полный попадос.
Выйдя из павильона метро на свежий декабрьский воздух, компания начала прощаться.
– Давай, что ли, провожу тебя до дома, – грустно обратился к Липе Геша, – мне все равно до общаги тачку ловить.
– Как хочешь, – Липа пожала плечами. Было уже слишком поздно, до дома надо было пройти совсем немного, но безлюдная улица и темный сквер перед домом внушали Липе какой-то первородный страх. С Гешей было значительно спокойнее. Через пять минут они уже стояли у Липиного подъезда. Геша неловко топтался на месте, как будто хотел что-то сказать.
– У тебя что, нет денег? – сообразила Липа.
– Нету, – помотал головой Геша. Липиных денег на такси тоже не хватало.
– Ну, что с тобой делать? Не бросать же на улице. Переночуешь на раскладушке. Утром как-нибудь объясним все бабушке. Она у меня классная, поймет, – подбодрила «нищего» одногруппника Липа. Они молча поднялись на Липин этаж. Липа достала из сумочки ключи и попыталась открыть замок. У нее ничего не получилось.
– Может, ты попробуешь? – обратилась она к Геше.
– А смысл? – пробормотал Геша. – Понятно же, что ключ вставлен в замок изнутри. Говоришь, бабушка классная?
«Бли-и-и-ин», – пронеслось у Липы в голове. Вот сейчас она точно не готова что-то объяснять бабушке. В это время ключ изнутри провернулся, и растрепанная бабушкина голова показалась в проеме приоткрытой на цепочку двери.
– Кто это шебуршит?
– Это я, бабушка. И мой провожатый. Ты чего не спишь? И двери закрыла. Мы же с тобой договаривались! – Липа поняла, что лучшая оборона – нападение, это именно тот случай. Бабушка не нашлась, что ответить. По ее заспанному лицу было видно, что она еще не совсем отошла от тревожного сна.
– Это Геша, мой однокурсник. Ему некуда идти, и он переночует на раскладушке, – Липа не дала бабушке опомниться. Та не стала задавать вслух вертевшийся на языке вопрос «Что подумает Павел?», молча повернулась и пошла досматривать сон в свою комнату.
Липа притащила пылившуюся в кладовке старую раскладушку и начала готовить для Геши спальное место за стеллажом с книгами. Все это время Геша сидел на стуле в уголочке у двери, свернувшись крючком в желании стать незаметным. Ему было неловко. Мысленно он ругал себя за то, что так глупо перепутал вагоны в метро, что не взял денег, что напился на халяву как бобик на помойке. Поток его мыслей прервал дверной звонок. Сначала короткий, осторожный, потом еще один – требовательный и продолжительный. Липа понеслась в прихожую. Кто это еще? Опять бабушку разбудят… Увидев в дверной глазок Фиру, она оторопела. Каково же было ее изумление, когда, открыв дверь своей непутевой подруге, она увидела за ее спиной неловко топтавшегося Леву. Левушку. Паиньку. Сына пианистки.
– А это мы! – игриво подмигивая Липе, Фира по-хозяйски пригласила жестом Леву войти.
– Вечер перестает быть томным… И как мне вас разместить?
– И в чем проблема? – уверенным тоном бывалого заявила Фира. – Я как-нибудь к тебе под бочок пристроюсь. Сама на лавочку, хвостик под лавочку, как в детстве учили. А Лева ляжет на раскладушке. У тебя же есть раскладушка. Я всегда на ней сплю, а сегодня великодушно уступаю право первой ночи твоему новому гостю.
Фира согнулась перед Левой в услужливом поклоне: «Ахалай-махалай, сим-салябим, ляськи-масяськи».
– Послушай меня, Шахерезада Ивановна, раскладушка уже занята, на ней Геша Савицкий будет спать, а твоему Алладину вместо ковра-самолета могу предложить только надувной матрас на полу.
– Сойдет, – кивнула Фира, – тащи бокалы! Мы прихватили шампусика со стола у новобрачных, не зря же свидетелями весь вечер батрачили. Нам с Левой бонус причитается. И тебе нальем «за приют, за ласку». Вот Геша совсем не заслужил.
– А я и не хочу больше, – отозвался из своего угла несчастный скрюченный Геша.
– Не хочу или не могу? Хотя какая разница – нам больше достанется, – деловито сняла вопрос с повестки Фира.
– Я тоже не буду, – Липе совсем не хотелось продолжения банкета. И вообще вся эта история с Гешей, Фирой и Левой ее жутко напрягала. «Спать-спать-спать», – монотонно кодировал внутренний голос.
– Вот ваши бокалы, вот матрас, раскладушка и белье, – сухо отчеканила Липа. – Я в ванную и спать. И вас прошу не задерживаться.
