Ещё через неделю, дождался-таки Авер... положив как всегда руку на живот спящей жены, - это уже вошло в привычку у него, сразу и не врубился, когда через небольшой промежуток времени, ладонью ощутил как бы тиканье внизу живота, сначала не понял, а потом ошалел от радости:
-Маленький, ты папке весточку подал! - шептал он, осторожно целуя Альку в то место, где зашевелился их дитёнок, а потом так и заснул со счастливой улыбкой.
Утром Алька никак не могла понять, отчего с утра сияет Авер, тот не говорил. Одеваясь на работу, охнула - ребенок опять шевельнулся:-Авер!! - она подняла на него радостные глаза, - Саш, ты знаешь?
-Да! Мы ночью уже общались, - расплылся Авер.
-Ишь ты, какие вы Аверы хитрюги!
-А то, мы такие! - Авер радостно целовал Альку.
-Какие мы такие, пап?
-Мама говорит, хитренькие.
-Значит, и я?
-И ты, Минь!
-Урррааа! Я совсем-совсем папа Саша Аверченко!
У Альки навернулись слёзы..
-Что? - встревожился Авер.
-Это от радости, от благодарности, Сашка, ты, действительно, солнышко!
-А так и должно быть: у солнышка - подсолнушек. - И шепнул на ухо, чтобы не слышал любопытный мужичок, - Аль, мы же с первого дня знакомства считаем себя папой и сыном, не тревожься попусту. Минь, выходим?
Сейчас порядок немного изменился: утром мужчины Аверы шли в сад вместе, а вечером у папы в связи с призывом не всегда получалось заходить за ним, и забирал Миньку дед. Саша по вечерам обязательно уделял много внимания сыну, если Алька могла и шлепнуть сыночка, то папа всегда спокойно и обстоятельно объяснял сыну, где и в чем он неправ, и у ребенка вошло в привычку спрашивать все у папы. Алька, привыкшая к их мужским разговорам, про себя тихо радовалась, сын стал точной копией Авера в жестах, разговорах, мимике, один только жест у него оставался Тонковский - что-то делая, сильно сосредоточенный, он выпячивал нижнюю губу, но мало ли у кого какие привычки.
Баба Тоня, наконец-то осознавшая - её Санька теперь на спокойной службе и увидевшая своими глазами, что невестка обожает сына, полностью успокоилась, а узнав, что родится ещё ребенок, твердо пообещала приехать, навестить, чему несказанно обрадовался дед:
-От, будеть с кем за жизню погутарить!
Сватья Тоня последний раз позвонила и, запинаясь и смущаясь, сказала Саньке, что решилась-таки ответить положительно на ухаживания стародавнего поклонника - учителя труда, давно овдовевшего и верно ждущего её.
- Санька, ты против не будешь?
-Мамуля, я только за! Я теперь прочно и надолго на Урале, беспокоиться обо мне не надо, я под присмотром, - засмеялся сын, - зачем тебе в одиночестве и скуке жить? Таможня дает добро!! Тем более, Егора Ильича знаю - нормальный мужик! И мне спокойнее!
Подлез Минька:
-Баба Тоня, как там Гусь и гуси? - этот вопрос задавался ребенком постоянно, как и следующий: - Когда ты к нам приедешь?
-Скоро, Минечка. Вот детки в школу ходить перестанут, начнутся каникулы, и я приеду!
-Правда-правда? Тогда я тебя встречать приду, и в садик ходить не буду!
Авер волновался за призыв, но люди, работающие в военкомате, этих призывов провели немалое количество, для них все было привычно, и Саша понемногу успокаивался. В военкомате заметно оживилась жизнь, Щелкунов, резковатый мужик, выразился просто:
-Капитан как камень, брошенный в нашу стоячую воду, круги вон какие пошли, призыв пройдет, опять что -нибудь придумает. А и хорошо!
После первых игр почти у всех появились идеи, как разнообразить состязания, Саша велел всем записать свои предложения и отдавать Щелкунову.
Неожиданно в военкомат вместе с Егоровым приехали пять афганцев:
-Товарищ капитан, а почему бы на недальнем пустыре не сделать полосу препятствий, ну, не совсем как в армии, но похоже? Всем будет польза - и призывникам, и пацанам помоложе - интересно и полезно, в армию пойдут не слабаками и хлюпиками, а нормальными мужиками.
А Егоров добавил:
- И для нас - колясочников, уголок сделать, ноги не ходят, но руки-то здоровые, можно и штангу потягать, чем прокисать или нажираться до поросячьего визга!
- С Вас, товарищ капитан, согласование с руководством, ещё увидите, типа стройки века получится... пацаны, они ж любопытные, до темноты будут там зависать. Вы только выбейте добро, а мы с удовольствием поможем!
- Ух, как вы меня порадовали, ребята!
-Товарищ капитан, мы ж в какой-то мере все теперь братья-афганцы.
А вечером Авер, рассказывая Альке про их идеи, задумчиво сказал:
-Аль, хочется всем уделить внимание. Вот закончим с призывом, хочу проехать по всему району, посмотреть, что и как, да и навестить надо матерей ребят, трое погибших у нас в районе.
-Авер, ты у нас самый лучший!
-Да, папочка. Ты самый-пресамый!
