Ребята замолкли. А Игна, жадно слушая шутки молодежи, пошла дальше проверять работу других групп. Да, это были уже новые люди, люди новой Болгарии. Нет, не заставить их жить и думать по старинке.
— Тетенька, здесь машинами бы надо, — услышала она голос за спиной, — работаете, как при царе Горохе!..
— Тише, ты! Это же мать Янички, — одернули его девушки.
Парень умолк. Игна не обратила на это внимания. «У них свои думы!» Никого не спрашивая, она глазами искала Яничку. Игна шла по полю, как хозяин — распоряжалась, шутила, подбадривала. Ей казалось, что вот-вот мелькнет раскрасневшееся от работы лицо ее Янички, старающейся показать другим, как нужно работать. Но ее что-то не было видно. Игна начала беспокоиться. В голове зашевелились нехорошие мысли, черные, точно вороны, с карканьем летающие над неубранным полем.
«Как бы этот парень не затащил ее куда-нибудь вниз, к Тонкоструйцу», — с тревогой подумала Игна. И в этот момент какая-то девушка, пятясь назад, наступила ей на ногу.
— У-у, — оттолкнула ее Игна. — Не стыдно тебе?
Девушка обернулась и она узнала в ней свою Яничку. Та просто растерялась, не зная, что делать. Это молодой Туча, прицеливаясь в нее початком, заставил ее отступить. Заметив Игну, парень тоже смутился, незаметно бросил початок на землю, открыл рот, словно хотел что-то сказать, да так и застыл, поблескивая двумя рядами ровных белых зубов.
— Ты что это? — Игна строго пожурила дочь. — Вас для чего сюда привезли?
— Он, мама, пристает ко мне!
— Я пристаю? — воскликнул молодой Туча. — Ты лучше скажи тете Игне, кто первый полез. Кто мне сказал, что я и одного початка не стою?
— У-у, негодница! — зло процедила сквозь зубы Игна, а сама подумала: «Вся меня, паршивая девчонка!».
— А ну-ка, сейчас же принимайтесь за работу. А ты иди к подружкам, — подтолкнула она Яничку, — нечего прятаться от них!
Пока Игна ругала Яничку, молодой Туча убежал. Точно вор, пригибаясь к земле, незаметно исчез из глаз Игны. Мать вела Яничку как под конвоем, время от времени подталкивая ее локтем.
— Только ты не работаешь. Не стыдно? К парням пристаешь.
— Он сам первый полез!.. — потом, после небольшой паузы, приглушенным голосом сказала. — Говорит, что папу выгоняют с завода и посылают укреплять кооператив.
— Не твоего это ума дело.
— А почему его отец не может приехать и помочь этому паршивому кооперативу?
— Не твое это дело говорят тебе! Поняла? С каких пор вы стали вмешиваться в дела старших? Да еще снимать и назначать председателей! Молоко еще на губах не обсохло, а уже командуют!..
Яничка шла молча, но по тому, как она теребила сатиновый фартук, по движениям ее рук Игна поняла, что дочь сдаваться не собирается. Когда они подошли к подругам, Яничка повернулась и сказала:
— Ты иди! Прошу тебя, не позорь меня!
Игна остановилась.
— Смотри ты на нее! Это ты сама себя позоришь. Вместо того, чтобы показать подругам пример, чтобы все увидели, как работать надо, она шуры-муры заводит…
— Долго мы так работать будем? Нет теперь батраков. Сами должны справиться. Нечего труд детей использовать…
— Вот ты куда гнешь! Да еще и политику под это подводишь?
Яничка быстро отошла от матери и присоединилась к подружкам. Как это часто бывает в таком возрасте, девушки, которые уже давно наблюдали за происходящим, поняв, что ей попало от матери, разразились звонким смехом. Но ведь смех девушек, как ветерок: прошелестит и затихнет. Игна дождалась, пока они кончили смеяться. Понаблюдав немного за дочерью, она отошла, довольная тем, что подружки встретили ее дочь насмешкой. Теперь уж, наверное, зарубить себе на носу.
Срывая початки и собирая их в фартук, Игна добралась так до конца поля и там высыпала все в общую кучу. По пути она часто останавливалась — то початок подберет, то стебель поднимет, то сорняк сорвет, бормоча при этом: «Смотри, какой бурьян. И, вроде, копать не копали, а след оставили». А там камень попался, и она убрала его с дороги. Мужчины, увидев, как Игна отбрасывала тяжелый камень, рассмеялись: «И откуда у нее столько сил берется, что даже на пустяки хватает?» Но Игна не из тех, кто может спокойно смотреть на неполадки. Если увидит на черешне сломанную ветку, с сожалением подумает:
— Вот ведь какие еще есть люди, испортили дерево, а оно-то ведь на следующий год плоды принесет.
Если заметит, как вода вытекает из канала оросительной системы, то такой шум поднимет:
— Смотри ты на них! Лень одолела, не могут пойти проверить, все ли как надо. Сидят и ждут воду! Полдня ждать будут. Откуда воде знать, куда ей течь. Она еще не прирученная. За ней следить нужно!
Вот и сейчас, она с таким же усердием срывала початки и складывала их в фартук, оставляя за собой белые, словно голубиные крылья, листочки и ломкий, как смех, звук.
Украшенная кукурузным шелком и покрытая пыльцой, с приставшими к груди листьями, словно кукуруза решила наградить ее медалями, Игна дошла до Посфаровой груши, остановилась и глазам своим не поверила.