«Ой, как неудобно…» – долетело до Липы Левушкино нытье. «Да все нормально, не бери в голову, бери за щечку», – глупо хихикнула Фира. Липа на цыпочках прошла мимо бабушкиной комнаты туда и обратно, мысленно заклиная бабушку не просыпаться до утра. К ее удивлению, честная компания быстро угомонилась на своих местах, Липа выключила свет и, отвернувшись к стенке, заснула каким-то вязким душным сном туриста-семидесятника. Турпоходы она терпеть не могла. Ей не нравились комары, ветки под спальным мешком и кусты «девочкам направо» вместо туалета. В палатке было промозгло и пахло сырыми носками. Ей хватило одной туристической ночёвки, чтобы понять, что это не ее вариант. В тот раз она, как принцесса на горошине, проснулась совершенно разбитая. Было мучительно некомфортно эмоционально и физически. В этот раз она ощутила что-то подобное, хотя спала на своем диване, в своей комнате. Ей снилось что-то неправильное и неприятное. Звук. Какой-то странный скрипучий ритмичный звук. Что это за звук? В такт звуку кто-то раскачивал ее и грубо толкался. Ей снилось, что она едет в час пик в переполненном вагоне метро, и ее то и дело толкают локтем в спину, чтобы она отодвинулась подальше. Бессознательное медленно уступало дорогу осознанию того, что это стонет и скрипит ее совсем еще не старый милый удобный диванчик. Кто и что с ним делает? Липа почувствовала, что ее толкнула чья-то нога. Это была Левина нога. Долговязая и костлявая. Она догадалась, в чем дело, и ей стало стыдно. Волна негативных эмоций, этакая смесь стыда и негодования, охватила Липу. Почему, собственно, ей стыдно, а им не стыдно? Она, не поворачиваясь от стенки, слегка поворочалась в постели, посылая сигнал «стахановцам», что они тут не одни. Лева замер. «Мне кажется, мы разбудили хозяйку», – тревожный шепот прозвучал как-то нелепо и трусливо. «Тише, тише!» – послышалось в ответ. Пара неспящих в ночи остановилась. Через несколько секунд движение продолжилось как ни в чем не бывало. Тут Липины нервы не выдержали, она стремительно села в постели, отталкивая от себя этот секс-бутерброд, состоявший из прилепившихся друг к другу Левы и Фиры. «Имейте совесть! Вы что, нас с Гешей уже совсем за людей не считаете?». Лева медленно сполз с Фиры вниз, потом перебрался на свой надувной матрас и повернулся к противоположной стене. Фира молчала, пожалуй, впервые не находя нужных слов. Пауза затянулась. Липа молча легла на свое место, отвернулась к стенке, уткнулась в подушку и заплакала. Через некоторое время все непрошеные гости спали сном праведника, как будто ничего не произошло. Наплакавшись, Липа незаметно для себя провалилась в новый сон без всяких сновидений.
Она проснулась одной из последних. Лева с Фирой сидели за столом и тихо переговаривались. Их беседа явно предназначалась для Липиных ушей, несмотря на то, что говорили они вполголоса. «Мне кажется, мы расстроили хозяйку», – Левушка предпринял неуклюжую попытку извиниться за ночное поведение. Липа села в постели, прикрывшись одеялом до подбородка: «Слушайте, друзья, вы меня, конечно, во многом просветили. Не думала, что так бывает. Теперь супружеская верность молодоженам точно гарантирована, причем с обеих сторон». «Вы нас простите, пожалуйста», – Левушка смущенно опустил глаза. «Извинения не принимаются», – сухо отрезала Липа. «Я, пожалуй, пойду», – Лева обратился к Фире и, как тень, выскользнул в прихожую. Фира вышла его проводить. В это время Геша Савицкий, про которого все благополучно забыли, подал голос из-за стеллажа с книгами.
– Липа, ты чего так болезненно реагируешь?
– А как мне реагировать? Это же скотство какое-то! – Липа почувствовала, как слезы опять навернулись на глаза и вот-вот вырвутся из-под контроля. Это было крайне нежелательно.
– Ты просто никогда не жила в общаге, – философски медленно озвучил свой вердикт Геша.
– Да, ты прав: я никогда не жила в общаге.
В комнату почти бесшумно проскользнула Фира. Она застала только заключительную часть разговора. «Вот что, философ хренов, давай тоже уматывай! – Фира раздраженно подопнула ногой раскладушку. – Здесь тебе не ночлежка». Геша не стал вступать с Фирой в полемику, чувствуя, как растет градус напряжения в этой маленькой комнате. Ему вовсе не хотелось становиться козлом отпущения. Он быстро оделся, попрощался и тихо прикрыл за собой дверь.
– Как ты могла! – Липа обрушила на Фиру весь свой праведный гнев и разочарование. – Это же просто мерзко! Как животные, честное слово!
– Ну, перебрала немного, забыла, что ты у нас кисейная барышня и мужского члена в глаза не видела, – попыталась отшутиться Фира.
– Да все я видела, – Липа горько махнула рукой и уставилась глазами в пол.
– Так-так-так… С этого места поподробней! Что, Павел сплоховал?
– При чем здесь Павел?
– Ну ты даешь, подруга! А еще корчишь из себя оскорбленную невинность!
И тут Липу прорвало. Всеми силами стараясь затолкать подальше, вглубь бессознательного свою психологическую травму, она была уверена, что напрочь забыла тот страшный вечер. И вот сейчас весь эпизод с мельчайшими подробностями и лавиной задавленных эмоций вырвался на поверхность, как будто все произошло только вчера.
– Бедная-бедная Липочка… – Фира обняла подругу и попыталась утешить. – Почему ты никому ничего не сказала? Надо было посадить этого гада!
– Это было невозможно. Доказать невозможно и рассказать невозможно.
Липа помолчала. Бабушку было жалко. Она бы тяжело переживала, да еще и родители бы на нее всех собак спустили. Павел начал бы читать мораль: «Куда тебя понесло, совсем без мозгов». Потом побежал бы к этому типу разбираться, и неизвестно, чем бы все закончилось. Липа вздохнула.
– Свидетелей не было. В курсе дела была тол