Яничка смотрела на него, как потерянная. Первый поцелуй!.. Она чувствовала, как по телу ее разлилась сладкая истома. Неужели это от поцелуя? Ей казалось, что парень все еще несет ее на руках, его дыхание жжет ей лицо, губы. У нее закружилась голова.
— Идем, я тебя провожу… тебе надо обсохнуть, — он опять попытался взять ее на руки, но она рванулась и побежала.
— Не смей! Отцу скажу! — выкрикивала она на бегу. — Отец мой здесь работает. Папа-а! — крикнула Яничка во весь голос. Парень остановился. Яничка, немного успокоившись, перешла на шаг.
— Кто твой отец?
— Сыботин! С самого начала работает здесь! Его все знают. И главный инженер нам знаком, и Туча, начальник стройки!
— Прекрасно! Значит, я попал прямо в точку! Такие люди мне очень нужны! Хочу поступить на заочный, чтобы поскорее закончить и работать здесь инженером.
— Папа-а! — снова позвала Яничка. — Папа, Сыботин!
Парень убедился, что она не обманывает. Откуда-то сверху донеслось:
— Кто меня зовет?
— Папка, это я, Яничка! Пришла проведать тебя!
Сыботин стал спускаться на землю. Парень вдруг исчез, как сквозь землю провалился.
— Что ты здесь делаешь? — удивился Сыботин. Яничка оправляла волосы и отжимала мокрый подол юбки.
— Ничего! Была на матче, а потом решила зайти к тебе.
— Но ведь уже поздно! Как ты пойдешь домой?
— Переночую у тебя, а рано утром пойду…
— Как же тебя мать отпустила одну?
— Она меня не пускала, я сбежала. Как здесь хорошо!
Чувствуя, что губы ее еще горят, оглянулась. Она чувствовала, что парень, который вытащил ее из ямы, где-то рядом и что так просто он от нее теперь не уйдет.
— Я провалилась в яму в водой, — бормотала Яничка. — Пап, почему ты не возьмешь меня к себе?
— Закончишь школу, тогда возьму. Поступишь в техникум. А как переедешь ты, тогда и мать не усидит одна в селе.
— Какая она глупая. Я ей говорю, что нужно скорее переезжать, а она меня побила. А я ей сказала, что пойду к тебе и все расскажу. Не хочу возвращаться в деревню к маме. Здесь так хорошо! — говорила Яничка, а сама все озиралась по сторонам, ища глазами вихрастого паренька.
Вошли в комнату отца. Яничка так и онемела. На койке отца, прямо на одеяле, лежала какая-то женщина в синем комбинезоне с разметавшимися по подушке волосами. Яничка еще больше удивилась, когда узнала в этой женщине Лидию, которая вместе с матерью и отцом садила виноград. Лидия вскочила и, смутившись, стала поправлять прическу. Сыботин тоже смешался, заметив, как рука дочери, выскользнув из его руки, повисла вдоль тела, точно плеть.
— Рановато ты пришла… — вымолвил Сыботин и добавил, будто специально для Янички, — …на собрание.
— Да вот ждала, ждала и задремала…
Яничка стояла у дверей в замешательстве. В голове с лихорадочной быстротой проносились вопросы, от которых сердце готово было разорваться. «Что нужно этой женщине здесь? Разлеглась, как у себя дома! Что это значит?» Она перевела испытующий, полный тревоги и недоумения, взгляд с женщины на отца. Ей показалось, что отец избегает смотреть ей в глаза. Вся его фигура выражала смущение и неловкость, словно его уличили в преступлении. До этого Яничка никогда не задумывалась над тем, что такое измена, неверность, о которых ей приходилось не раз слышать от взрослых. В душе ее творилось невесть что. Ей хотелось крикнуть отцу прямо в лицо: «Так вот ты какой! Как ты мог допустить, чтобы чужая женщина валялась на твоей постели! А как же мама!» Ее детская головка работала лихорадочно, шла кругом, мысли жгли раскаленным железом. Она представляла себе, что могли делать отец и эта женщина. Они не только целовались… Что такое поцелуй, ей уже было известно… Этот первый поцелуй теперь казался ей горьким, как полынь. Яничка даже сплюнула. У нее было такое чувство, что она наглоталась яду. Она не знала, что делать, куда деваться. Ей думалось, что жить дальше нельзя, что это конец, смерть. Ноги ее подкашивались. Хотела бежать, но не могла сдвинуться с места. Нет, она умрет здесь, в этой комнате.
— Яничка! Иди сюда! Садись! — звала девочку Лидия.
Но Яничка не слышала ее. Она была далеко со своими мыслями и ноющей болью в сердце… Голоса доносились до нее, словно сквозь глухую стену.
Отец сел к столу и тоже стал ее звать:
— Вы ведь знакомы. Ну иди же! Поздоровайся с тетей Лидой! Ты ведь тоже хочешь стать такой, как она… машинами управлять. Осенью вот отдадим тебя в техникум…
За окном назойливо фурчала легковая машина, очевидно, не заводился мотор…
— Ну, что ж ты, милая! — Лидия подошла к девчушке, погладила ее по головке и поцеловала. — Какая стала красавица! Иди расскажи, что у вас нового, как мама.