-Иди сюда, подлиза хитренькая! Подлиза, удостоенная серьезного внушения за хулиганство в садике, надутая и бурчащая что-то себе под нос весь вечер, мгновенно оказался у папы на коленях. Начались обнимашки, наутро же оказалось, что Мишук бурчал не зря, хулиганил не он, воспитательница не разобралась - Минька, наоборот, заступился за девочек, за что вечером удостоился от папы похвалы и извинения за неправильную информацию.
Вот так и жили два Авера, честно признавая свои ошибки и проделки. Алька же привыкла, что у сына папа - самый высший авторитет, не ревновала и не обижалась, наоборот, сама частенько присоединялась к их "серьезным разговорам". Папа и сын обожали слушать "мамины часики в животе" - как выразился Минька, когда под его ладошкой впервые застучали часики. И малышок всегда начинал шевелиться, словно слыша, что мужики положили большую и маленькую ладошки на мамин подрастающий животик.
В конце июня уезжали югославы и немцы, расставались тяжело, все привыкли за три года к ним, даже у немцев были растроенные, печальные лица, а про югославов и говорить нечего. Валюха держалась из последних сил, но все-таки они с Алькой всплакнули, у Драгана тоже глаза были на мокром месте. Провожали их торжественно, было много пожеланий, объятий и слез.
Приехала баба Тоня, весь июль они с дедом и Мишуком провели в Медведке, Васька свозил их с мамкой Алькиной несколько раз за малиной и черникой. Баба Тоня круглыми глазами смотрела на невысокий малинник усыпанный спелыми ягодами, и с огромным удивлением набирала за небольшое время полное ведро:
-Вот это, да! Ведрами до этого собирать не доводилось!
Мамка таскала её на недальнюю Койву, где по теневым берегам росло много черной смородины и жимолости. И опять баба Тоня изумлялась, она была уверена, что смородина - только садовая ягода. И были у них заготовки варенья и компотов, по выходным к ним пыталась присоединиться и Алька, но мамки дружно выгоняли её с кухни.
-Нечего тут с пузом мешаться, идите вон прогуляйтесь на карьеры, искупайтесь, грибочков наберите. Карьеры, оставшиеся после разработок добычи алмазов в пятидесятых годах, постепенно заполнялись водой, и местные все лето купались там. Протекавшая по поселку речушка Полуденка была на самом деле курам по колено, а по верху карьеров, среди сосенок, всегда было много маслят и подосиновиков.
Набрав по ведру отборных небольших грибов, Аверы сворачивали на карьер, где Авер долго плавал, Алюня же бродила по краю, мочила ножки и любовалась своим мужем. Шрамы его заметно побледнели, он немного нарастил мяса.
-В годы войдет, будет совсем хорошим, - говорила мамка, - а и сейчас зять у меня...
Минька с дедом, как всегда, ходили у землянику, дед сидел у тенечке и и наслаждался запахами разогретого хвойного леса, спокойствием и умиротворением разомлевшей на солнце природы. А Минька собирал ягоды, половина сразу шла в рот, а другая половина, с мусором, в ведерко. Бабы обе постоянно хвалили добытчика, и Минька гордился. Ещё у ближнем лясочке они находили под елками семейство рыжиков - глазастый Минька шустро разглядывал незаметные в траве грибочки, а дед аккуратно срезал их, попадались и другие грибы, и мужики-добытчики почти каждый раз приносили грибов на жареху. Ребята - Гешка, Петька и Васька, несколько раз привозили с рыбалки вкуснятинки - хариусов, которых обожали и старый, и малый.
Антонина полностью успокоилась и заметно гордилась и сыном, и его семьей.
-Знаешь, Рита, как я волновалась за сына, ведь чувствовала, что он в Афгане, хоть и писал, что все хорошо, и он в Союзе, только по командировкам мотается...а когда ранили, не поверишь, сердце болело, было жутко, как раз в те дни, когда он... Зато сейчас... я с умилением смотрю на них, когда они втроем, любой матери приятно, когда её сына любят искренне.
-Ну, твоего Сашку сложно не уважать, вон в районе уже оценили нового военкома, хвалят.
А в начале августа Аверы принимали высоких гостей - генерала Романова и его двухметрового, видного издалека, племянника, Ваньку Чертова.
-Здравия желаю!
-Вольно, Авер, вольно, мы же не на службе! Здравствуй, Саша, ну вот, как и обещал, приехал, посмотреть на твои владения!
- Здравствуй! - генерал протянул руку серьезному мужичку, - как тебя зовут?
--Михаил Александрович Аверченко!
-Ух ты, как официально, а мама с папой как тебя зовут?
-Когда Минька, когда Мишук. И ещё, - он скривился, - баушки - Мишуткой, как маленького.
-И много у тебя баушек?
-Три: Рита, Антоновна и Тоня.
Авер обнимался с Ванькой:
-Ну, хорош военком стал!! Поправился на Алюниных пирогах, одобряю!! Ух ты! Здорово Мишук! - Ванька протянул свою лапищу. - Ты подрос-то как! Скоро меня догонишь!
Он подбросил довольного Миньку несколько раз вверх, аккуратно поставил и нежно облапил Алюню:
-Вас двоих сразу обнимаю! Соскучился, блин!
-Ага, по пирогам, - ехидненько вставил Авер.
-Ну, это само собой! Глянь, - Ванька кивнул на Евсееича и деда...
Сухонький, враз подтянувшийся и ставший, казалось, выше ростом, дед, вытянувшись и приложив руку к гражданской кепке четко произносил: