Цветные сны Олимпиады — страница 17 из 33

считала себя боевой единицей. Со словами «Проходи в комнату» мужчина выдал Липе две пары джинсов. Липа прошла в небольшую комнату, служившую спальней и гостиной.

– Здесь дверь не закрывается! – высунула голову в приоткрытую дверь Липа.

– Конечно, не закрывается, – усмехнулся мужик, – от кого нам закрываться? Да ты не переживай, я на кухне подожду.

Услышав удаляющиеся шаги и звук закрывающейся кухонной двери, Липа быстро стянула старенькие потрепанные джинсы, подпирая на всякий случай дверь спиной. И вдруг почувствовала сильный толчок. Дверь распахнулась, на пороге стоял вышибала и как-то странно улыбался: «Ну что, попалась, птичка-невеличка!». Липа схватила свои джинсы, чтобы прикрыться, но мужик одним махом выдернул их из худеньких рук. Увидев ужас в Липиных глазах, он примирительно сказал:

– Вот давай только без этого «Я не такая, я жду трамвая»… Хорошо поработаешь – дам скидку. Ты мне, я тебе, идет?

Шестое, седьмое или восьмое чувство самосохранения позволило Липе проговорить: «Мне нужно в ванную».

– Вот это другое дело. Иди. По коридору налево. Не задерживайся, труба зовет! – заржал вышибала, расстегивая ширинку.

Липа проскочила в ванную и закрыла дверь на шаткий шпингалет, затем включила воду и поняла, что совсем не знает, что делать дальше. Вся надежда была на то, что мужик не станет ломать дверь, чтобы не привлекать внимание соседей. И, может быть, все-таки придет за джинсами кто-то еще, или вернется Татьяна… А может, никакой Татьяны вообще не существует, и шустрая однокурсница была в деле с этим вышибалой?

– Ты там где? Утонула? – нетерпеливый голос заставил вздрогнуть.

– Нет, – пролепетала Липа.

– Выходи уже! – мужик постучал в дверь. И тут он понял, что нет – это нет, и Липа совсем не собиралась оттуда выходить. «Ах ты дрянь», – зарычал вышибала и начал толкать дверь плечом. После третьего удара дверь вылетела, и Липа увидела абсолютно голого разъярённого мужика с торчащим фаллосом. Дальше последовала ожесточенная борьба. В маленьком худеньком теле вся энергия собралась в одну стальную струну, мужик пыхтел, рычал, матерился, но никак не мог разжать Липины ноги. Утомившись от безуспешной возни в узком неудобном пространстве, он злобно процедил сквозь зубы «Целка, что ли?», потом сплюнул, сел на Липу всей своей тушей, зажал свой детородный орган между Липиных грудей и стал двигать ими взад-вперед по члену, пока не кончил прямо Липе на лицо. Все это время она лежала с зажмуренными глазами, не плакала, не просила прекратить, не чувствовала тяжести насевшей на нее туши – она как будто выпала из этой реальности, остолбенела, окоченела, превратилась в бесчувственное полено. Потом мужик еще раз сплюнул, слез с нее, процедив «Вали отсюда. Вякнешь кому-нибудь, сверну тебе шею как куренку». Больше она его не видела. Он ушел на кухню, прикрыл за собой дверь, Липа почувствовала запах табачного дыма. Она медленно оделась, не взглянув на новые джинсы, взяла свою сумку и вышла из ненавистной квартиры. Одинокий неработающий фонтан во дворе зловеще торчал, как возбужденный фаллос, она зажмурила глаза и прошла мимо.

С тех пор она не садилась в общественный транспорт, если маршрут проходил по улице Куйбышева, не смотрела классические балетные спектакли, где солисты танцевали в белых обтягивающих трико, и никогда не носила бренд Versace.

Почти три года это событие было ее тайной, запрятанной в дальние закоулки долговременной памяти, пока Фира не натворила нечто экстраординарное.

Фира готовилась к свадьбе. Не к своей, а Ленки Медведевой, их с Липой одногруппницы. Ленка была дочерью генерала, самого настоящего, действующего. «Генерал Медведев – звучит скучно. Стопудняк, у него погоняло среди подчиненных – Генерал Топтыгин. Точно тебе говорю, – убеждала подругу Фира. – Я буду звать Ленку Топтыгина. Для прикола. Надеюсь, она человек адекватный, не обидится». Ленка не обижалась. Скромная заучка в больших очках, воспитанная в лучших генеральских традициях, казалось, она была очень рада такому неформальному общению. Фира с Липой приоткрыли для нее дверь в новый, более свободный мир, чем тот, который окружал ее с самого детства. В огромной по отечественным меркам квартире было неуютно, несмотря на дорогую мебель и модный интерьер. Такое впечатление, что ни саму квартиру, ни мебель никто из домочадцев не любил, и она отвечала им взаимностью. Генеральша-мама, старшая сестра-искусствовед и Ленка уборкой квартиры не занимались. Это делала приходящая дважды в неделю уборщица – кандидат биологических наук, старший научный сотрудник НИИ почвоведения, где она получала весьма скромную зарплату, на которую невозможно было прожить женщине с двумя детьми без мужа и без алиментов. Кулинарными изысками главу семейства также никто не баловал, да генерал этого и не требовал – из офицерской столовой всегда приносили первое, второе, третье и компот. В одежде женская половина семейства выдерживала умеренно-консервативный стиль – «простенько, но со вкусом», сам «генерал Топтыгин» от семейных трусов до каракулевой папахи находился на содержании Министерства обороны РФ.