Это уже было слишком. Поступить так подло и после этого спрашивать о матери! В поджатых губах и поблескивающих глазах женщины ей чудилась скрытая насмешка: что, мол, все еще таскает кресты с кладбища? Пусть таскает! Пусть себе сидит безвылазно в деревне да по воскресеньям не забывает присылать жареных курочек, а мы с твоим отцом будем ими лакомиться. Пусть, пусть себе сидит там! Нас это вполне устраивает».
С улицы донеслись голоса. Комната начала заполняться людьми. Яничка, как котенок, сжалась в комок в уголке и, увидев, что вошедшие расселись по два-три человека на койках, стульях и принесенной откуда-то скамейке, начала постепенно приходить в себя.
22
Слишком непосильным было для детского сердца то, что случилось вчера. Первый поцелуй, первое подозрение и первое разочарование. Все равно, что после яркого, ослепительного солнца провалиться вдруг в кромешную, могильную тьму, в беспросветный зловещий мрак, после ощущения счастья, полета испытать головокружительное падение. Утром она прямо с завода пошла в школу. В школе сидела, как больная. Не слушала, что говорили учителя. Ничего не слышала и не видела.
Перед глазами Янички был завод: высокие трубы, яма, в которую она упала, парень с чубом, державший ее на руках, поцелуй, кровать отца и Лидия…
Все это вертелось в ее мозгу, пока учительница Мара не вызвала ее отвечать урок. Яничка была одной из лучших учениц, ее часто хвалили, ставя в пример остальным. Яничке завидовали. Ее никогда не наказывали, она не бегала домой за забытой тетрадью или пионерским галстуком. Она была вожатой отряда. И вдруг она стоит с низко опущенной головой перед учительницей и не знает, о чем говорить. Урок она запомнила еще в классе, во время объяснения, но сейчас словно кто-то отшиб ей память, все вылетело из головы.
— Что с тобой, Яничка? — участливо спросила учительница. Она ждала, что Яничка, как всегда, поднимет голову, посмотрит прямо в глаза и расскажет обо всем, что с ней случилось.
Но Яничка не поднимала головы, она будто провалилась в какую-то бездонную яму, и некому подать ей руку, спасти.
— Где ты была вчера?
— На матче, на матче, — хором ответили за нее подружки. — Пять-один, выиграли заводские.
— А потом она пошла на завод, — подсказывали другие.
— К отцу ходила…
Подружки старались изо всех сил выгородить Яничку, некоторые пытались ей подсказывать.
— Что ты делала на заводе? — приподняв ее легонько за подбородок, спросила учительница.
Яничка зажмурилась, попыталась что-то сказать, но еще ниже опустила голову и не проронила ни слова.
Как она могла смотреть в глаза учительнице? Там же все видно, как в зеркале! Та увидит и все поймет.
— Ну говори! Кого ты там видела, что делала?
«Только этого не хватало — сказать: «Видела одного парня»…
Ей казалось, что учительница спрашивает: «А как его зовут?»
«Не знаю. Он только поцеловал меня, а потом убежал».
«Как же так? Первый раз встретилась с парнем и позволяешь ему себя целовать!»
«А он меня и не спрашивал».
«И как можно, чтобы он тебя целовал, а ты даже не знаешь его имени?»
«Так он мне не сказал».
«А почему ты не спросила? Ты знаешь, что значит для девушки поцелуй?»
«Знаю. Мне было очень хорошо! Так хорошо, что я забыла спросить, как его зовут!»
«Это же позор, девонька!»
Так разговаривала сама с собой Яничка, стоя с опущенной головой, а учительница и весь класс напрасно ждали ответа.
— Садись! Потом поговорим.
Большое испытание выпало на долю Янички в этот день. После занятий учительница снова стала расспрашивать Яничку, что с ней случилось, но та молчала.
Дома ее ждало новое испытание. Не успела она переступить порог, как мать, которой девчонки уже успели доложить про двойку, учинила ей допрос:
— Где ты шаталась? Где ночевала?
— Ты же знаешь!.. У отца.
— А ну-ка посмотри мне в глаза!
— Это еще почему? — огрызнулась Яничка и, швырнув портфель с книгами, хотела улизнуть из комнаты.
— Нет, ты мне скажи, где ты шлялась и что ты делала на этом проклятом заводе!
Мать схватила ее за шиворот и так дернула к себе, что пуговицы у воротника чуть не поотлетали.
— Двойку вот приволокла. Опозоришь ты мою голову, я вижу! К тому идет!
Яничка передернула плечами, пытаясь запахнуть платье, но мать дернула его еще ниже.
— Говори, бесстыдница! Подумать только! От матери сбежала! Шлялась где-то, как последняя уличная девка. Не явилась домой ночевать! А мать тут с ума сходит! Отвечай, тебе говорят!
Игна чуяла своим женским сердцем, что с дочерью случилось что-то неладное. Об этом говорили и глаза, которые избегали смотреть на мать, и эти черные тени под глазами, и виноватое выражение лица, и упорное отпирательство.
— Я уже тебе сказала! Была у отца! Никуда я больше не ходила.
— Врешь! По глазам вижу, что врешь! — продолжая держать ее за шиворот, допытывалась Игна. — Врешь! А почему платье все в грязи?
— Упала на заводе в яму, — пробормотала Яничка.
— А кто тебя оттуда вытащил?
Она не сразу нашлась, что ответить. Вынуждена была солгать. Это была первая ее ложь матери, ложь во спасение, в защиту первого поцелуя.
— Сама!
— А почему ты не смотришь мне в глаза!