- Она бы не хотела, чтобы я делал это, - говорил он себе, когда тянулся к засову, запирающему дверь. Брусок был крепко зажат в опорах. Со скрежетом зубов, Круциус приподнялся и толкнул её. Брусок сдвинулся вверх. Следующий толчок, и засов почти покинул опоры. - Ничего не бывает лёгким. Даже это. - Он толкнул ещё, последний раз.
Послышался громкий скрип, и он отпрянул назад. Дерево треснуло. Что-то ударило в дверь изнутри, и поток из обломков хлынул на Круциуса. Бревно упало ему на живот. Грузовой крюк ударил ему в голову. Он бы увернулся, если бы его ноги не увязли в обломках. Оползень из обломков крушения накрыл его по пояс. Круциус боролся выбраться из завала, но боль невероятной силы ударила ему в бок.
Боль усилилась, растянувшись от груди до шеи.
- Время пришло, - подумал он и свалился от изнеможения и боли на обломки. - Время пришло…
- Присаживайся, папочка. Начинает холодать, - сказала Нуниева следующим утром. Она сидела на веранде с видом на море, в беседке из красного кирпича и виноградной лозы, окутывающей её в холодном утреннем воздухе.
Круциус стоял на своём месте, хотя в этот раз, он знал, что это только лишь сон. - Тут не было следующего утра, Нуниева, - сказал он грустно. - Ты умерла прошлой ночью.
Она пожала плечами и, наклонившись, похлопала по маленькому металлическому сиденью рядом с ней. - Я только хотела увидеть, боролся ли ты до конца.
- Боролся ли я до конца?
- Да, до конца той ночи, - ответила она. Её улыбка казалась бы озорной, если бы она не была такой грустной. - А сейчас подойди и сядь.
- Ох, дорогая, это только лишь сон…
- Да. В этом сне я всегда предлагаю тебе присесть, но ты всегда отказываешься, - ответила она, перебив его. - Это сон, папочка. Ты можешь делать всё, что угодно. Подойди и присядь со мной.
- Да, - сказал он, признательно вздохнув. - Да.
Соблюдая этикет, она опустила заварной чайник, и начала разливать чай в чашки, наполняя их до краёв. Бурая жидкость испускала нежный аромат. Её руки были маленькие и загорелые на фоне белого фарфора.
- Я разбил эти чашки той ночью.
- Да, - сказала она, продолжая разливать чай. - Но ты боролся до конца. Я боялась, что ты не захочешь. Я боялась, что твоя жизнь кончится.
- Она закончилась, дорогая. Она закончилась, - уверял Круциус. В этот раз чай был не обжигающий и не горький. - Ты была всей моей жизнью и моим будущим. Я пытался продолжать жить. Я построил корабль с твоим именем, но он не заменил тебя. И я не смог обеспечить его всем, как и тебя. Это мне оказалось не под силу, как и с тобой. - Он потряс головой и печально усмехнулся. - Когда ты умерла, дорогая, моему миру пришёл конец. И когда корабль, названный в честь тебя, был разрушен, целому миру пришёл конец от огромного взрыва, который уничтожил всё. Корабль был разрушен от взрыва и шторма. Я был ослеплен, избит и похоронен под кучей обломков построенного мной же корабля.
Она взглянула на него из-за крохотного чайника. Её глаза казались старше её молодого лица. - Что ты сделал потом?
На его лице отразилось недоумение, и он опустил наполовину опустевший чайник. - Что я сделал?
- Да.
- Хорошо, дорогая, - сказал он, мрачно усмехнувшись. - Я умер. Это то, что я сделал потом.
Она испуганно посмотрела на него. - Ты умер?
Он кивнул. - Да, я умер.
- Ты был из последних людей на сотни миль вокруг, и ты не боролся до конца?
Круциус взял её за руку. - По какой причине я должен был остаться жить? Если бы у меня была бы причина. Я бы сделал всё, что угодно. Я бы мог выкарабкаться из-под этих обломков. Я бы мог пережить шторм, чтобы расчистить палубу. Я мог бы в одиночку справиться с насосами и нашёл бы какой-то способ, чтобы ощутить запах земли или услышать звёзды. Если бы ты была рядом со мной, то я бы снова обрёл целый мир и сделал бы всё, что угодно.
- У тебя есть я. - Её голос изменился, до сих пор энергичный, но уже не молодой, голос женщины вместо ребёнка. Всё постепенно исчезало - её лицо, веранда и море. Слабая тьма просачивалась через материю сна, оставляя лишь голос женщины. - У тебя есть я. Я думала, что лишь я осталась в живых, пока ты не открыл засов на двери.
- Нуниева, ты лишь только сон, - сказал он устало, нащупывая её руки.
- Я не сон, - ответила она, крепко схватив его за руки. - И я не Нуниева. Моё имя Эльга. Я племянница леди Джейри.
- Эльга? - переспросил Круциус. - Где я? Я сплю? - сказал он в непроглядную тьму. - Я думал, что ты моя дочь.
- Называйте меня, как пожелаете. Я хочу, чтобы вы поднялись. Я хочу, чтобы вы вернули корабль под свой контроль. Я хочу, чтобы ты взял меня на сушу.
Он потряс головой и ощутил холодную морскую воду, капающую ему на плечи. - Я не могу. Я устал.
- Что значат все те вещи, о которых вы говорили? Об откачивании воды с корабля, о расчистке палубы, об ориентировании по звёздам?
- Я не могу больше бороться, моя дорогая. Я измученный, избитый и ослепший. Тут не осталось ничего, во что можно было бы верить.
Ответ последовал незамедлительно. - Верьте в меня. Я хочу жить. Этого разве недостаточно? Я хочу жить!
Такая же, как Нуниева – решительная, сильная и храбрая.
- Этого оказалось недостаточно для моей дочери.
- Этого должно быть достаточно, - сказала отчаянно Эльга.
Такая же, как Нуниева.
- Да. Этого должно хватить. Но там может быть чудовище, возможно, Бог, который видит всё, что было, есть и будет в человеческих жизнях и делает их невозможными. Называй это, как хочешь – судьбой или проклятием, ненавистью или причудой – но всё это останется неумолимой тьмой.
- Я могу видеть, Капитан. Я была под палубой, когда всё это случилось. Я могу видеть, подняться, пришвартоваться и откачать воду. Я могу сделать всё, что понадобится. Только говорите мне, куда смотреть, а я буду вашими глазами.
Он снова дышал. Это был первый раз после смерти дочери, когда капитан Круциус действительно дышал. - Я был Йотианцем, Эльга. Моя дочь тоже. Наши предки верили, что у каждого человека есть множество душ, грехи которых можно искупить. Но в любой момент ты можешь освободиться от старых душ, которые управляли тобой, оставив их мучиться и обретая новую душу. Это и есть моя дочь. Когда я был уверен, что моя жизнь окончена, она появилась и вернула меня обратно к свету небес. Моя дочь Нуниева оставалась со мной всё это время, охраняя мои души.
- Послушайте меня! - голос Эльги был отчаянным. В её тоне были одиночество и ужас. - Я хочу жить! Я хочу жить!
Круциус улыбнулся. Он по-настоящему улыбался. Ослепший, избитый и пойманный в западню его старой жизни – обменивая проклятые души на одну новорождённую – Круциус улыбался. - Помоги мне выбраться из-под этой мусорной кучи, Эльга. Я тоже хочу жить.
Зеркало былогоJonathan Tweet
Дэймон левитировал на высоте в несколько дюймов над каменистым пляжем. Он висел в воздухе, немного раскачиваясь, руки его были сложены на груди крест-накрест, а глаза закрыты в концентрации. Трое учеников наблюдали за этим представлением со смешанными эмоциями. Они взволновано смотрели на демонстрацию новой магической способности, которой они научатся пользоваться в один прекрасный день, но каждый из них завидовал, что кому-то это удалось сделать первым.
Дэймон, точнее его часть, использовал звук прибоя, в качестве мантры. Волны сворачивались и разворачивались, переставая быть обычной водой, просто бьющейся о пляж. Для него она была акустическим ощущением, приливом и отливом фундаментальных сил мира, дыханием вселенной. Его не было тут. Он был нигде.
Потом он неожиданно вспомнил, что у него есть лоб, который к тому же очень сильно болит. Что-то твёрдое ударило ему в ноги, после в бок и руки. Он неожиданно вспомнил и о пляже, на котором он обнаружил себя, открыв глаза. Он ощущал гул боли во лбу.
- Ты понял? - сказал кто-то.
Дэймон посмотрел туда, где сидели Сабра, Джервис и Аннараис, наблюдающие за ним. Это был голос Сабры.
Вопрос «Ты понял?» был одним из тех, который Мастер Вэйн часто им задавал, когда он препятствовал одной из их первых попыток овладения магией. На этот вопрос было только два ответа: «нет», который означает, что ты до сих пор неопытный юнец, и «да», который означал, что ты уже стал волшебником.
- Чёрт побери, - сказал Дэймон, вставая и отряхивая гравий с его колен и локтей. - Камень? Ты бросила в меня камень? - Он осуждающе посмотрел на Сабру. Она встретила его взгляд, но её лицо осталось, как и прежде, спокойным.
- Хорошо, - сказала она невинно, - в первый раз, когда ты будешь показывать этот трюк Мастеру Вэйну, он стукнет тебя по голове своим посохом, чтобы проверить степень твоей концентрации. Считай, что я сделала тебе одолжение.
- Иди к чёрту, - проворчал Дэймон. Он положил руку на свой лоб и потер его, чтобы унять ноющую боль, после чего погладил свою коротко - остриженную голову.
- Всё в порядке, я уже ухожу, - сказала Сабра. - Может быть, я найду вход в преисподнюю среди этих валунов. - Она резко встала и пошла вниз по пляжу, пробираясь через большие чёрные камни, лежащие позади них. Её шаги вскоре исчезли в звуках талой ледниковой воды, падающей со скалы и высекающей себе путь через камни.
- Мои поздравления, - сказала Аннараис, подняв кулаки в победном жесте и одобрительно улыбнувшись.
- Да! - добавил Джервис. - Держу пари, что ты не можешь дождаться Мастера Вэйна, чтобы показать ему этот трюк.
Слёзы разочарования жгли ему глаза. Дэймон отвернулся. Он больше не слышал успокаивающего прибоя. Вместо этого он вернулся мыслями в тренировочную комнату, где он стоял перед зеркалом вместе с Мастером Вэйном. Когда маг приблизился к шторкам, скрывающим зеркало, он сказал, - Ты никогда не станешь волшебником. - Мастер Вэйн вынес этот приговор днём раньше, прежде чем он уехал, и Дэймон был признателен ему, что остальные ученики не слышали этого.
- Сабра всегда в центре внимания, не так ли? Не позволяй ей затмить тебя.