– И что ты хочешь, назвавшаяся Мийовой? – спросил он.
– Для начала умыться, – усмехнулась я.
Правая бровь правителя ойратов иронично приподнялась.
– Принесите гостье воды, – махнул он рукой. За моей спиной ненадолго возникла суета и, наконец, передо мной оказался таз с чистой водой и желтоватое хлопчатое полотенце.
Признаться, умываться под пристальными взглядами было несколько неловко. Вода в тазу стала совсем черная, зато мое лицо, как я надеялась, обрело свой естественный цвет.
Я посмотрела на грязный таз. Здесь полупустыня. До реки далеко. Влага должна быть в большой цене. Пока я умывалась, то ощутила, что вода в тазу чуть солоноватая. Чистую тут нигде не добыть.
– Благодарю, хан. Но я испортила столько воды. Позволь и мне сделать тебе подарок, – сказала я.
Обмакнула руки в воду, взяла таз и посмотрела на мокрое блестящее запястье.
Миг перехода, и я оказалась у альпийского горного чистого родника. Там я отмыла дочиста тазик, набрала новой воды, и вернулась в юрту.
Когда я появилась, все, кроме хана вздрогнули.
Я поставила таз у трона.
– Уверяю, такой чистой вы еще не пили, – улыбнулась я.
Хан взглянул на сына. Тот понял без слов, присел, зачерпнул ладонью и попробовал. Приподнял брови и восхищенно кивнул отцу. Тот пробовать не стал, но в уголках его губ поселилась улыбка. Он смотрел на меня и молчал. Пауза затянулась уже неприлично долго. Мне нужно было что-то сказать.
– Надеюсь вскоре вы станете доверять мне больше, – произнесла я.
– Зачем ты пришла ко мне? – спросил он.
– Выразить восхищение вашим мудрым правлением и выяснить, не требуется ли помощь.
– Помощь? – прищурился хан.
– Благословение небес – хрупкий дар. Нужна мудрость правителя, чтобы знать, как его применить на благо своего народа.
Он понял намек и кивнул. Какая разница кто я. Важно кем меня считают его подданые. А в глазах зрителей я уже видела знакомое выражение восхищения.
– Я хотела бы погостить у вас некоторое время. Кто знает, когда может пригодится моя сила, – продолжила я.
– Ты гость. Дорога была дальней. Отдохни сегодня. А завтра поговорим. Убаши, найди нашей гостье отдельную достойную юрту.
Когда сын выбежал, хан сделал рукой жест, выпроваживая остальных. Мы с ханом остались одни. Пауза затягивалась, но я не хотела ее нарушать. Мое положение было хрупким и любое неосторожное слово могло все сломать. Хан разглядывал меня со странным, я бы сказала ехидным выражением.
– Говоришь красиво. Складно. Завтра посмотрим будешь ли ты хоть так вполовину полезна как заявила, – наконец сказал он. И вдруг добавил, – покажи свой меч.
Я медленно вытащила клинок из ножен.
– Это «отсекающий пути», – тихо сказала я, боясь, что он потребует передать оружие ему.
– Белый старец давным-давно предрек, что когда-нибудь к нам явится посланница Будды. Та, что похожа на пламя, но управляет водой, что умеет проходить сквозь стены и за один шаг преодолевает расстояние, которое и всадник не проскачет за день. И будет меч ее черен, как ночь, но это будет оружие света. Если это случится, то наш народ будут ждать великие перемены. Старец редко ошибался, но этому пророчеству я до сих пор не верил. Бодхисатва здесь, у нас в степи… Скажи, он говорил о тебе?
– Не знаю. Я не белый старец, – я спокойно пожала плечами. – Но какие бы беды не ждали твой народ, я здесь, чтобы помочь.
Хан покачал головой.
– Дай мне меч. Хочу взглянуть поближе.
– Нет! – тут же отрезала я. – Он предназначен только для моих рук.
– Перечишь хану? – нахмурился он.
– Предостерегаю, – тихо, по слогам произнесла я.
Повисла напряженная пауза. Внезапно хан рассмеялся.
– Хороша! – неожиданно заявил он.
В этот момент в юрту снова вошел сын:
– Для гостьи все готово, отец.
– Что ж. Уже вечер. Иди, отдохни, гостья. Возвращайся ко мне завтра в полдень, – улыбнулся хан.
Что-то в его улыбке мне не понравилось.
Он тут же добавил:
– Ужин тебе принесут в юрту.
Когда я вышла из ханского дома, то увидела снаружи целую толпу. Новость о моем появлении уже облетела весь стан и сюда, наверное, пришли все, кто не был занят срочной работой.
Но в их взглядах не было особого почитания. Примерно так же на меня смотрели на площади треста, во время коронации. Я словила просто жуткое дежавю. Разве что тут никто не кричал: «Самозванка!». Зато наверняка многие думали. Я старалась идти, гордо подняв голову и не задерживаясь взглядом на их лицах.
Пройдя по живому коридору вслед за советником до выделенной мне достаточно большой юрты, я, наконец, спряталась от чужих глаз.
Оставшись в одиночестве, я рухнула на постель, обхватила голову руками и застонала:
– Дура! Авантюристка!
«Не скрою, это было смело. Но, кажется сработало», – возразила Рыжая.
