– Надо обязательно сходить их послушать, они сегодня играют вечером в клубе «Молоко».
– Где ты их откопала? – сопротивлялась Липа. – И название дурацкое: «СтраусЭмо»… Как-то глупо звучит.
– Не глупее других! И не очень дорого, – парировала Фира. – Они играют психоделический рок, фэнтэзи, глэм-рок и всякое такое. Очень модно. А тебе что надо? Верку Сердючку, что ли?
Липа поморщилась. В принципе, ей было все равно, кто там будет играть у них на выпускном. Если честно, она туда вообще не собиралась идти и согласилась на Фирины уговоры только из чувства солидарности, планируя улизнуть при первой возможности. Ей хотелось отметить событие без пафоса и громких неискренних тостов, а по-семейному тихо, в самом что ни на есть узком кругу – с бабушкой и Павлом. Она знала: если Фира, не дай Бог, переберет с алкоголем, она станет неуправляемой, скандальной, напористой, отвязной – совсем не той, с кем Липе было комфортно и душевно. Так уже было несколько раз в их жизни. Липе было ужасно стыдно за глубоко нетрезвую подругу, но та, как настоящий баловень судьбы, наутро ничего не помнила, поэтому совесть ее была совершенно чиста. «Ой, ты такая правильная, что жрать противно! – была ее обычная реакция на обратную связь. – Никто не ранен и не убит, значит, все прошло просто прекрасно!». Липа не могла долго обижаться на подругу, и постпраздничные разборки были ей в тягость, поэтому она старалась избегать событий, где план «Б» был высоко вероятным. На этот раз съехать с темы не удалось – не каждый день люди получают диплом, да еще с отличием.
В небольшом банкетном зале собралась вся студенческая группа и несколько приглашенных преподавателей. Никакого «СтраусЭмо» у них на вечере не было: кажется, так и не договорились по цене. В ресторане местная группа играла обычные шлягеры, и это всех устроило. Кроме одного человека.
Выпускной вечер приближался к завершению, уже отзвучали все троекратные «Ура!» (два раза кратко, один – раскатисто), как будто это был выпуск из военного училища, честное слово! Липа с облегчением вздохнула: еще немного, и можно расходиться по домам. И тут Остапа понесло…
– Все едем в «Молоко»! – громкий командный голос заставил не успевших уйти однопородников задержаться в вестибюле.
– Какое «Молоко»? Уже поздно! – Липа попыталась утихомирить подругу, одернув ее за рукав. Фира резко вырвалась:
– Я сказала: в «Молоко»! Петька, вызывай такси! Мы едем в «Молоко»!
Не очень трезвый Петька Мушкин не сразу понял, чего от него ждут, и замешкался у выхода. Фира нетвердой походкой подошла к гардеробщице:
– Вы можете вызвать такси? Нам надо в «Молоко».
Услышав рекомендацию обратиться к администратору, Фира направилась к банкетному залу, но старушечье ворчание гардеробщицы заставило ее обернуться.
– Молоко, кефир… Господи боже мой, чего только не придумают…
– А откуда вы знаете, как меня зовут?
– В смысле?
– Вы сказали: «Фира чего только не придумает».
– Ничего такого я не говорила. Вам, наверное, послышалось.
– Нет, вы сказали, – тоном обиженного ребенка заявила Фира. – И со слухом у меня все в порядке! И до пенсии мне еще далеко! А ваше дело – пальто выдавать, а не читать мне мораль.
– Фира… Ну какое «Молоко»? Ты сейчас не в лучшей форме. Тебе надо выспаться, «восстановить мордочку по черепу», приманчипуриться, вот тогда ты будешь просто неотразимой, и мы с тобой обязательно сходим в «Молоко» и послушаем твоего Страуса, – Липа погладила подругу по голове, успокаивая и утешая ее.
– Правда? Ты не врешь?
– Когда я тебе врала? Ты же знаешь, я такая правильная, что жрать противно, – попыталась рассмешить подругу Липа.
– Ладно, поехали по домам, – Фира перестала сопротивляться и как-то сразу сникла, как разряженная батарейка. – Только это не Страус, а Стра-ус-Э-мо, – вполголоса, растягивая слова, как будто была в полудреме, пробормотала Фира. – А ОН вообще не Страус, а Евгений – Ев-ге-ний, понимаешь?
– Ну, хорошо, извини, пожалуйста, может, он и вправду гений, откуда мне знать? Мы же с ним не знакомы. Вот увижу, тогда скажу, кто он есть на самом деле.
– А мне по хрен, что ты скажешь! – снова начала заводиться Фира, точно невидимый спусковой крючок опять запустил ненавистный для Липы план «Б». – Главное, я знаю! Я там была. В клубе. Без тебя. Одна. И у нас с ним все было. Прямо там, в гримерке! – Фира громко разрыдалась горючими пьяными слезами. – Мне по хрен все вы.
Фира обвела указательным жестом всю публику в вестибюле и с особым пристрастием остановила палец на гардеробщице: «И вы все – никто по сравнению с ним. Никто и звать никак. И он играет прекрасную музыку, а вы в ней ничего не понимаете». Все это время Липа согласно кивала подруге и монотонным голосом поддакивала, постепенно понижая интонацию:
– Ты права, никто не может с ним сравниться, дада, мы ничего не понимаем в его музыке, все именно так…
Фира по инерции еще немного побузила: «Не применяй ко мне технику мнимого согласия! Засунь в зад свое согласие!». И затем сдалась окончательно. Вторая часть мерлезонского балета завершилась традиционным показательным выступлением примы-балерины, и Липе наконец-то удалось отвезти Фиру домой. Где, волнуясь и не засыпая, ее ждали мама и вредный йорик – чистопородный домосруль, как называл его Павел.
