ы избавиться от нее, только достигнув определенного уровня довоплощения. Ну, как любой паразит в животном или растительном царстве, нуждается в своей жертве, соками которой питается. Грубо говоря, Блюм была чем-то вроде личинки, которая, накопив достаточно питательных веществ, превратилась бы в самостоятельное насекомое.
— А после коллективного убийства, — подхватила Корица, — последовал бы такой выброс энергии, что Афелия смогла бы стать самостоятельным и могущественным существом без всяких Росянок и Старушек Франкенштейн. Они были для нее чем-то вроде дополнительных батареек.
— Однако нельзя не отдать должное изобретательности мадам, — вмешалась Крапива, — если Блюм была вампиром, которому требовалась не кровь, а энергия, то каким изящным способом она заманивала своих жертв! Какой размах — на кастингах люди в очередь стояли! Молодец! Ваш товарищ из румынского замка обзавидовался бы!
— А вот это я и называю в нашем деле эффектом «генно-модифицированной морковки», — мрачно заметил Че. — Эпидемии стали модными как никогда, и совершенно не поймешь, чем может обернуться самое незамысловатое колдовство. Такое впечатление, что болеть в одиночку людям стало просто скучно, а вот всем гуртом — в самый раз! «Ах, милочка, — передразнил он неизвестно кого тонким противным голосом, — у меня совершенно удивительная, абсолютно редкая, потрясающая форма тупоумия!» Я давно хочу изобрести зелье, которое активизирует в человеческом мозгу умение мыслить самостоятельно! А теперь, друзья мои, собирайтесь! Мы отправляемся в парк. Поедем туда, где все началось. В оранжерею Гриши Садовника. Кстати, Женя, — добавил он чуть более небрежно, чем следовало бы, — вчера я заставил Нашу Лилечку отречься от престола. Она подписала заявление об уходе на пенсию, а своим преемником назначила твоего друга, Александра Васильевича.
ГЛАВА 47
По дороге, в машине, опять обсуждали бой-премьеру. Хвалили Крапиву за отлично выдрессированных крыс и летучих мышей. Радовались, что выбрали грамотный способ подобраться к пленникам: правее пирамиды в полу находился люк, который вел под сцену. За кулисами со стороны коридора попасть в это пространство можно было через едва приметную дверь, чем Корица, Крапива, Сильвестр и Маргарита и воспользовались. Отдельно отметили красоту боевых превращений Георгия и Чертополоха, а также самоотверженность Корицы. Долго говорили о магической силе Огненной жемчужины, которую теперь, конечно, можно будет использовать и в мирных целях (волшебную линзу при помощи пожарных аккуратно сняли и спрятали в подвале театра). Но особенно хвалили Маргариту.
— Если бы не она, — улыбался Че, который по-прежнему вел машину, поскольку Крапива была еще слаба, — не знаю, как бы мы справились. Спрут-афелиум после того, как вынырнул из-за линзы, стал чудовищно силен. А девочка проявила интуицию, достойную ее бабушки. Действовала как настоящая маленькая Корица!
Тут Маргарита вспомнила сегодняшний сон и хотела было рассказать о нем сидящей рядом Евгении Дмитриевне, но решила оставить на потом. К тому же Георгий, выглянув в окно, сказал:
— Приехали!
— А вы заметили, что деревья растут здесь гораздо гуще? — спросила друзей Крапива, когда, оставив машину в начале аллеи, они еле приметной тропинкой двинулись к сторожке Гриши Садовника. — Из одного корня по два-три ствола? Даже жутко немного, будто к логову ведьмы подбираешься. Готова поспорить, что летом бледные поганки растут здесь исключительно кругами!{42}
— Не знаю, не замечала, — улыбнулась Корица, — знаю только, что Гриша отлично понимал души растений.
— Настолько, что умудрился состряпать парочку настоящих монстров! — съязвил Сильвестр.
— Я думаю, тут произошла какая-то ошибка, — не сдавалась Корица, — он, конечно, был странным человеком, но злодеем его назвать трудно.
— А вот сейчас и проверим, — примирительно сказал Че, направив волшебную палочку в сторону небольшого сугроба, завалившего дверь сторожки. Как и в прошлый раз, у «Аттракциона невиданной щедрости» пошел, разбрасывая в разные стороны снег, невидимый дворник. Появилась свеженькая тропинка. Амбарный замок на двери удивленно раскрыл ржавую пасть.
— Где лучше установить волшебный фонарь? — спросил Че, входя и осматривая каморку с оранжереей. Царившее здесь запустение только усилилось с тех пор, как сторожка послужила друзьям укрытием от погони. Остро пахло старым деревянным домом, который давно не топили и толком не проветривали.
— Я думаю, вот тут, напротив того места, где у стены лежал Гриша Садовник, — распорядился пекинес.
Пока Камрад возился со своим саквояжем и налаживал аппарат, благодаря которому Маргарита в самом начале их знакомства узнала историю Чертополоха, Сильвестр занялся печкой. Корица с Крапивой внимательно осматривали каморку: стол-верстак и книжную полку. Кое-какие тома и брошюрки бабушка Маргариты складывала в отдельный пакет. Георгий обнюхал пустую грядку, табличка около которой сообщала, что здесь когда-то росли саженцы афеляндры оттопыренной. К тому времени, как застрекотал волшебный фонарь, огонь в топке уже разгорелся, стало совсем уютно. Камрад втащил в оранжерею колченогое кресло, стул, банкетку. При помощи обнаруженной в предбаннике доски устроил что-то типа лавочки. Все расселись, и кино началось.
