— Уходи, а то закричу!
— Ты не знаешь, что я хочу сказать тебе, Яничка! Я пришел сказать тебе такую важную, такую мировую вещь!
Стоя за дверью ни жива ни мертва, она слышала удары его сердца.
— Да ты не бойся, слышишь? Знаешь, что случилось? Открой, и я тебе расскажу, что за чудо со мной приключилось.
— Говори так, я слышу!
— Так мы же теперь свои, Яничка!
Сердце Янички колотилось уже у самого горла, дыханье сперло.
— Я теперь работаю у твоего отца! Он большой человек! Мировой человек бай Сыботин! И я работаю с ним!
Лишь сейчас Яничка заметила, что дверь была не заперта — и открылась сама собой. Она глядела на сияющее счастьем лицо парня и позабыла о страхе. Не могла отвести глаз от яркого румянца, живого блеска глаз, буйства кудрей, порывистых движений рук.
— Ха-ха-ха! — засмеялся вдруг парень. — Что ты так вцепилась в свои косы, словно хочешь меня заколоть ими, как кинжалами. Опусти руки.
Яничка, словно загипнотизированная, выпустила косы.
— Вот так бы и давно! Чудачка ты, странная и удивительная девушка! Ну, скажи мне хотя бы «здравствуй!»
И она прошептала:
— Здравствуй!
— Вот и хорошо! Здорово! Дай же руку, Яничка! Мы ведь друзья, да?
Яничка протянула ему свою мягкую, всю в жарком ноту руку.
— Вот так! Теперь видно, что встретились друзья!
Как только он снова произнес слово «друзья», Яничка быстро отдернула руку. Но он заговорил спокойно, ласково, и она слушала его, притихшая, вся в его власти.
— А ты знаешь, зачем я еще пришел?
Яничка вздрогнула и вся сжалась, готовая броситься прочь. Но он молча притянул ее к себе. Глядя ей и глаза, тихо заворковал изменившимся до неузнаваемости, мягким, теплым голосом:
— Ну-ка, вспомни, что ты потеряла…
Яничка не могла вспомнить. Она вся горела.
— Ну, так что же ты потеряла, а? Что-то очень дорогое, цены ему нет!
«О чем это он? Чему это нет цены? — спрашивала себя Яничка и не могла догадаться. Вдруг в голове у нее мелькнула мысль: а не потеряла ли она с первым поцелуем свое детство, покой, беззаботность? Ведь детство — это и есть самое дорогое на свете… Перед ее глазами заколыхались заводские трубы, замелькали дома, заревели моторы машин, залязгали железными зубами экскаваторы…
— Вот, — сказал парень.
И вместе с этим словом, долетевшим до ее слуха, вновь всплыло его лицо, и все встало на свои места.
— Дай сюда твои косы!
Яничка послушно протянула ему их. Он взял косы одной рукой, а другой вытащил из кармана два банта — две белые бабочки, пойманные где-то там, на стройке.
— Вот — ленты, — сказал он.
Она, сияя от радости, смотрела, как он прилаживает банты к косам.
— Одну нашел… знаешь, где? Сам не знаю, как она попала ко мне в карман, — смущенно оправдывался он. — А вторую — в яме… С одной всю ночь спал, а утром пошел и нашел вторую. Выстирал, разгладил и вот — принес… Вот так ты мне нравишься — с бабочками! — и он положил косы ей на грудь.
Яничка наклонила голову и посмотрела на них.
— Ну, а теперь, может, хоть спасибо скажешь?
— Спасибо! — сказала Яничка и подняла на него глаза.
В этот миг завод снова надвинулся на нее, затуманил сознание, и она покорно дала себя поцеловать.
На этот раз поцелуй был долгим, сладким, дурманящим… Он взял ее на руки, как в тот раз, и Яничка не вырвалась, не убежала, как тогда, а сделала то, что делают в таких случаях все влюбленные девушки — обвила его шею руками и поцеловала в губы…
На затихшее село спускались сумерки. За рекой низко стелился белый дым завода, а над этой дымовой завесой гордо высились вершины гор.
— Странная ты девушка, Яничка. Разве все нынешние девушки такие? Нет, ты единственная! Мы вот любим друг друга, а ты даже не знаешь, как меня зовут! Я — Ицко! Все зовут меня Ицкой. И бай Сыботин тоже. Зови и ты меня так! Ну, скажи мне «Ицко»!
— Ицко, — сказала Яничка и засмеялась, и вытерла слезы, отчего-то вдруг набежавшие на глаза. А может, первая любовь всегда приносит слезы?
— Я опять приду! И ты приходи, Яничка! Не плачь! Ну, что же ты?
Она закрыла ладонями глаза, повернулась и убежала в дом. Ей стало нестерпимо грустно, что он ушел. Вот оно — первое горе первой разлуки!
И завод стал для Янички надеждой и смыслом жизни, радостью и бедой!
25
С Игны было довольно того, что чужую женщину застали в комнате ее мужа лежащей на его койке. Затаив обиду, она старательно обо всем разведала. Муж и впрямь получил премию и повышение, и товарищи приходили обмывать. Но почему эта красотка явилась первой и растянулась на его койке? Никто не в силах был разубедить ее, что ничего зазорного в этом нет. А если бы Янички в тот вечер не было, и Сыботин застал Лидию, разлегшуюся на его постели, одну!.. Надо быть полным идиотом, чтобы пройти мимо такой женщины, добровольно предлагающей себя. И поскольку Игна была женщина нрава строгого, чистого, умела сильно любить и яростно ненавидеть, она решилась на то, о чем другая и подумать бы не посмела. Любая другая женщина дождалась бы прихода мужа и дома, в четырех стенах, все бы у него выпытала, чтобы никто ничего и не знал. И даже если и был какой грех, то все осталось бы между ними. Но Игна была не из таких. Ни с кем не советуясь, тайком от Янички, она отправилась на завод, сказав, что идет на работу в кооператив. Игна не пошла к мужу, наоборот, сделала все, чтобы он ничего не знал о ее приходе и, чего доброго, не помешал ей исполнить задуманное. Дождавшись конца работы, она подстерегла Лидию.
