А кого я осчастливила? Мертвого Марко, словившего пули по моей вине? Насту, которую развела с Томом и посадила на трон против ее воли? Жителей королевства, отправленных на войну погибать?
Что-то выходило, что мое существование никому особо добра то не принесло. Как будто вообще без меня всем только лучше было.
Может хоть сейчас у меня что-то получится?
Рыжая подсказала, что нужный час настал, я накинула шубу и вышла из юрты.
Вокруг уже собралась толпа зевак. Все жаждали увидеть, как я одним шагом перенесусь на берег реки, и я решила не разочаровывать их.
Дальше все прошло достаточно скучно. Да, собственно, это и было формальностью. Обе стороны должны были доиграть спектакль по правилам, хотя прекрасно знали результат.
Я перенеслась на берег реки через отражение в ладони, помахала рукой хану и компании, подошла к воде, склонилась к отражению в ней, и оказалась на другом берегу. Сорвала там первый попавшийся стебель, потянула за нить перехода обратно и предстала перед ханом и монахом с камышом в руке.
– Полагаю, доказательств достаточно? – улыбнулась я.
Монах медленно поклонился:
– Воистину, для меня честь лицезреть бодхисатву.
***
Обратно я поехала вместе с ними. Надеялась тихо пообщаться с ханом наедине, но тот лихо умчался вперед в компании сына, и я просто не смогла его догнать. Рядом со мной остались только незнакомые мне воины и монах, болтать с которым не было никакого желания. Я все равно чувствовала с его стороны негативные эманации в свой адрес. Он не слишком то мне верил. Да, формально я выполнила все условия, и он просто не мог не признать меня, но внутри он был некоторым образом возмущен. Заговорить с ним – означало добровольно подвергнуть себя еще одному испытанию. Знаток буддизма мог легко поймать меня на незнании каких-то очевидных фактов или просто на неосторожной фразе.
Когда я в первый раз ехала в стойбище хана от реки, то полупустыня показалась мне унылой и однообразной. Тогда она тянулась и тянулась бесконечно под копытами коня.
Сейчас я, наконец, увидела ее красоту. Голову кружил горько-кислый чарующий аромат пустынной полыни. Слабо шевелились мячи перекати-поля, которых футболист-ветер пока решил оставить в покое. Песчаная степь казалась бесконечной, а я была всего лишь песчинкой на ее поверхности. Одной из миллиона других, которых ветер гоняет по дюнам. Я только что вырвалась из детерминированного течения реки и оказалась там, где пересекаются тысячи путей. Передо мной бесконечное количество вариантов. Я вольна лететь над степью в любом направлении. Вот только вопрос – как птица, что сама выбирает путь, или как шар перекати-поля, уносимый озорным ветром против своей воли. Почему-то в этот момент я остро почувствовала, что не задержусь надолго в стойбище. И нет в этом моей воли. Как Мэри Поппинс с сожалением сообщала детям, что «ветер меняется», так и я ощутила, что где-то уже приближается та буря, что подхватит меня и унесет отсюда прочь. Смогу ли я управлять ей? Будут ли у меня крылья, или я, лишь безвольно помчусь туда, куда понесет меня воздух?
Когда мы вернулись в Ханату – именно так назывался городок из юрт, построенный вокруг небольшого храма, именуемого Дунду-хурулом – то там внезапно обнаружились гости из столицы. Хан позвал меня к себе в юрту, когда тех пригласили для знакомства и передачи верительных грамот.
Высокий мужчина с щегольской бородкой объяснил, что он возглавляет этнографическую экспедицию и послан самой императрицей, дабы по ее высочайшему повелению представить ей доклад о численности ойратов и укладе их жизни.
Начальник экспедиции протянул хану конверты с грамотами. Ассарай молча принял их, передал помощникам и ничего не сказал.
Я нервно поглядывала то на него, то на новоприбывших. С одной стороны, мне плохо верилось в совпадения. Пристав увидел меня и тут же появились какие-то якобы ученые. С другой стороны, как они успели так быстро? Не из соседней деревни же они заявились с императорскими грамотами. Скорее всего я пропрыгала мимо них на поту, так что вряд ли их отправили за мной. Но наверняка они видели в одном из городков по пути плакат с моей физиономией. Не зря ведь щеголь с бородкой меня так внимательно разглядывал.
Пристава в юрте не было, но он и не требовался. Он слуга императрицы, а тут ее непосредственный приказ, так что мнение представителя власти было и так очевидно. Советники же хана в этих вопросах не понимали ничего – термин «этнографическая экспедиция» для них звучал как абракадабра. Не мудрео, что Ассарай после минутного размышления повернулся ко мне.
– Скажи мне, что ты думаешь об этом, Мийова. Те ли это изменения, о которых говорило пророчество старца? – спросил он на ойратском.
– Лучше бы спросить это у самого старца, – с напряженной полуулыбкой ответила я.
– Непременно спрошу. Но сейчас его рядом нет. Что ты думаешь, стоит разрешить этим людям делать то, о чем они просят?
