– Хотите, верьте, хотите, нет, но встреча деловая.
– Ага. В ресторане. А чего на улице не встретиться?
Это называется: нелюбовь с первого слова. Ну и как им дальше работать вместе?
Ведь если все серьезно, получается, иркутская криминальная полиция прощелкала труп. А может, и не один. Вдруг здесь, в отеле, орудует банда?
– На улице слишком шумно, а мне надо человека разговорить. А для откровенного разговора расслабить, – Алексей постарался говорить спокойно. – Подробностями этого разговора я охотно с вами поделюсь, но на ужин пригласить не могу. Не хочется светить свои связи с полицией в отеле и в ресторане при нем. Поэтому вам предлагаю встретиться в парке.
– В каком еще парке?
– Где цветет черемуха и полно исторических надгробий. Рядом с отелем, в котором я остановился.
– А, вы про бывшее кладбище… Понятно. Хорошо, я могу туда подойти, – сжалился Боярский.
Алексей с неприязнью подумал, что место работы дознавателя недалеко. И чего ломается? Цену набивает?
– Вот и отлично: прогуляемся и поговорим. Во сколько? – нетерпеливо спросил Алексей.
– Скажем, в час. Хоть это и будет стоить мне обеда.
– Я вас чем-нибудь угощу.
– Обойдусь, – буркнул Сергей, чтоб его, Евгеньевич.
– А я пока осмотрюсь.
– Встретимся на автобусной остановке, напротив торгового центра, – и Боярский дал отбой.
Алексей тяжело вздохнул: ох, как же непросто придется! Но без полиции ему не обойтись. Заявление-то тогда, год назад, они приняли и провели предварительное расследование. А во времена тотальной бюрократии ни один документ не исчезает бесследно.
Чтобы отказать в возбуждении уголовного дела, должны быть основания. Вот эти основания Алексея и заинтересовали. Точнее, детали. В общих чертах он знал, как все было. Но неужели на видеозаписях из отеля не обнаружилось ни одного подозрительного лица, с которым контактировал Скворцов?
В том-то и штука: ни одного! Или сотрудникам гостиницы удалось это скрыть. А это подтверждало версию о группе лиц, которая практикует преступную деятельность под крышей популярного в Иркутске отеля.
До назначенного времени было еще далеко, и Леонидов отправился знакомиться с окрестностями.
Третье, чем приятно удивил отель после игристого на завтрак и ассортимента блюд в буфете, – это швейцар на входе. Три звезды?!
Леонидова смерили профессиональным взглядом и наконец открыли перед ним дверь:
– Прошу.
Алексей приободрился. Швейцар – это еще более ценный свидетель. Пропал-то Скворцов днем! А швейцар наверняка томился возле дверей и детали запомнил чисто на автопилоте. Надо будет и с ним поговорить. Ну тут просто: деньги. Под видом чаевых можно щедро заплатить за информацию.
А для начала Леонидов отыскал тот винный бутик, где Татьяна Скворцова так и не смогла раскрутить на откровенность продавщицу, благо алкомаркет находился буквально в двух шагах от отеля.
Заглянув туда, Алексей убедился, что Скворцова, рассказывая о своих впечатлениях от провинции, во многом оказалась права. В магазине и впрямь было пусто.
– Добрый день, – громко сказал он, переступив порог.
Его встретили довольно любезно:
– Здравствуйте.
– Я хотел бы купить вино. Можно осмотреться?
– Да, пожалуйста.
– Может, вы мне подскажете?
– Я в вине не разбираюсь.
– Как же вы тогда тут работаете?
Женщина посмотрела на него с удивлением:
– Я продавец.
Ага. В Москве, стоит тебе задержаться у полок с дорогим алкоголем, мигом появится какой-нибудь консультант и начнет втюхивать. А здесь – сами.
Алексей отметил, что помещение просторное. В одной его части, той, что ближе к рынку, продавали дорогой алкоголь, в другой находилось небольшое кафе. Столики в наличии, только клиентов не было. Но это можно объяснить: еще даже не полдень.
Он пошел вдоль полок, разглядывая бутылки, и мысленно ахнул: ничего себе цены! Неудивительно, что посетителей нет. Насторожившейся продавщице – клиент ничего не покупает, только смотрит – он так и сказал:
– Однако дорого у вас. Цены прямо московские!
– А вы из Москвы? – в ее голосе особой радости не было.
– Командированный.
– И чего вы хотите? У вас, москвичей, денег куры не клюют.
– Москвичи тоже разные бывают. А часто у вас покупают дорогое вино? Или в основном крепкий алкоголь?
– Вам-то что?
– Да вот, осматриваюсь. Вас как зовут?
– Ну, Света.
– А я Алексей. Сейчас спешу на встречу, но после обеда зайду, вино куплю. – Если он сразу предложит ей присесть за столик и чего-нибудь выпить, женщина, само собой, откажется. А она – ценный свидетель. Нельзя ее спугнуть.
– Мне-то что, – пожала плечами Света. – Приходите.
– Я здесь дней на десять застрял. Живу в отеле через дорогу. Так что буду у вас бывать. Вечерами-то скучно.
– Да вы, командированные, не особо скучаете, – хмыкнула она.
Ага! Клюнула!
– Вот об этом мы с вами и поговорим, Светлана, – многообещающе сказал Леонидов.
