— Впрочем, сомневаюсь, что у них есть глаза, — бросил он на ходу. — Скорее, наши светлячки ориентируются на некий уровень энергии…
Хлопнула дверь подъезда, и девочка с Георгием услышали знакомый вой. Маргарита осторожно выглянула в окно. Камрада она уже не увидела, зато все огоньки с их улицы устремились куда-то со скоростью трассирующих пуль. Георгий между тем принялся отдавать отрывистые приказания. Марго, чувствуя ответственность момента, лишних вопросов не задавала. Разлила жидкость из котелка по стеклянным банкам и расставила их по всей квартире. Плеснула зелья в миску и окунула туда палочку, которую высушили прямо с шишечками чертополоха. Теперь-то она поняла, зачем потребовалась такая необычная конструкция. Уж очень удобно получалось разбрызгивать серебряные капельки по всей квартире! Особенно тщательно, по совету песика, окропляла входную дверь и окна.
— Теперь омойтесь этой водой сами, Маргарита, — потребовал Георгий, — и помогите умыться мне.
Девочка ополоснула лицо, шею и руки. При этом кожу немного покалывало, как от мороза, по спине пробежал мятный холодок. И Георгий передернулся всей шкуркой, когда Маргарита потрясла над ним смоченной в зелье волшебной палочкой.
— Берите чистые салфетки, пойдемте делать компрессы Корице. Нам очень нужно, чтобы она пришла в себя сегодня. Спектакль вот-вот начнется.
ГЛАВА 26
Комнату Корицы ровным, неярким светом освещали два обернувшихся вокруг люстры дымо-дракона.
— Они исчезнут с первыми лучами света, — кивнув в их сторону, пояснил пекинес. — А вы лучше выгляньте в окно, Маргарита. Как там дела?
Внизу, метрах в полутора над асфальтом, мерцали слабые огоньки светляков.
— Как будто караулят, — сказала девочка, осторожно задергивая занавеску. — Похоже, за Камрадом отправились далеко не все.
— Думаю, до его возвращения никто сюда не проникнет. Меры мы приняли. Но лучше нам, конечно, не спать. А хочется. Давайте вы будете ставить бабушке компрессы, менять их нужно каждый час, я же стану развлекать вас, как могу.
Внучка с превеликой осторожностью обтерла лицо, шею и руки бабушки зельем. Положила на лоб смоченную салфетку. Сама устроилась рядом, песик притулился в ногах.
— А где и когда вы все познакомились, Георгий?
— В Румынии. Они тогда жили с Че в белом домике с красной черепицей, недалеко от одного не совсем благополучного замка. И были очень красивой парой, очень счастливой какое-то время. Я любовался ими, а потом дело, ради которого они встретились, было сделано. И Че получил другой вызов. Он уехал, как думал, ненадолго. Н-да… — И песик, задумавшись о чем-то, замолчал.
— А что было дальше?
— В тот год, — встрепенулся пекинес, — ваша бабушка научилась готовить прекрасный гуроаб. Я помогал ей — таскал собранный виноград. Для гуроаба нужен незрелый. Она долго мыла кисти в воде, встряхивала, глядела на солнце, брала не все, только самые зеленые, потом ожесточенно проворачивала их в мясорубке. Знаете, были еще такие — не электрические, а с ручками-вентилями. А я помогал держать марлю, сложенную в четыре слоя, и она процеживала полученную смесь. Ваша бабушка всегда была очень гордой. И никто, даже я, не видел, чтобы она плакала. Но в тот гуроаб падали ее слезы. Может, оттого он и получился таким вкусным. Она ведь почти не добавляла соли, только слезинки. Через сутки мы разлили то, что получилось, по абсолютно сухим бутылям, закатали сургучом. Как раз начался звездопад. Там очень крупные звезды. Ваша бабушка развесила бутыли с солнечной стороны дома и сказала: «Если он не вернется к тому моменту, как гуроаб созреет, я уеду».
— Извините, конечно, Георгий, но что такое гуроаб?
— Это такая приправа, вроде прозрачного винного уксуса. Удивительнейшая вышла вещь. Любая еда, сдобренная ею, приобретала именно тот аромат, о каком мечтал человек, которого угощали. Гости чуть пальцы себе не откусывали. «Редкое, — говорили, — кушанье. Просто исполнение заветных гастрономических желаний!» Ничего подобного больше ни у кого не получалось. Но ведь и невозможно точь-в-точь повторить вкус блюда или соуса, который ты однажды попробовал. Если кому-то удастся подобное, его можно считать большим волшебником. Стабильность — залог мастерства. Хотя и скука смертная, если вдуматься…
— А Че вернулся?
— Куда?
— Ну к бабушке?
— Вернулся, только опоздал ровно на семь дней. И Корица его не дождалась. Они вообще редко совпадали. Есть поговорка: «Милые бранятся, только тешатся». Не про них. После очередной ссоры Корица и Че могли не видеться годами. Она просто исчезала без объяснений. А он хорохорился. Потом жалел о случившемся, но все его ухищрения были напрасны. Сколько бы он ни повторял себе, что настоящий воин должен быть один и что всем нам надо учиться у птицы феникс, которая строит себе дом, то есть вьет гнездо из вещей абсолютно несовместимых — фимиама и пламени.
— А что такое фимиам? — уточнила на всякий случай Маргарита.
