользнула в облаке снега вбок и зависла над кругом. Внизу один из друидов нарисовал двумя пучками омелы сложный узор, и Белафон искусно, с едва слышным стуком, установил массивный блок на два гигантских столба.
Ринсвинд выпустил давно сдерживаемое дыхание в одном долгом выдохе, и оно заторопилось прочь, спеша где-нибудь спрятаться.
О бок плиты ударилась лестница, и над краем возникла голова пожилого друида. Он озадаченно посмотрел на двух пассажиров и поднял глаза на Белафона.
— Где тебя черти носили? Семь недель до свячельника, а он у нас снова полетел.
— Привет, Закрия, — отозвался Белафон. — Что случилось на этот раз?
— Всё совершенно разладилось. Сегодня он предсказал восход солнца на три минуты раньше. Если ты слышал про разгильдяев, парень, так это он и есть.
Белафон перебрался на лестницу и исчез из виду. Пассажиры посмотрели друг на друга, а потом уставились вниз, на обширное открытое пространство между камнями, образующими внутренний круг.
— И что нам делать? — спросил Двацветок.
— Можно поспать, — предложил Ринсвинд.
Двацветок пропустил его слова мимо ушей и полез вниз по лестнице.
Друиды внутри круга небольшими молоточками простукивали мегалиты и внимательно прислушивались. Несколько огромных камней лежали на боку, и каждый был окружен толпой друидов, которые осматривали плиты, переругиваясь друг с другом. До сидящего наверху Ринсвинда долетали таинственные фразы.
— Идиот, причём здесь программное обеспечение? Песнь Попранной Спирали была специально разработана для концентрических кругов…
— А я говорю, перезапусти его и попробуй простенькую лунную церемонию…
— Хорошо, хорошо, с камнями всё в порядке, тогда, значит, во вселенной что-то разладилось?
Сквозь туман, заполняющий измученный мозг, Ринсвинд припомнил ужасную звезду, которую они видели в небе. Прошлой ночью во вселенной действительно что-то разладилось.
Как он снова очутился на Диске?
У него появилось ощущение, что ответ находится где-то в его голове. И он начинал испытывать ещё более неприятное чувство, будто нечто неведомое наблюдает за открывающейся внизу сценой — наблюдает через его глаза.
Заклинание выползло из своего логова, разбитого на нехоженых дорогах Ринсвиндова сознания, и нахально сидело в лобных долях его мозга, разглядывая происходящее и поедая ментальный эквивалент воздушной кукурузы.
Он попытался запихнуть Заклинание обратно — и мир исчез…
Он очутился в темноте, в теплой, отдающей плесенью темноте, темноте склепа, бархатистой черноте саркофага.
Здесь стоял сильный запах старой кожи с кисловатым привкусом, присущим ветхой бумаге. Бумага шуршала.
Волшебник чувствовал, что эта темнота заполнена невообразимыми ужасами, а вся беда с невообразимыми ужасами состоит в том, что их слишком легко вообразить…
— Ринсвинд, — произнёс чей-то голос.
Ринсвинд никогда не слышал, как разговаривают ящерицы, но если бы ящерица говорила, то она изъяснялась бы как раз таким голосом.
— Гм, — сказал он. — Да?
Голос хихикнул — странный, довольно бумажный звук.
— Тебе следовало бы спросить: «Где я?», — упрекнул он.
— Думаешь, ответ придется мне по душе? — осведомился Ринсвинд, пристально вглядываясь в темноту.
Теперь, когда его глаза попривыкли, он начал что-то различать. Что-то неопределенное, всего-навсего узор, начертанный в воздухе. Что-то странно знакомое.
— Ну хорошо, — уступил он. — Где я?
— Ты спишь.
— А можно я проснусь?
— Нет, — ответил другой голос, такой же древний и сухой, как и первый, но слегка отличный от него.
— Мы должны сообщить тебе нечто крайне важное, — вступил третий голос, если уж на то пошло, ещё более безжизненный и высохший, чем оба предыдущих.
Ринсвинд тупо кивнул. Заклинание притаилось в глубине его мозга и осторожно заглядывало через мысленное плечо волшебника.
— Ты доставил нам уйму хлопот, юный Ринсвинд, — продолжал голос. — Падаешь за Край света, совершенно не думая о других. Нам, знаешь ли, пришлось серьезно исказить реальность.
— О боги!
— А теперь тебе предстоит выполнить одну очень важную задачу.
— О-о. Ладно.
— Много лет назад мы устроили так, что одно из нас спряталось у тебя в голове. Мы предвидели, что наступит время, когда тебе придется сыграть очень важную роль.
— Мне? Почему?
— Ты часто убегаешь, — сказал один из голосов. — Это прекрасно. Ты один из тех, кто выживает.
— Выживает? Да я дюжины раз был на волосок от гибели!
— Вот именно.
— О-о.
— Но не пытайся снова упасть с Диска. Мы действительно не можем это позволить.
— Кто это «мы»? — спросил Ринсвинд.
В темноте что-то зашуршало.
— В начале было слово, — сообщил сухой голос прямо у него за спиной.
— Сначала было Яйцо, — поправил другой голос. — Я отчетливо помню. Великое Вселенское Яйцо. Немного резиновое на ощупь.