Вся энергия генеральских женщин уходила на посещение выставок, театров, музеев и библиотек. До перевода в Петербург генерал с семьей помотался по гарнизонам, где библиотекой, музеем, выставочным залом и кинотеатром обычно служил стандартный Дом офицеров. В Питере женская половина семейства наверстывала упущенное с целеустремленностью маньяка. Старшая дочь Юлия, не так давно получившая диплом искусствоведа, была вся в искусстве и совершенно не думала о замужестве, ни с кем не встречаясь за пределами Русского музея. Младшая, Елена, была вся в учебе, пропадала с утра до вечера на лекциях или в библиотеке и совершенно не вызывала никаких тревог у генерала и его супруги. Известие о брачных намерениях Леночки повергло семью в ужас. Какая свадьба? Какой жених? И была бы еще завидная партия, куда ни шло. А то водитель! Обычно мягкая и послушная, на этот раз Ленка уперлась рогом, как коза-дереза: «Либо Виктор, либо никто. И никогда». Семья немного поистерила, но после нескольких рюмок коньячку, выпитых сначала за ужином, а потом перед сном, все успокоились и начали готовиться к свадьбе.

«Молодец, Топтыгина! – одобрительно шлепнула Ленку по мягкому месту Фира. – Тихушница тихушницей, а раньше всех замуж выскакиваешь. Нет в жизни справедливости!». Ленка молчаливо посмотрела на Фиру из-под круглых очков в толстой оправе и пожала узкими плечиками, дескать, «А я тут ни при чем, совсем я ни при чем», и, смущенно отведя взгляд, обратилась к Липе с просьбой стать свидетельницей на свадьбе. «Конечно! О чем ты говоришь? Почту за честь», – улыбнулась Липа.

Днем вся троица встречалась на занятиях в университете, а по вечерам Липа и Ленка занимались подготовкой к свадьбе, в то время как Фира бегала по свиданиям в поисках достойного варианта для своей семейной жизни. И вдруг за неделю до Ленкиной свадьбы оказалось, что мама-генеральша забраковала кандидатуру Липы как свидетельницы. Ленка с виноватым видом сообщила об этом Липе:

– Понимаешь, мама сказала, что свидетельница должна быть обязательно девственницей. Примета такая, чтобы будущий муж не изменял после свадьбы.

– Ну и? – бросила на Ленку вопросительный взгляд Липа.

– Маму смущает, что ты уже давно встречаешься с молодым человеком. Нет гарантии, что ты девственница, – Ленка покраснела до самых ушей.

– Ну понятно, – Липа усмехнулась. Ей совсем не хотелось доказывать Ленкиной маме, что она «не верблюд». – Нет так нет. И кто вместо меня?

– Мама выбрала Фиру. У нее же нет никакого молодого человека.

«Ну-ну. Та еще девственница», – подумала про себя Липа, а вслух сказала:

– Все нормально, не переживай.

– Ой, слава богу! Я так рада, что ты не обиделась, – Ленка расплылась в счастливой улыбке.

Церемония бракосочетания проходила помпезно: после торжественного подписания акта «введения Ленки в эксплуатацию» молодые поехали на «покатушки» через семь мостов, как того требовали местные обычаи, а гости направились на банкет в ресторан «Нева», что в самом центре Невского проспекта. Рассадка гостей была сделана «согласно купленным билетам», то есть сообразно занимаемой должности. Липа в составе студенческой группы оказалась на самых задворках банкетного зала, зато Фира была посажена рядом с новобрачной в качестве залога супружеской верности. Свидетель со стороны жениха также был утвержден мамой-генеральшей, это был Лева Росин – сын Ленкиной учительницы музыки, остальные кастинг не прошли. И ничего, что он до свадьбы не был знаком с женихом, главное, он был из хорошей семьи, обладал благообразной внешностью и хорошими манерами, к тому же с девушками не встречался, что, со слов пианистки, служило стопроцентной гарантией его полнейшей невинности.

Свадебный банкет приближался к завершению, гости начали расходиться. Липа искала глазами Фиру и вдруг почувствовала, как кто-то настойчиво дергает ее за рукав. Это была Фира. Она явно перебрала с шампанским. «Слушай, – жарко дыша Липе в ухо, Фира зашептала, – Можно у тебя переночевать?». И, не дождавшись ответа, продолжила: «Я тут Леву охмурила, мы чуть в туалете не перепихнулись». Увидев изумленный взгляд подруги, она попыталась манипульнуть типа «Ты мне друг или портянка?». Когда и этот прием не сработал, Фира сделала вид, что обиделась: «Ну ладно тебе… Можно хоть раз пойти навстречу. Такой мужик попался… Хочу его, не могу просто! Тебе не понять…».

– Тут кругом люди, ты чего несешь? И потом, ты же знаешь, что у меня негде. И что я бабушке скажу?

– Какая ты все-таки зануда, – разочарованно подытожила Фира. – Ладно. Поеду домой. Ты на метро?

– Конечно. Давай быстрее, а то такими темпами ты и на метро не успеешь.

– Я, пожалуй, вызову такси, – сказала Фира. – Мне с пересадкой, все равно не успею.

Студенческая компания из самых стойких выпивох бегом побежала к ближайшей станции метро. Они гурьбой заскочили, в буквальном смысле, в последний вагон, и, вздохнув с облегчением, размазались на сидениях, благо почти все сидения были свободны. Тут Геша Савицкий, проживавший в общаге на Тореза, покачиваясь от выпитого шампанского в такт вагонному бегу, с грустью в голосе произнес: «Бли-ин… А я-то куда еду? Мне же в другую сторону…». Возникла неловкая пауза: все молчали, понимая, что у Геши