— Это благовоние, дым которого в древности считался особенно угодным богам, — пояснил Георгий. — А птица феникс…
— Знаю-знаю.
Хотя девочка и не понимала до конца рассказы пекинеса, слушать его было жутко интересно. Ей казалось, что она листает старый фотоальбом Корицы, где снимки оживают, превращаясь сначала в черно-белый мультик, потом в цветной.
— У меня в такие моменты сердце разрывалось, — продолжал между тем Георгий, — я ведь так любил их обоих. А поделать ничего не мог. Нахожу, например, Че у какого-нибудь лесного озера. В самой глухой чаще.
«Как это, интересно, он его находит?» — подумала Маргарита.
— Он сидит — маленький и сгорбленный — смотрит на темную воду. Ждет рассвета. Потом затыкает уши и начинает разными ласковыми именами зазывать на поверхность водяные лилии.
— А они где? — не поняла девочка.
— На закате эти цветы, сложив лепестки, уходят под воду. Утром, с первыми лучами солнца — появляются. Вот тогда надо выбрать самый красивый и вырвать с корнем. Корень высушить. Потом заваривать и пить. Хотя без опытного наставника я бы такие эксперименты никому повторять не советовал. Луковица лилии содержит яд, и я не очень понимаю, почему в старину считалось, что, выпивая ее настой, можно «присушить» предмет своей страсти{30}.
— Что-что сделать?
— Присушить. Ну заставить этот самый предмет в тебя влюбиться.
— А-а-а-а, — понимающе протянула Маргарита, — и помогло?
— Да кто их разберет, — вздохнул Георгий. — Когда я навещал Корицу, то нередко заставал такую картину. Сидит она у окна, задумчивая, и космы рыжие на палец молча наматывает. Рядом букетики ландышей валяются и лепестки роз. Значит, опять устраивала розанный оракул.
— Это как?
— Да так: нужно положить между большим и указательным пальцем левой руки лепесток, а правой ударить со всего размаху. Если лепесток лопнет — значит, тот, кого ты загадала, тебя не любит.
— А ландыши?
— Считалось, что, вдыхая их аромат, можно вернуть счастье, которое ушло.
— А у бабушки, Георгий, лепестки лопались — или нет?
— Так в том-то и дело, что нет.
— Почему же тогда…
— Любовь — самая большая загадка на свете, Маргарита. После последней ссоры Че и Корица не виделись тридцать лет. Если, конечно, можно назвать встречей то, что происходит. Я вообще был удивлен, что она к нам обратилась. Обычно инициатива исходила от Че…
Дымо-драконы под потолком тихонько меняли цвета. Точнее, чтобы не привлекать лишнего внимания, меняли оттенки: горели то как золотистое пламя свечи, то как серебряный лунный свет или чуть зеленоватый электрический. «Не так-то все просто, — подумала Маргарита, вспомнив бабушкины рассказы о том, что каждая женщина должна иметь свое королевство, — не так-то все просто». И поменяла Корице на лбу очередной компресс. Щеки бабушки слегка порозовели.
ГЛАВА 27
Блондинка и Адениум сидели за утренним кофе в кабинете Старушки Франкенштейн, которая по-прежнему была сложена в кресле и не подавала признаков жизни.
— Терпеть не могу все это домашнее колдовство, всю эту трухлявую тягомотину, — говорил режиссер, рассматривая стальную кружку-куб, украшенную логотипом «А-фелии Blum». — Котлы, зелья, траволечение, лапки жабы, перышки ворона. Вчерашний день. Сейчас появилось столько новых возможностей подчинить идиотов своей воле и заставить их делать то, что тебе нужно. Причем, заметьте, уважаемая Афелия, на самом деле, например, совсем не обязательно превращать тыкву в карету. Надо просто доходчиво объяснить, что тыква — это карета. Теперь хорошему колдуну нужен вовсе не магический жезл, а доступ к рекламным ресурсам. Мы живем цивилизованно, среди информационных потоков, невидимых лучей и волн. Дудочка Крысолова на новый лад. Хотите, я устрою вам мастер-класс по последним колдовским технологиям?
И не дожидаясь ответа, с важным видом Адениум снял телефонную трубку, набрал номер и ласково защебетал:
— Да-да-да, ролик об афелиуме должен выходить в пять раз чаще. Да, очищает атмосферу в доме, омолаживает. Да, в самое лучшее время. Кроме того, мы хотели бы заказать дополнительно еще сто рекламных мест для размещения растяжек и баннеров, посвященных будущему спектаклю. Плюс радиоролики и дальнейшая расклейка афиш по городу. Спасибо-спасибо!
Одного не пойму, — продолжал он, положив трубку, — на что вам сдался этот цветок? Насколько я понимаю, никакими магическими свойствами он не обладает.
— А разве у тебя потрясающая родословная? — Мадам резко повернулась в сторону напарника.
— Нет, — растерялся он, — но в каком-то смысле я наследственный, моя мамочка…
— Чихала я на твою мамочку! Но она хоть пыль в глаза не пускала, у нее все просто было: приворот-отворот, сглаз-порча. А тут: «Мастерские мечты!» «Мастер воплощений в жизнь самых заветных желаний!» Вот и воплощай. Я твою мечту осуществила — сделала тебя режиссером-постановщиком. Хорошо, сейчас не спрашивают рекомендаций. Столичный мэтр — и точка. А афелиум, — разозлилась она вдруг, — самый прекрасный цветок на свете! И заруби себе это на носу.