– Вопрос что будет, когда мой обман вскроется. Ты видела, как они смотрели. Бодхисатва из меня, как из курицы лебедь. Я даже не знаю толком кто это такой и что он делает.
«Дать справку?»
– Да толку от нее! Курица может сколь угодно прочесть про лебедей и ходить с гордо задранной шеей, пока ее в пруд не кинут. Где я, а где бессмертные небожители. И что меня вообще дернуло за язык?
Рыжая уже поняла, что это риторические вопросы, не требующие ответа.
Спустя примерно полчаса мне принесли ужин и вид еще шкворчащего мяса выбил все дурные мысли из головы. Я так давно его не ела, что набросилась на большое блюдо и откинулась обратно на кровать только когда поняла, что в меня больше просто физически не влезет. С водой тут действительно была напряженка – в качестве напитка мне принесли какой-то кисломолочный ужас. Я не смогла это пить. Поэтому быстро нырнула к тому же роднику, откуда приносила воду хану и напилась вдоволь.
Я снова улеглась на кровать, и усталость взяла свое – даже не заметила, как заснула.
Проснулась я глубокой ночью от простой физиологической потребности. Ни унитаза, ни даже дыры в полу в юрте не было. Наверное, предполагалось, что в твоем распоряжении вся степь. Или было еще какое-то общее отхожее место, о местонахождении которого мне забыли сообщить.
Так как заснула я прямо в одежде, то просто вскочила, откинула полог юрты и замерла. Снаружи была глубочайшая ночь. Настолько густая, что черноту, казалось, ложкой черпать можно. Ни луны, ни звезд. Да вообще ни черта не было видно. Я так не то, что в степь дорогу не найду – нос расквашу о соседнее жилище.
Пришлось достать смартфон и, повозившись в незнакомом интерфейсе, найти как включается фонарик.
Подсвечивая себе телефоном, я обогнула пару юрт, пытаясь вспомнить как далеко граница селения. Если идти еще больше пятнадцати минут, то мочевой пузырь может и не выдержать.
Я услышала за спиной тихий шепот и обернулась. Оказалось, за мной уже шло человек пять. Когда я посветила на них фонариком, они чуть отпрянули и еще громче начали перешептываться.
Отвернувшись, я прошла еще метров двадцать, и снова глянула через плечо. Теперь последователей было уже человек пятнадцать.
Блин. Они же не отстанут! И как, простите, мне в туалет сходить, когда вокруг столько зрителей.
Я чертыхнулась, развернулась и быстрым шагом пошла обратно в юрту. Народ благоговейно расступился, и снова зашуршал следом.
Нежели это фонарика такой эффект произвел?
Я спряталась в юрту и затаилась. Снаружи некоторое время еще доносилось перешептывание и говор, но потом, зеваки все-таки разошлись. А я капнула воды на руку, подсветила фонариком и нырнула в глубокий еловый лес, где за мной могли подсмотреть разве что волки, да белки.
***
Проснулась я, по мнению Рыжей, в одиннадцатом часу.
С утренними водными процедурами тут было еще сложнее, чем с туалетом, так что я снова предпочла нырнуть, держа в воображении обыкновенную кафельную душевую и оказалась, судя по всему, в женской бане. Стараясь не привлекать внимание, я долго и с удовольствием мылась и только, когда Рыжая напомнила, что до визита к хану осталось всего ничего, то вернулась в юрту и оделась.
Конечно, я уже могла при помощи перемещений в отражение обворовать любой магазин, но не хотела нагружать совесть еще одним преступлением. Кроме того, раз местные меня помнили в этом красном наряде, значит пока стоит в нем и ходить. Чудо явления новых одежд из ничего будем творить позже.
Я снова прошла через живой коридор из любопытных скептиков и зашла в ханскую юрту. На сей раз в ней было многолюдно. Больше всего меня напрягло то, что рядом с ханом помимо сына сидели еще двое: слева лысый монах в шафрановых одеждах, а справа на обычном стуле восседал хоть и темноволосый, но явно русский мужчина в синем мундире с эполетами.
– Мы рады приветствовать нашу гостью, – с улыбкой произнес хан на русском. – Хорошо ли вам спаслось?
Ого. Он уже на «вы» со мной. Кто же это рядом с ним сидит? Сейчас будет показательный цирк для высоких гостей?
– Благодарю, юрта, что вы предоставили превосходна, – с вежливой улыбкой кивнула я.
Я была натянута, как струна. Имперский офицер меня напрягал больше всего. А что, если у него за пазухой уже есть портрет рыжей сбежавшей преступницы, покушавшейся на саму императрицу?
«Лучшая защита – нападение», – прошептала мне на ухо та моя врсия, что выиграла три войны, – «Сделай так, что даже если у него ордер на твой арест, он не посмел бы его достать».
Хан, тем временем, продолжил:
– Весть о столь уважаемой гостье достигла ушей пристава, и он пожелал лично поприветствовать вас и выразить свое почтение.
Никакого почтения в наглых круглых глазах, похожих на две небольшие темные сливы и раздевавших меня с того момента, как я вошла, вовсе не было.
– Также я позвал нашего ламу, который тоже крайне удивился тому, что нас почтило присутствием само воплощение бодхисаттвы Мийовы.
Я перевела взгляд на монаха. Он тоже нагло пялился на меня, но уже с плохо скрываемым возмущением. Еще бы! Какая-то самозванка одурачила хана дешевыми фокусами.