Однажды утром Перси лежал у камина в тяжких раздумьях, как вдруг увидел среди пепла нечто, что изменило его жизнь. Это был кусок обожженной ивы, тонкий, просто идеальный. Человек, который разжег камин, использовал иву для растопки, как это делали в его семье люди многих поколений. Обычно ива превращается в золу, которая перемешивается с пеплом, но «по какой-то причине этот маленький кусочек угля уцелел и выкатился из огня сам по себе», – как сказала мне Энн Коут, невестка Перси.
Перси поднял его, начал чертить им какие-то каракули, и вдруг у него родилась идея. Он сожжет свой бизнес, чтобы выжить. Остаток времени до полного выздоровления Перси провел в экспериментах: он сжигал маленькие кусочки ивы в жестянках из-под печенья. Ченнино Ченнини в своем «Руководстве ремесленника» советовал угольщикам XIV века «связать ивовые палочки в пучки, положить в совершенно новую герметично закрывающуюся кастрюлю, а вечером, после завершения трудового дня, отправиться к пекарю и поставить эту кастрюлю в печь; пусть она останется там до утра, когда угольщик посмотрит, качественно ли прогорели угли, достаточно ли они хороши и черны».
Шесть столетий спустя Перси Коут проводил свои первые эксперименты примерно так же: он оставлял нарезанные ивовые палочки в старой печи на разное время и проверял, насколько хорошо после этого они рисовали. Однако дело было не таким простым, как казалось, и порой банки из-под печенья летели во двор – потому что Перси был в гневе из-за неудачи. Изготовить качественный художественный уголь для художников нелегко: он должен быть равномерно обуглен, причем до самой сердцевины, чтобы художник мог все время рисовать одинаковым черным цветом. Тем не менее в конце концов Перси разобрался во всех тонкостях, и сегодня в Британии едва ли найдется хоть один класс без коробки с углем от П.Х. Коута[54].
История, по крайней мере Плиний, не сообщает нам о том, как жила молодая женщина из Коринфа после того, как ее мужчина отправился в путешествие. В конце концов, ее роль в древнеримской легенде уже была сыграна. Но однажды я сама, вспоминая моего возлюбленного, который был в тот момент в далеких краях, задумалась о девушке из легенды и о том, что могло случиться с ней дальше. Придумав в порыве страсти совершенно новую форму выражения своих чувств, она вдруг осталась совершенно одна. Скорее всего, она была творческой личностью, и я представила себе, как она коротает теперь совершенно свободное время, проводя другие художественные эксперименты. Она могла, как мне казалось, рисовать портреты возлюбленного на стене, пока не заполнила ее целиком, потом на полу или на потолке. Затем, когда часы разлуки превратились в дни и недели, она, возможно, привыкла к его отсутствию достаточно, чтобы расширить границы. Может быть, она написала автопортрет или играла со своими маленькими племянниками и племянницами, обводя их руки или ноги (делая рисунки наподобие тех, что находятся в древних пещерах австралийских аборигенов), чтобы развлечь их. Возможно, затем она попыталась нарисовать деревья, собак, лошадей и маленькие двухэтажные домики, чтобы сделать видимыми свои мечты о будущем.
Но что, если ей надоело использовать только одну разновидность живописного материала? Возможно, подумала я, она пробовала другие предметы, оставляющие черные и коричневые следы. Может быть, если бы ей представилась возможность опробовать наследников древесного угля, она предпочла бы свинцовые карандаши или индийскую тушь? Выкрасила бы она свою одежду в черный цвет или предпочла бы, чтобы ее видели только в самом светлом из классических одеяний? А если бы ее возлюбленный вернулся в Грецию, использовала бы она новые знания о пигментах, чтобы украсить свое лицо для такого случая?
Я представила, как наша героиня экспериментирует с тушью и лайнерами. Сначала она, возможно, использовала материал для рисования – уголь? – но быстро обнаружила, что он немного жжет, когда его наносят слишком близко к чувствительным глазам. Тогда она могла бы попробовать нанести алхимический металл под названием «сурьма» или «коль» – традиционный компонент многих ближневосточных подводок для глаз, который до сих пор используется косметическими компаниями. Слово «коль» происходит от арабского слова «кахала», означающего «окрашивать глаза». Сегодня в Европе коль обычно рассматривается как украшение, но в Азии он часто используется как духовная защита и лекарственный препарат. В Кабуле, управляемом талибами, солдат-фундаменталистов всегда можно было узнать по глазам, обведенным черным. Они выглядели красивыми, как девушки, но использовали сурьму для того, чтобы показать, что находятся под защитой Аллаха. Однажды я видела, как отец-афганец красил глаза своего маленького сына. Он сказал, что делает это для того, чтобы защитить мальчика от конъюнктивита. Он говорил так потому, что мыслил достаточно современно, однако другие родители делают это, чтобы заговорить демонов. Между прочим, Аллах, возможно, не одобрил бы того, что европейцы сделали со словом «коль». В 1626 году Фрэнсис Бэкон сообщил в своей книге Sylva, что «у тюрков есть черный порошок, сделанный из минерала, называемого Алкоголь, который они наносят под веко тонким длинным карандашом». Зная чистоту темно-серого порошка, они связали ее с чем-то еще, что было очищено и сублимировано, и поэтому название было перенесено на алкоголь, запрещенный в исламе.