— И ты здесь?
Перед ней у огромной кучи кукурузы сидела учительница Мара. Сюда приходили сборщики и высыпали корзины с початками или же просто прибегали попить воды. Вблизи, на поляне, виднелись палатки. Поднимая столбы пыли, отъезжали автомашины, доверху нагруженные кукурузой. Мара вместе с другими учительницами очищала початки. Мужчины — преподаватели техникума, как и студенты старших курсов — выносили и грузили собранные початки. Здесь было тихо. Не было слышно ни шуток, ни задорного смеха, ни песен.
— А где наш председатель, хотела бы я знать? — спросила Игна, не обращая внимания на то, что Мара краснеет от стыда.
— Наверное, на собрании задержался… Завод скоро пустят, вот они и заседают…
Игна качнула головой, как бы соглашаясь с этим, но кивок ее был таким незаметным, а взгляд столь выразительным, что нетрудно было понять, о чем она сейчас думает: «Знаем мы эти собрания. Только и смотрит, как бы удрать. Ведь вот до чего довел, детей пришлось звать на помощь. Ему, небось, и в глаза людям смотреть стыдно».
Мара нервно вертела в руках очищенный початок. Ей было стыдно смотреть Игне в глаза. Она чувствовала себя униженной. Ей было больно за мужа. Она пришла, чтобы своим присутствием хоть как-то выгородить его. Игна посмотрела на Мару и без слов поняла ее боль и страдания. Ей стало жаль Мару. Как-никак родственница! И она поспешила перевести разговор на другую тему.
— Какая засуха была, а урожай хороший вышел. А если бы поливали, початков было бы куда больше… Ну, ничего! И это пока неплохо. Только, если бы наш председатель… — и прикусила язык.
Опасаясь, как бы ее слова еще больнее не задели Мару, она снова перевела разговор:
— Это не так уж плохо… Только больше так нельзя. Если и в следующем году так работать будем, дела наши будут еще хуже.
— Тогда завод начнет выпускать и дождевальные машины, не только сеялки и кукурузоуборочные комбайны. Вам станет гораздо легче, — вмешалась в разговор одна из учительниц.
— Дай бог, дай бог! — ответила Игна и по привычке покачала, головой, выражая сомнение.
В этот момент со стороны Вырла раздался гудок. Казалось, где-то там взревел гигантский бык, за ним второй, третий, четвертый — ревело целое стадо обезумевших быков.
— Смотрите… завод… завод пустили! — зазвучали ликующие молодые голоса.
В воздух полетел початок. Студенты бросали их вверх, точно шапки. Они порывались бежать, спотыкались и падали, снова поднимались к восторженно смотрели туда, где разноголосые сирены разрывали своими звуками голубое небо, а трубы, словно бесшумные орудия, выбрасывали в небо клубы дыма, стараясь низвергнуть недоступную для них доселе обитель богов. Мирная тишина села вдруг исчезла, пропала в трещинах разверзшейся земли, свернулась, как испуганная птица, и отлетела куда-то к Опинчовцу.
— Завод работает! Ура-а!
За Вырлом поднимался столб дыма. В его клубах взлетали вверх искры. Небо пылало оранжевым пламенем. Солнце раза два пыталось было выглянуть, рассеять дым, поднимавшийся с земли, но лучи всесильного властелина вселенной были не в силах победить огненную стихию, созданную трудом людей. И в первый раз люди увидели, как земля победила в борьбе с небом и солнцем. Студенты техникума, которые учились управлять машинами, извергающими огненную стихию, и дерзнувшими поспорить с небом и солнцем, не могли оставаться безучастными.
— Что же мы стоим здесь? Завод пустили! — выкрикнул кто-то громким, прерывающимся от волнения голосом. Этот крик послужил для всех призывным сигналом. Юноши и девушки бросились бежать.
— Стойте, куда вы? Это же проба!!! Стойте! — вскочила со своего места Мара и замахала руками.
Но никто не услышал ее… Если тогда, при закладке первого камня на Цветиных лугах, ей удалось остановить обезумевшую толпу, то сейчас голос ее прозвучал глухо и одиноко. Игна увидела в группе бежавших Яничку и вскочила, словно ее ударило током. У нее не было времени кричать… Она схватила очищенный початок — оружие, поданное ей самой землей, и бросилась за убегающими.
— Стой, стойте! — кричала она им всем. — Яничка, стой! Яничка, остановись!
Но Яничка не слышала голоса матери. Завод гудел, и они летели, послушные его призывному зову. Кто в этот торжественный миг мог остановиться, остаться в поле, чтобы заниматься початками? Не было такой силы, которая могла бы их удержать…
— Яничка! — кричала Игна, но рев сирены заглушал ее голос, и она пришла в ярость.
Ей было страшно. Люди убегали, оставляя на поле хлеб. Ведь в любой момент мог пойти дождь и тогда все пропало. Могла ли она такое позволить? Тогда зачем они приехали? Кто посмел побежать первым? Кто оторвал людей от села, от земли? Да, так и есть. Первой побежала ее дочь. Ее Яничка неслась впереди, расставив руки, словно готовясь взлететь. Юбчонка задралась, а она мчалась, только коленки сверкали. Она забыла о матери, не слышала ее крика. Она предала ее, предала свою мать…