— Это не всё!
— О-о!
— Я сказал ему, что на это нет спроса!
— После того как издал всасывающий звук?
— Да. И, очень может быть, я ещё ухмыльнулся.
— О боги. А ты, случайно, не назвал его «милостивый государь»?
— Я… возможно, я так и поступил.
— Гм.
— Но и это ещё не всё.
— Не может быть!
— Да, я сказал ему, что могу заказать требуемую вещь и чтобы он зашел на следующий день.
— По-моему, хороший ответ, — вставил Двацветок, который, единственный из всех людей во множественной вселенной, позволял магазинам заказывать для него вещи и ничуть не возражал против того, чтобы переплачивать продавцам, компенсируя неудобство, которое доставила им необходимость держать у себя товар зачастую по несколько часов кряду.
— Но в тот день я рано закрылся, — продолжал продавец.
— О-о.
— Да, и я слышал, как он тряс дверную ручку. У меня была ещё табличка на двери, ну, самая обычная, там говорилось нечто вроде «Торговли нет — даже сигаретами „Некромант“». В общем, я услышал, как он колотит в дверь, и расхохотался.
— Ты расхохотался?
— Да. Вот так. Хрум-хрум-хрум-блорт.
— М-да, не очень-то разумный поступок, — покачав головой, признал Двацветок.
— Знаю, знаю. Мой отец всегда говорил: «Не суйся со своим товаром в огород волшебника». А потом чародей закричал, мол, я никогда больше не закроюсь, выкрикнул кучу слов, которые я не разобрал, и лавка… лавка… лавка ожила!
— С тех самых пор ты так и блуждаешь?
— Да. Может быть, в один прекрасный день я найду этого чародея, и то, что он хотел, будет у меня в продаже. Но до той поры мне придется кочевать с места на место…
— Это был ужасный проступок, — сказал Двацветок.
Продавец вытер нос передником.
— Спасибо.
— И всё равно, он не должен был налагать на тебя столь страшное проклятие, — добавил Двацветок.
— Да, ну что ж, — продавец поправил передник и предпринял героическо-трогательную попытку взять себя в руки. — Во всяком случае, это ведь не приблизит нас к Анк-Морпорку.
— Самое забавное, — заметил Двацветок, — я когда-то купил свой Сундук в такой же лавке. Но только в другой.
— Нас несколько, — откликнулся продавец, поворачиваясь обратно к столу. — Насколько я понял, этот чародей — очень нетерпеливый человек.
— Бесконечно скитаться по вселенной… — в раздумье проговорил Двацветок.
— Вот именно. Правда, на налогах экономишь.
— На налогах?
— Да, налоги — это… — продавец остановился и наморщил лоб. — Не могу точно припомнить, так давно это было. Налоги, налоги…
— Такие покрывала?
— Возможно, да.
— Подожди-ка, он что-то придумал, — сказал Коэн.
Недобор устало поднял глаза. В тенечке было так приятно сидеть. И ювелир только что пришел к выводу, что, пытаясь убежать из города, заполненного ошалевшими безумцами, он, похоже, угодил в лапы к полному психу. Интересно, доживет ли он до того, чтобы об этом пожалеть?
Недобор от души на это надеялся.
— Да, он определенно что-то придумал, — голос ювелира источал горечь. — Сразу видно.
— Мне кажется, он их нашел.
— Прекрасно.
— Держись за него.
— Ты что, чокнулся? — спросил Недобор.
— Я знаю эту штуковину, поверь мне. Или ты предпочтешь остаться в компании звёзднолобых? Им, наверное, будет о чем поболтать с тобой.
Коэн бочком придвинулся к Сундуку и быстро вскочил на него верхом. Сундук не обратил на варвара никакого внимания.
— Поторопись, — сказал Коэн. — По-моему, он вот-вот отправится.
Недобор пожал плечами и осторожно забрался герою за спину.
— О-о? А каким образом он…
Анк-Морпорк!
Жемчужина всех городов!
Разумеется, это не совсем точное определение — он не был ни круглым, ни блестящим, но даже злейшие враги этого города согласились бы, что если уж сравнивать с чем-нибудь Анк-Морпорк, то только с куском какой-то дряни, покрытым болезнетворными выделениями умирающего моллюска.
В мире есть более крупные города. В мире есть более богатые города. В мире наверняка есть более красивые города. Но ни один город во множественной вселенной не может соперничать с Анк-Морпорком по части запаха.
Великие и Древнейшие, которые знали о вселенных всё и вдыхали запахи Калькутты,!Ксрк-!а и центрального Марспорта, единодушно согласились, что даже эти великолепные образчики назальной поэзии — не более чем частушки в сопоставлении с великолепными одами пахнущего Анк-Морпорка.
Можно говорить о козлах. Можно говорить о чесноке. Можно говорить о Франции. Валяйте. Но если вы не нюхали Анк-Морпорк в жаркую погоду, вы не нюхали ничего.