Если моя почти воображаемая девушка интересовалась темными искусствами (или искусством делать темные пигменты), она вполне могла попробовать себя и в черной любовной магии. Среди множества советов для влюбленных, содержащихся в Камасутре, есть дразнящий рецепт идеальной сексуальной туши. Рекомендуется взять кость верблюда, окунуть ее в сок Eclipta prostrata (который также называют татуировочным растением благодаря получающемуся из него темно-синему красителю) и затем сжечь. Далее следует хранить полученный черный пигмент в коробке из верблюжьей кости и наносить его на ресницы с помощью карандаша из такой же кости. Польза, как обещает Ричард Бертон в опубликованном полностью и без купюр переводе 1883 года индийского руководства по искусству любви, заключается не только в том, что пигмент будет «очень чистым и полезным для глаз», но и в том, что он также «послужит средством подчинения других людей человеку, который его использует». Будем надеяться, однако, что бойфренд нашей девушки не читал эту книгу. Один раздел руководства рекомендует мужчинам приготовить порошок из некоторых ростков, перемешать его с красным мышьяком, а затем смешать полученную массу с обезьяньими экскрементами. Если пылкий любовник «бросит это на девушку, она не будет отдана замуж ни за кого другого», обещает добрая книга. Ну что ж, очень может быть.
Наша воображаемая девушка была прежде всего художницей, и ей наверняка понравилась бы идея опробовать альтернативу углю в качестве материала для рисования. Существует популярный анекдот о том, что ученые НАСА в 1960-х годах потратили миллионы долларов на разработку пишущих инструментов, которые работали бы в невесомости. «А вы что сделали?» – спросили они своих русских коллег, которые с удивлением смотрели на их потуги. «А у нас есть простой карандаш», – ответили русские.
Сегодня мы можем безнаказанно называть свинцовый карандаш «простым», но когда-то этот материал ценился так высоко, что люди рисковали жизнью, чтобы найти его и украсть. Коринфской девушке, вероятно, пришлось бы ждать до XVI века, прежде чем она обнаружила бы в Европе нечто вроде свинцовых карандашей; до этого художники чаще всего рисовали так называемым «серебряным карандашом» – ручкой с кончиком из серебряной проволоки, оставлявшей темные следы на поверхности, покрытой мелом или костной золой. Однако если бы она жила в Копакабане или Колумбии, то могла бы использовать «простые карандаши» за несколько тысячелетий до XVI века. Когда Эрнандо Кортес в 1519 году прибыл в Мексику, он записал, что ацтеки используют цветные карандаши, сделанные из серого минерала[55], хотя и не отметил, для чего они предназначались.
Первым любопытным для меня открытием стало то, что в карандашном «свинце» вообще нет свинца. Правило, которое я помню со школьных лет, – не жевать карандаши – нельзя назвать неуместным (карандаши – не самая здоровая закуска), но выживание от него не зависело. В некоторые исторические периоды для рисования применялся настоящий свинец – Плиний упоминает, что свинец использовался для правки линий на папирусе, возможно, для того, чтобы младшие писцы не делали неприглядных помарок, а в Италии XIV века художественные карандаши иногда делали из смеси свинца и олова, которую, по-видимому, можно было стереть с помощью хлебных крошек, словно обычный уголь. Но с середины XVI века «свинцовые» инструменты для рисования стали делать из совершенно другого материала, который едва ли можно вообще назвать металлом.
В результате ошибки в работе пресса выяснилось, что настоящее сокровище, таящееся в холмах британского Озерного края, – не алмазы, а черный углерод, известный как графит. Возможно, его нельзя было использовать для резки, он не сверкал, как алмаз, но его ценность оказалась в ином. Вначале, однако, он использовался отнюдь не как материал для рисования. В основном графит в XVI веке (когда он назывался plumbago, blacklead или wad) шел на создание боеприпасов, оттуда же приходила основная прибыль от его добычи. Если нанести тонкий слой графита внутри формы для отливки пушечного ядра, готовое изделие выскакивало из отливки так же легко, как готовый пирог из смазанной маслом формы. Лишь много позже, в конце XVIII века, этот маслянистый минерал был переименован в графит за его способность оставлять следы на бумаге.
В Кесвике, в самом сердце Озерного края, есть музей карандашей, созданный в честь знаменитого месторождения графита, находящегося именно в этом районе, а также в честь производившихся там карандашей как изделий мирового уровня. В музее вы можете увидеть макет туннеля с фигурами шахтеров в натуральную величину, добывающих плюмбаго кирками, полномасштабную схему трехсотлетнего ствола калифорнийского кедра (их срубали тысячами, чтобы обеспечить производство шести миллиардов карандашей в год) и даже образец единственного вида цветных карандашей, которые были сделаны в Великобритании во время Второй мировой войны. Они были зеленого цвета (все остальные британские карандаши делались простыми из-за военных трудностей) и предназначались для летчиков, летавших над вражеской территорией. Эти карандаши комплектовались картой, напечатанной на шелке, и даже крошечным компасом, скрытым под ластиком. Их изобрел Чарльз Фрейзер-Смит, прототип персонажа Q в фильмах о Джеймсе Бонде. Словом, музей – настоящий кладезь информации, но, когда дело дошло до того, чтобы найти саму шахту, которой не было на карте военно-геодезического управления Великобритании, мне никто не смог помочь. «Нет смысла идти туда, – сказала дружелюбная женщина за стойкой. – Все, что вы найдете, – это дыра в земле». Я объяснила, что это именно то, чего я хочу. Она не знала точно, где находится шахта, поэтому я поехала туда, где впервые был обнаружен графит – в деревушку под названием Ситуэйт, – а потом оглядела крутые холмы, чтобы выяснить, что я смогу там увидеть.