— На самом деле вы оба не правы. Я уверен, что это была первобытная слизь.
— Нет, она появилось потом, — сказал ещё один голос, идущий со стороны Ринсвиндова колена. — Сначала была твердь. Кучи тверди. Довольно липкой, наподобие леденцов. И очень густой…
— Гм, если, конечно, это вас интересует, — послышался надтреснутый голос слева от волшебника, — то все вы заблуждаетесь. В начале было Прокашливание…
— …А потом слово…
— Простите, слизь…
— Определенно резиновое, подумало я…
Наступила тишина. Затем один из голосов осторожно сказал:
— Во всяком случае, что бы это ни было, мы отчетливо помним начало.
— Вот именно.
— Точно.
— И наша задача, Ринсвинд, не допустить, чтобы случилось нечто ужасное.
Ринсвинд, прищурившись, вгляделся в темноту.
— Может, вы будете так добры и объясните, о чём это вы толкуете?
Рядом послышался бумажный вздох.
— Ладно, хватит метафор, — произнёс один голос. — Послушай, для нас крайне важно, чтобы ты сохранил Заклинание у себя в голове и вернул его нам в нужное время. Чтобы в нужный момент мы могли произнестись. Ты понял?
«Мы могли произнестись?» — подумал Ринсвинд.
И тут до него дошло, что за узор находится перед ним. Это написанные на странице слова, если смотреть на них снизу.
— Так я внутри Октаво? — спросил он.
— В некотором метафизическом смысле, — небрежно ответил один из голосов и придвинулся ближе.
Ринсвинд услышал прямо у себя под носом сухой шелест.
И удрал.
Одинокая багровая точка рдела на клочке темноты. Траймон — всё ещё в церемониальных одеждах, в которых он был торжественно возведён на пост главы ордена, — никак не мог избавиться от ощущения, что огонёк растет прямо на глазах. Он вздрогнул и отвернулся от окна.
— Ну?
— Это звезда, — сказал профессор астрологии. — Я так думаю.
— Ты думаешь?
Астролог поморщился. Они стояли в обсерватории Незримого Университета, и крошечная рубиновая точечка на горизонте взирала на него отнюдь не так свирепо, как новый хозяин.
— Понимаешь, мы всегда думали, что звезды очень похожи на наше солнце…
— Ты имеешь в виду огненные шары примерно в милю в поперечнике?
— Да. Но эта новая звезда… ну, в общем… она большая.
— Больше, чем солнце? — спросил Траймон. Он считал огненные шары диаметром в милю достаточно внушительными, хотя и не одобрял звезды в принципе. Из-за них небо выглядело неопрятно.
— Гораздо больше, — медленно ответил астролог.
— Даже больше, чем голова Великого А'Туина?
На астролога было жалко смотреть.
— Больше, чем Великий А'Туин и Диск вместе взятые. Мы проверили, — торопливо добавил он, — и совершенно уверены в своих выводах.
— Да, она действительно большая, — согласился Траймон. — На ум приходит слово «огромная».
— Массивная, — поспешил подтвердить астролог.
— Гм-м.
Траймон принялся расхаживать по мозаичному полу обсерватории, на котором были изображены знаки зодиака Плоского мира. Их было шестьдесят четыре, начиная с Визена, Двуглавого Кенгуру, и заканчивая Гахули, Вазой с Тюльпанами (созвездие величайшей религиозной значимости, суть которой в наше время, увы, забыта).
На голубых с золотом плитках Гиены Маббо он задержался и неожиданно обернулся.
— Мы врежемся в неё? — спросил он.
— Боюсь, что да, господин, — ответил астролог.
— Гм-м.
Траймон, задумчиво поглаживая бороду, сделал несколько шагов и задержался на стыке Купца Окджока и Небесного Пастернака.
— Я не специалист в этих вопросах, — сказал он, — но я так представляю, к добру это не приведёт.
— Да, господин.
— Они очень горячие, эти звезды?
Астролог сглотнул.
— Да, господин.
— Мы все сгорим?
— В конце концов. Разумеется, этому будут предшествовать дискотрясения, приливные волны, нарушение гравитации, и, возможно, Диск полностью лишится атмосферы.
— Ага. Одним словом, полное отсутствие приличной организации.
— Можно сказать и так, господин, — посомневавшись, уступил астролог.
— Начнется паника?
— Боюсь, она будет длиться очень недолго.
— Гм-м, — в третий раз произнёс Траймон, минуя Возможно Ворота и плавно сворачивая в сторону Райской Коровы. Он снова вгляделся в багровую точку на горизонте и, похоже, пришел к какому-то решению.
— Мы не можем найти Ринсвинда, — объявил он. — Не обнаружив Ринсвинда, мы не найдем восьмое Заклинание Октаво. Но мы считаем, что Октаво должен быть прочитан, чтобы отвести катастрофу, иначе Создатель не оставил бы его здесь.
— Но, может, он оставил его просто по рассеянности, — предположил астролог.
Траймон бросил на него свирепый взгляд.
— Другие ордена прочесывают все земли отсюда и до Пупа, — продолжил он, загибая по очереди пальцы, — поскольку вряд ли человек может влететь в облако и не вылететь оттуда…