«Липочка, спасибо тебе большое, – смущенно проговорила Фирина мама, увидев на пороге обмякшую дочь. – Прямо не знаю, что с Фирочкой происходит, она никогда у нас такой не была. Хорошо, что Фирин папа не застал ее в таком виде». Липа попыталась успокоить Фирину маму, но та уже переключилась на воспитательную беседу с дочерью:
– Посмотри на себя в зеркало! На кого ты похожа! Шагай в ванную и приведи себя в порядок!
– Что ты смотришь на меня, как прокурор? – огрызнулась Фира. – Я нормальная: щас только челку немного причешу…
Заплетающимся языком Фира бормотала себе под нос оправдательную речь, поправляя челку и продвигаясь неловкими шагами в направлении ванной. Вредный йорик, так некстати подвернувшийся под ноги, завизжал и отскочил в угол.
– О! Завтра нассыт в мои туфли, спрячь их куда-нибудь, па-жа-луй-ста, – обернувшись к маме, попросила Фира.
– Ну как ты разговариваешь! Тебе не стыдно перед подругой? – Фирина мама изо всех сил старалась соблюсти приличия.
– Перед подругой нисколько не стыдно, – Фира старательно выговаривала слова. – Она меня понимает. Не то, что вы, два прокурора.
Она посмотрела на маму и на йорика и, безнадежно махнув рукой, скрылась в ванной.
На следующее утро Фира выпытывала у Липы подробности вчерашнего представления.
– Скажи, все совсем плохо? Я что, опять сильно надралась?
– Да, нет, не очень. Все, как обычно. Только зачем тебе знать мое мнение? Ты же у нас все знаешь сама, – Липа не отказала себе в удовольствии поучаствовать в воспитательном процессе.
– Ну что ты, в самом деле? Еще ты меня будешь воспитывать… у меня и так два прокурора дома. Точнее, один – прокурор, второй – исполнитель наказания. Этот маленький засранец все-таки нассал в мои новые туфли, а мама, как всегда, его защищает. «Это он по ошибке, он же еще щенок…». Ага, по ошибке! Как можно перепутать ссаную пеленку и туфли? В чем я теперь пойду в «Молоко»? Кстати, ты обещала.
– Ого! Значит, кое-что ты все-таки помнишь. Как интересно… Избирательность восприятия все-таки работает даже под действием алкоголя.
– Ой, ты такая умная, у тебя на все есть объяснение! Мне было бы скучно так жить.
– А ты так и не живешь.
– Ты меня осуждаешь?
– Ни в коем случае: ты это ты, я это я.
Фира нетерпеливо перебила подругу.
– Вот только не надо сейчас мне читать проповедь «Я делаю свое дело, ты делаешь свое. Я живу не для твоего удовольствия, ты живешь не для моего удовольствия. Я это я, ты это ты, но, если мы с тобой встретились, значит, нам обоим повезло»… Или что-то типа того.
– Обеим, в нашем случае. По правилам русского языка, раз уж ты вольно трактуешь Курта Левина.
– Хорошо. Обеим. И дальше что? Мы идем в «Молоко»?
– Когда?
– Сегодня, конечно. Они там играют каждый день до конца месяца.
– Сегодня вряд ли, я еще после вчерашнего не отошла.
– Но тебе же не сорок лет! Пойдем, Липочка, ну пожалуйста, сделай божескую милость, может, у меня судьба решается, а ты… Еще подруга называется, – Фира включила весь набор манипуляций и все же добилась своего.
Высокий нескладный парень в потертом кожаном жилете и изрядно поношенных джинсах что-то наигрывал на гитаре с сигаретой во рту. Он нехотя оторвался от своего занятия: «ПростоФира, привет! Классно выглядишь. Бухала вчера?». – «Ну да. Привет». – «Да это я так, по приколу». – «А я серьезно. Мы вчера диплом обмывали, я тебе говорила, когда мы познакомились, помнишь?». – «Не-а. А это кто? Подруга? Че такая серьезная? Расслабься и получай удовольствие. „Эй, подруга, посмотри на меня, делай как я“», – парень довольно точно спародировал Богдана Титомира.
Пока Липа раздумывала, с какой оригинальной фразой ей вступить в разговор и представиться, в гримерку заглянул бородатый молодой человек. На шее и руках у него были нанесены затейливые татуировки, имевшие какой-то тайный смысл, понятый лишь узкому кругу избранных лиц. Не обращая внимания на посетительниц, он тоном недовольного начальника скомандовал: «Женек, давай завязывай. Цигель-цигель, ай-лю-лю! Через пять минут – на сцену!». – «Ок!» – кивнул бородатому Женек и на ходу обронил Фире: «После концерта заваливай, можешь вместе с подругой, если че».
– И это вот – оно? То чудо, про которое ты мне рассказывала? – удивлению Липы не было предела.
– Не оно, а ОН. Ты вся из себя правильная, а он совсем другой, ОН неправильный и, кстати, очень креативный, играет в высшей лиге КВН, даже иногда шутки для команды придумывает. И юмор у него нестандартный.
– Это я поняла уже. Слушай, но он же на своей волне, не от мира сего.