И отправился на рынок. Он же хотел покормить Боярского, чтобы как-то компенсировать пропущенный Сергеем обед, да и себе прикупить что-нибудь из еды. По ресторанам ходить – разоришься. Это провинциалы уверены, что москвичи деньги лопатой гребут, а деньги валяются прямо под ногами, как фантики от конфет. Кто-то, может, и гребет, но далеко не все.
Как и в любом другом городе, в столице есть и бедные, и богатые. И снобы, и милейшие интеллигенты. И добрые, и одержимые ненавистью к тем же приезжим. И грязнули, и чистюли, которые ни за что не пройдут мимо валяющегося на тротуаре стаканчика из-под кофе навынос. Нагнутся, подберут и бросят в урну. В общем, всякие есть. Но сформировался образ москвича, который не отоваривается в дешевых магазинах, не улыбается, избегает общения с местными и считает дырой дырянской все, что находится за МКАД. Имеет пять квартир, три из которых сдает. Не работает и не собирается. Хамит и кидает понты.
Алексей был готов к такому отношению, мало того, собирался это использовать в своем расследовании. Одним из мотивов, послужившим толчком для убийства Руслана Скворцова, могла быть именно ненависть к москвичам.
Рынок оказался такой большой, что Леонидов в нем чуть не заблудился. Чего здесь только не было! И рыбка, и колбаска, и дорогие сыры, и фрукты. Дважды Алексей набредал на лотки со свежей выпечкой и в итоге набрал пирожков: с капустой, с картошкой, сладкие, печеные, жареные. Каждой твари по паре. И минеральной водички купил – запить.
Старлея Боярского Алексей встретил во всеоружии. По телефону голос у дознавателя был молодой, парень и выглядел молодо. А еще он был коренным жителем, наполовину-то уж точно. Согласно статистике, в Иркутске жили девяносто процентов русских, но десять – буряты.
У Сергея Боярского были жесткие, коротко остриженные черные волосы и раскосые темные глаза. Лицо скуластое, нос немного приплюснутый, уши большие. Но что-то в его облике заставило Алексея думать, что либо мать у Боярского русская, либо отец. Кожа у парня была светлой, не коричнево-бронзовой, а нос и лоб успели даже обгореть. И роста Боярский был довольно высокого, да к тому же худощав. Он явно родился от смешанного брака и унаследовал черты обоих родителей. Привлекательная внешность, чего уж там.
На остановке у ТЦ Алексей сидел один, так что искать друг друга им не пришлось. Увидев молодого парня в джинсовке и со смартфоном в руке, направляющегося к нему, Алексей встал. Они обменялись сдержанным рукопожатием.
– Я тут пирожков купил. – Леонидов продемонстрировал Сергею пакет с рынка. – Перекусим?
– Не стоило, – сказал тот, но по тону было понятно, что дознаватель немного смягчился. – Пройдемте в парк, что ли. Не на остановке же? Тут бензином воняет и шумно.
– Так ведь это не совсем парк. Я прошел его до конца. На колоннаде надпись: «Историко-мемориальный комплекс Иерусалимская гора».
То, что Скворцова охарактеризовала в своем рассказе как кладбище, таковым на самом деле не являлось. У входа висела подробная схема, и, коротая время в ожидании Боярского, Алексей внимательно ее изучил.
Территория парка была поистине огромна и разделена на несколько частей: православную, католическую, еврейскую, лютеранскую и мусульманскую.
Мемориал крайне заинтересовал Леонидова: здесь было на что посмотреть, хотя многие надписи на надгробиях читались с трудом. Захотелось узнать побольше об этом месте и о тех, кто нашел здесь последний приют. Наверняка и декабристы имелись. Понятно, что Скворцовой было не до истории Иркутска и его достопримечательностей, но Алексей собирался совместить приятное с полезным и все тут облазить.
– Бабушка мне рассказывала, что при Хрущеве городские власти приняли странное решение: создать на месте разграбленного кладбища Центральный парк культуры и отдыха, – поведал Боярский, пока они искали свободную скамейку.
Погода была хорошая, светило солнце, и гуляющих хватало. Алексей внимательно слушал.
– Ну, при Хрущеве много чего веселого случилось, – сказал он. – А почему Иерусалимская и гора?
– Гора, потому что гора. Возвышенность. Она сначала называлась Крестовская. Здесь монастырь собирались основать. Женский. Но потом передумали. Построили церковь Входа Господня в Иерусалим. Вот гору и переименовали. Моя бабушка всю жизнь в библиотеке проработала, – пояснил Боярский. – Маленьким я там подолгу сидел вместо продленки. В читальном зале. А туда и школьников водили, и студентов. Читали лекции про город. Наслушался, короче.
– Здорово!
– Так что вы спрашивайте, не стесняйтесь, – и Сергей впервые улыбнулся. – Официально это кладбище было закрыто в конце прошлого века, и потом древнейшая его часть десятилетиями разграблялась. Особо богатые могилы вскрывали в поисках драгоценностей. Затем долгое время здесь была танцплощадка. Ее еще моя мама застала. Там они с отцом и познакомились: на танцах. Работали аттракционы, звучала попса. Сейчас-то у нас появился новый экскурсионный маршрут: история загадочных кладбищ города, окутанных легендами и тайнами, – с гордостью сказал Боярский. – Советую посетить и послушать лектора. Ах, да! – спохватился он. – Вы же здесь не за этим. Хотя зря.