Что нужно было ответить? Скажу «нет» и людей с грамотой императрицы выгонят прочь. Она, посылая экспедицию, наверняка имела план «Б» на этот случай. Если уж ее величество обратило свой пристальный взор на этот народ, то вряд ли это была минутная блажь. Информация о слишком вольном положении ойратов, о котором я слышала от плотовиков, наверняка давно ее раздражала. Вот она и прислала экспертов выяснить – а насколько степные кочевники вообще лояльны и управляемы? То, что во время войны они встают под ружье по первому призыву – это, конечно, замечательно, но войны в ближайшее время не предвидится, а как они будут вести себя в обычной мирной жизни? Несут ли угрозу? Скучают ли по войне? Может они так же легко вскочат в седло по зову ее противников или революционеров. Представляют ли они проблему? Точнее сказать, императрица, видимо уже решила, что представляют, и теперь искала способ ее решить.
Сказать «да»? Но ведь неизвестно к какому выводу придут эти исследователи. Да и их руководитель похож на ученого еще меньше, чем я на буддийского бодхисатву. Выправка то у него явно военная.
– Позволь пока событиям течь так, как предназначено. Не будь камнем в течение ручья, что рождает только бессмысленные завихрения. Я подскажу, когда нужно будет изменить само течение, – ответила я максимально нейтрально.
Хан меня понял. Кивнул и повернулся к главе экспедиции:
– Пожелание императрицы, да будут долгими ее годы, для нас закон. Наши юрты для вас открыты.
Руководитель экспедиции все это время не сводил с меня глаз. От него не укрылось, что хан советовался со мной, и это явно возбудило его любопытство. Неизвестно, владел ли он языком кочевников, но и без него было понятно, что я уже обладаю тут некой непонятной для него властью.
– Простите, а мы нигде не встречались? Ваше лицо кажется мне знакомым, – задумчиво произнес он по-русски.
Моя спина покрылась холодным потом, но я постаралась сохранить покер-фейс:
– Не думаю. Вас я бы точно запомнила.
Я полагала, что на этом он отстанет, но после окончания приема щеголь-ученый нагнал меня возле моей юрты.
– Простите! – крикнул он издали.
Я тяжело вздохнула и замерла, слушая, как приближаются шаги за спиной.
– Прошу прощения, нас не представили друг другу. Я Алексей.
Пришлось обернуться и столкнуться с пристальным цепким взглядом зеленых глаз щеголя.
– Мийова, – ответила я с еле заметной улыбкой, – но вы это уже слышали.
– Если не ошибаюсь, это же какой-то буддийский святой? – удивился он.
– Странный вы этнограф. Не знаете верования народа, который приехали изучать, – я подпустила в голос яда, но стрела пролетела мимо цели.
– О, помилуйте. Я администратор, организатор, авантюрист, в конце концов, но ни в коем случае не ученый. Этому рассеянному и увлеченному народу нужен кто-то, кто позаботится о том, чтобы им было что есть, и чтобы их светлые головы были в безопасности.
– Вы офицер?
– Потрясающая проницательность. Отставной капитан императорской гвардии.
– Не лишком ли вы молоды для того, чтобы уйти на пенсию? – усмехнулась я.
– Пенсией и ранней отставкой награжден по высочайшему повелению за подвиги и полученные ранения в ходе турецкой кампании, но эта тема слишком скучна для дам. Давайте лучше поговорим о вас. Я сгораю от любопытства. Юная прекрасная дева среди этих суровых воинов, да еще и в статусе святой. Как так вышло?
– У них нет святых. Бодхисатва скорее защитник и учитель, наставляющий остальных на путь просветления своим примером.
– Не слишком ли вы молоды для учителя? – передразнил он мою интонацию.
– Если бы вы хоть немного углубились в изучение буддизма, то знали бы, что его последователи исповедуют идею перерождения. А бодхисатвы, в отличие от обычных людей, помнят свои предыдущие жизни, так что возраст ничего не говорит о накопленной мудрости.
– Они исповедуют… а вы? – он тут же поймал меня на банальной оговорке.
– Это примерно моя сотая жизнь из тех, что я помню, – практически не соврала я.
– О! Потрясающе интересно! И кем вы были в предыдущей жизни?
– Я дружила с вашей императрицей, когда ей было около двадцати, – грустно ответила я. И снова это было истинной правдой.
– Вы удивительный человек! Так чему вы учите этих дикарей? – спросил он, сразу испортив о себе все впечатление.
– Я, как и вы, не учитель. Скорее из категории защитников. Слежу, чтобы мой народ не обидел никто, кто по своей глупости сочтет их дикарями, – сухо ответила я, отвернулась и ушла к себе в юрту.
***
Теперь, куда бы я не перемещалась по селению, меня везде сопровождала небольшая толпа. В основном это были слепые пожилые женщины с сопровождающими их детьми или невестками. Наверное, они надеялись, что мое прикосновение их исцелит, или что-то вроде того. Я сначала пыталась их отогнать, но потом смирилась с подобной свитой. Удивительно, кстати, как тут много было слепых среди женщин.
Этнографы разделились на две группы. Трое занялось интервьюированием жителей Ханаты – они ходили по юртам и изучали быт ойратов, а еще трое, вместе с руководителем укакали в соседние стойбища пересчитывать скот и людей, так что я на некоторое время вздохнула с облегчением. До их отъезда я всегда ловила на себе пристальный взгляд Алексея.