Горожане гордятся этим запахом. Они выносят стулья на улицу, чтобы насладиться им в погожий денёк. Они надувают щёки, похлопывают себя по груди и оживленно комментируют еле заметные характерные нюансы. Они даже поставили памятник, чтобы увековечить ту тёмную ночь, когда войска одного вражеского государства попытались украдкой войти в город и успели уже забраться на стены, когда — оцените весь ужас! — затычки у них в носах перестали справляться с нагрузкой. Богатые купцы, проведшие много лет за границей, посылают домой за специально закупоренными и запечатанными бутылками местного воздуха, который вызывает у них на глазах слёзы.
Так он действует на людей.
Описать эффект, который запах Анк-Морпорка производит на заезжий нос, можно только одним способом. При помощи аналогии.
Возьмите плед. Осыпьте его конфетти. Осветите разноцветной лампой.
А теперь возьмите хамелеона.
Посадите его на этот плед.
Внимательно посмотрите.
Видите?
Вот почему, когда лавка наконец материализовалась в Анк-Морпорке, Ринсвинд резко выпрямился на стуле и сказал: «Приехали», Бетан побледнела, тогда как Двацветок, совершенно лишённый обоняния, спросил: «Правда? А откуда ты знаешь?»
Это был долгий день. Они перемерили множество стен в целом ряде городов, потому что, согласно объяснениям продавца, магическое поле Диска выкидывало разные фокусы и переворачивало всё вверх тормашками.
Все города были покинуты жителями и находились во власти праздношатающихся банд безумных почитателей левого уха.
— Откуда их столько? — полюбопытствовал Двацветок, улепетывая от очередной толпы.
— Внутри каждого нормального человека сидит безумец, пытающийся выбраться наружу, — ответил продавец. — Лично я так всегда думал. Никто не сходит с ума быстрее, чем абсолютно нормальный человек.
— Это бессмыслица, — сказала Бетан, — а если в этом и есть какой-то смысл, то он мне не нравится.
Звезда превзошла размерами солнце. Этой ночью ночи не предвиделось. У противоположного горизонта солнышко Диска прилагало массу усилий, чтобы зайти нормально. Общее впечатление, производимое красным светом, делало город, и в обычное время не особенно красивый, похожим на картину, нарисованную художником-фанатиком после периода неудач под названием «пора гуталина».
Но это была родина. Ринсвинд вгляделся в пустую улицу и почувствовал себя почти счастливым.
Заклинание на задворках сознания чуть не чокнулось со злости, но Ринсвинд даже не заметил этого. Может, магия и вправду ослабла с приближением звезды, а может, Заклинание сидело у него в голове так долго, что он приобрел нечто вроде психического иммунитета. Одним словом, он обнаружил в себе способности к сопротивлению.
— Мы в доках, — объявил он. — Вы только вдохните этот морской воздух!
— О, — сказала Бетан, прислоняясь к стенке. — Да.
— Это озон, вот что, — объяснил Ринсвинд. — Воздух с характером, не хухры-мухры.
Он сделал глубокий вдох.
Двацветок повернулся к продавцу.
— Что ж, надеюсь, ты найдешь своего чародея. Извини, что мы ничего не купили, но, понимаешь, все мои деньги остались в Сундуке…
Продавец сунул что-то ему в руку.
— Небольшой подарок. На память.
Он юркнул обратно в лавку, колокольчик звякнул, объявление, гласящее «Вазвращайтесь Завтра За Пиявками Ложконосца, Маленькими Кровососами», одиноко брякнулась о дверь, и магазинчик растаял в кирпичах стены, словно его никогда и не было. Двацветок осторожно протянул руку и, не доверяя своим глазам, потрогал стену.
— И что в мешке? — полюбопытствовал Ринсвинд.
Мешок был из толстой оберточной бумаги, с веревочными ручками.
— Если у него вдруг вырастут ноги, я не хочу иметь с ним ничего общего, — заявила Бетан.
Двацветок заглянул в мешок и вытащил его содержимое наружу.
— И всё? — удивился Ринсвинд. — Маленький домик, оклеенный ракушками?
— Очень нужная штука, — начал обороняться Двацветок. — В нём можно хранить сигареты.
— А без них ты просто жить не можешь, да? — спросил Ринсвинд.
— Я предпочла бы бутылочку хорошего масла для загара, — фыркнула Бетан.
— Пошли, — скомандовал Ринсвинд и направился к центру города.
Остальные последовали за ним.
Двацветку пришло в голову, что нужно сказать слова утешения, завести лёгкую тактичную беседу, чтобы не дать Бетан замкнуться в себе и хоть как-то подбодрить её.
— Не беспокойся, — сказал он. — Не исключено, что Коэн ещё жив.
— О, полагаю, он жив-живехонек, — отозвалась она, топая по мощёной мостовой так, словно у неё были личные претензии к каждому булыжнику. — Если бы он постоянно умирал, то не дожил бы до восьмидесяти семи лет. Вот только здесь его нет.
— Как и моего Сундука, — вставил Двацветок. — Хотя это не одно и то же.
— Как ты считаешь, звезда врежется в Диск?
— Нет, — уверенно заявил Двацветок.
— Почему?
— Ринсвинд считает, что этого не случится.
Бетан с изумлением посмотрела на туриста.
— Ну понимаешь, — продолжал тот, — тебе известно, как поступают с водорослями?
Бетан, выросшая на Водоворотных равнинах, слышала о море только в сказках и заочно решила, что оно ей не нравится. Её лицо выразило недоумение.
— Их едят.