Как и раньше, Лидия встретила ее с улыбкой и первая начала разговор.
— Как Яничка? Такая милая девочка!
— Это милое дитя получило двойку.
Лидия заметила, что Игна расстроена, и сочувственно сказала:
— Как же так? Такая исключительно умная девочка, такая развитая, не по возрасту.
— Да вот с таких ранних пор начала беситься, так и не знаю, что будет дальше!.. — грубо отрезала Игна.
— Она же еще ребенок! Только начала пробуждаться! — вздохнув, промолвила Лидия.
Игна не могла спокойно смотреть на молодое, свежее лицо Лидии. Оно ее раздражало.
— Что это она так вдруг стала тебе мила? Уж не слишком ли скоро ты успела полюбить ее?..
Лидия уловила в ее словах язвительные нотки.
— А почему бы и нет? Мы, рабочие, быстро привязываемся к людям, любим людей.
— Ну-ка, подожди! Стой! — Игна, оглянувшись по сторонам, дернула Лидию за рукав.
Завод словно вымер. Вокруг не было ни души. Только солнце с неба обсыпало женщин своими жаркими лучами. Лидия выдернула руку, и у Игны в руке осталась ее перчатка. Игна вспомнила, как она в этих перчатках хлопала инженеру, как полюбила эту женщину будто самую близкую подругу, и вдруг почувствовала, что перчатка стала тяжелой, словно налилась свинцом.
Лидия не могла понять, отчего эта женщина вдруг так разлютовалась. Подумала, что все это из-за двойки дочери. Она чутьем угадала, что двойка Янички имеет какое-то отношение к той вечеринке у Сыботина.
— Ты не волнуйся! Больше этого не будет! Отец на радостях дал ей немного пива.
— Что-о-о? — не своим голосом взревела Игна. — Так вы еще ее и напоили?..
— Она ведь не такая уж маленькая. Почему бы ей не попробовать пива? Выпила один-единственный стакан и немного потанцевала — что в этом такого?
— Значит, вы заставляли ее танцевать?
— Они и в школе танцуют.
— Вот когда сама родишь, тогда и будешь заставлять и петь, и танцевать, и блудничать!.. Поняла? — набросилась на нее Игна.
— Но я-то здесь причем? — смутилась Лидия.
— Знаю я, что тебе нужно, потаскуха!
Игна закусила удила, остановить ее было невозможно.
— Была бы хорошей, жила бы с мужем, а не шлялась по стройкам!..
Лидия все еще старалась не принимать к сердцу ее слов. Они, точно пропитанные ядом стрелы, жалили ее грудь, отскакивая от нее, будто она была закована в броню.
— Нужен тебе мужик — найди себе такого, как ты. В этом вашем вертепе такого добра хоть пруд пруди.
— Здесь какое-то недоразумение!..
— «Недоразумение!» Ишь ты! Ты меня дурочкой не выставляй! Деревенская баба, мол, где ей понять, какие мы тут с ее мужем дела оттяпываем…
— Подожди! Успокойся! Давай лучше поговорим по-человечески, как друзья, как женщины.
— Друзья? Какой ты мне друг? Шлюха паршивая! Задом, как краном своим, крутишь!
Дольше терпеть Лидия была не в силах. Слова Игны задели ее за живое, полоснули ножом по сердцу. Она рванулась в сторону, хотела уйти. Но Игна загородила ей дорогу.
— Слушай ты! Глаза повыцарапаю! Кислотой оболью, всю жизнь помнить будешь!
— Чего тебе от меня надо? — спросила Лидия, сжав кулаки.
Игна заранее все обдумала. У нее мелькала мысль, достать кислоты и как-нибудь вечером подстеречь Лидию одну и плеснуть ей кислотой в глаза. Кто будет знать, что это она? Потом, когда первая мутная волна лютой ненависти прокатилась, она решила расправиться с обидчицей по-иному. Подойдет вечером в темноте сзади, и тюкнет по голове, чтобы больше не встала… Но потом отбросила все эти планы, и теперь, обсыпая Лидию грубой бранью, была довольна, старалась как можно сильнее ее уязвить, ранить как можно больнее. Спокойствие этой женщины, то, что она корчила из себя святую невинность, бесило Игну. Ей хотелось сорвать маску с этой негодницы, разоблачить ее, заставить ползать на коленях; хотелось увидеть ее жалкой, втоптанной в грязь, уничтоженной.
— Оставь моего мужа в покое! Слышишь? Горло перегрызу! Поняла?
— Ха-ха-ха! — засмеялась Лидия, и это еще больше поддало жару. — Что общего у меня с твоим мужем?
— Я все знаю! Что тебе нужно в его комнате? Порядочная женщина разве ляжет на кровать чужого мужчины?
— А что здесь преступного? Мы люди рабочие, у нас общие машины, столовая и даже, если хочешь знать, постели. Что страшного, если уставший человек приляжет на постель товарища по работе и задремлет?
— Что страшного? — вне себя от ярости крикнула Игна, сжав в руке перчатку, как оружие.