— Только учтите, — пояснил герр Чертополох, — аппарат начнет восстанавливать события в обратной последовательности и сначала покажет самые последние «ролики».
Заискрилось серебристое облачко, и, когда оно уплотнилось — Крапива, Корица, Маргарита и Георгий увидели самих себя. Их двойники на экране осматривали оранжерею.
— Это тот день, когда мы прятались здесь от Афелии! — восхищенно выдохнула девочка. — Значит, мы последние, кто тут был.
— Проматывай, — буркнул Георгий, — здесь все ясно.
К явному разочарованию Маргариты, двойники исчезли. Появилась Афелия. Судя по желтым и красным листьям на полу оранжереи, осень только начиналась. За окнами сгущались сумерки. В расслабленных движениях мадам сквозила растерянность и даже какая-то печаль. Не снимая темных очков, она бесцельно бродила из оранжереи в комнату, теребила листья еще зеленых растений. Зачем-то сорвала цветок бархатцев и, присев на бордюр, принялась машинально ощипывать его лепестки, повернувшись лицом туда, где когда-то лежал труп Гриши Садовника.
— Спасибо тебе, дорогой, — неожиданно произнесла она, усмехнувшись. — Нет ничего хуже, знаешь ли, чем быть таким недоделанным существом, как я. Ну вот кто я теперь? Какое-такое существо-вещество? Нелепая жертва твоих дурацких фантазий! А ты, вместо того чтобы довести дело до ума и сделать меня настоящей, поступил как подлый предатель! — Афелия отбросила в сторону общипанный цветок, встала и начала нервно расхаживать по теплице. Теперь она почти кричала: — Ты создал меня такой, какая я есть, а потом решил прикончить. Чтобы освободить место для второй модели, улучшенной и исправленной! А я-то, я — чем тебе не угодила? Ведь это теперь из-за тебя у меня внутри черный свищ, воронка, которая не дает мне покоя и все требует, требует топлива. Как голодный вампир, для того чтобы стать настоящей, я должна искать любовь, но уже в огромных количествах, потому что это любовь посторонних. Не кровь, а суррогат. Но я всем докажу, что меня можно любить — да еще как! Спасибо моей крестной мамочке, этой полоумной старухе в бейсболке. Ее фантазии и мечты доделали меня, проявили, как переводную картинку. Смотри, какая я стала и как многому от нее, точнее — через нее — научилась! Такие технологии тебе и не снились!
Афелия подошла к аквариуму, где росли саженцы росянки, ловко выдернула один из них, подняла над собой — будто показывая кому-то.
— Вот это я превращу в настоящее чудовище! — мстительно сказала она, потом замолчала, сникла, медленно побрела к выходу. И Маргарите неожиданно стало жаль это существо, которое на миг показалось ей вовсе не опасным, а несуразным и жалким. «Может, мадам всего лишь никому не нужный ребенок? — подумала девочка. — Как те несчастные сироты, которых сдают в приют?»
В следующей «короткометражке» сияло-блестело лучезарное утро бабьего лета. Два молоденьких милиционера неуклюже топтались в оранжерее. Невысокий лысый человек в плаще склонился над трупом Гриши Садовника.
— Ясно, — говорил человек, — покойничек тут проводку чинил, вот и вдарило током.
— А бокалы и шампанское, товарищ следователь, да и костюм с галстуком? — возразил ему один из милиционеров. — Нарядно как-то для ремонта. Он, похоже, бабу ждал. Может, это она его «того»? Вот и на подъезде к хибаре следы от протекторов свежие, их эксперты сняли уже.
— Да мало ли кто к нему за рассадой ездил? — Следователь с досадой задвинул поднос и бокалы с бутылкой за плети вьюнка, подальше от посторонних глаз. — Сказано же: смерть наступила вследствие неосторожного обращения с электричеством, и — баста!
— Я как раз там бокалы и нашла! — воскликнула Маргарита.
— А вот цветка никакого и нет, — заметила Крапива, — наверное, Старушка Франкенштейн уже заезжала.
И точно, волшебный фонарь как раз выдавал картинку того вечера, когда дверь сторожки распахнула Наша Лилечка. Происходящее практически один в один совпадало с ее рассказом. Директриса стремительно вошла, увидела лежащего у стены Гришу, но совсем не испугалась, лишь хмыкнула, поправила на своей голове бейсболку и принялась внимательно осматривать помещение. Действительно прихватила с верстака блокнот и вырванную страничку, засунула в карман курточки, с трудом подняла горшок с цветком и, открыв дверь пинком ноги, удалилась.
— А сейчас, похоже, мы увидим самое главное, — торжественно сказал Че, — сам момент появления на свет госпожи Афелии.
В оранжерею из каморки вошел, насвистывая, Гриша Садовник. В белой рубашке, новом костюме, с безумно горящими глазами и встрепанной шевелюрой. Он торжественно нес на вытянутых руках поднос, где стояла бутылка шампанского, два высоких бокала и праздничного вида зажженная свечка. Но руки его предательски дрожали, было ясно, что он с трудом сдерживает сильнейшее волнение. Гриша водрузил свою ношу на зеленую травку около вьющейся гирлянды. Начертил на дощатом полу хорошо знакомую друзьям пентаграмму и еще более торжественно установил в ее центре горшок с афеляндрой оттопыренной, пока не переименованной в афелиум. Потом всплеснул руками, снова метнулся в каморку и вернулся с маленькой цифровой камерой, которую включил и направил на себя: