Прошло несколько месяцев. Ксения с Никитой все еще жили в квартире родителей подруги, те решили остаться на даче, сказали, что в городе им делать совершенно нечего, а бедной девочке сейчас совсем не до поисков нового жилья. Никита подбирал нового папу со всей серьезностью. После его кастинга осталось два претендента: аспирант Вадичек и Тармо – финский тренер университетской команды лыжников из Хельсинки.
Вадичек был молодой и веселый, платонически влюбленный в Ксению уже несколько лет, но совершенно не обремененный ни собственной квартирой, ни высокими доходами. Жил в общаге для аспирантов, подрабатывал официантом в баре. Никите было с ним легко и интересно – свой в доску, он быстро нашел подход к мальчику, которому так не хватало отцовского внимания.
Тармо тоже был влюблен в Ксению много лет, со времен ее аспирантской стажировки в Хельсинки, когда в ее жизни еще не было ни Игната, ни Никиты. Денег тоже не было, и она согласилась мыть полы в доме своей научной руководительницы за умеренную плату. Там и увидел ее впервые Тармо, life partner ее научной руководительницы и отец их общего ребенка. Ксения мыла полы не шваброй, не моющим пылесосом, а руками, чисто по-русски. Услышав, что открылась входная дверь, она выпрямилась и тыльной стороной ладони убрала волосы со лба. Эта картина поразила финского лыжника до глубины души, потом он скажет ей, что это было так женственно… Он и представить не мог, что женщина может быть такой естественной и привлекательной за таким простым занятием. Стажировка закончилась, Ксения вернулась в Питер, вышла замуж, родила Никиту, но продолжала общаться со своей финской руководительницей и ее партнером, несмотря на то, что те давно уже расстались друг с другом.
И Вадичек, и Тармо сразу пришли на помощь Ксении, как только узнали о трагедии, произошедшей в ее жизни. И тот, и другой были готовы взять на себя ответственность за Ксению и ее сына, и вот теперь она должна была сделать свой выбор. Ради Никиты.
Она не была влюблена ни в того, ни в другого, она все еще любила Игната. Но основной биологический инстинкт, называемый материнским, не давал ей покоя, заставляя каждую ночь без конца перебирать все за и против, пытаясь эмоционально отстраниться от ситуации и действовать строго рационально.
Вариант первый, Вадичек. Ладит с Никитой, эмоционально комфортный, неконфликтный, заботливый, обаятельный и перспективный, возможно, даже начнет зарабатывать лет через десять. Все это хорошо, но материальное благополучие никто не отменял. До тех пор, пока Вадичек не встанет на ноги, им придется перебиваться на съемных квартирах, экономить на летнем отдыхе, отказывать себе в маленьких радостях, подразумевающих дополнительные расходы, и в конце концов семейная лодка опять разобьется о быт.
Вариант второй, Тармо. Обеспеченный. У него есть свой дом рядом с лыжным курортом. Там прекрасная экология, сосны и чистый воздух. Никита сможет заниматься лыжным спортом – это полезно для здоровья. Тармо надежный, состоявшийся, заботливый, приятный в общении. Все это хорошо, но с Никитой он знаком только дистанционно. У него есть сын Микки восьми лет. Микки должен проживать по две недели в месяц с каждым из родителей по очереди – такие правила. График проживания утвержден в муниципалитете и менять его нельзя. Вдруг Никита не подружится с Микки? Или, еще того хуже, с Тармо?
Есть еще третий вариант: всем отказать и попробовать справиться самой. Она сильная. Она сможет. Миссия женщины в том и состоит, чтобы при любых обстоятельствах воспитать своего ребенка достойным человеком. И совсем не важно, сколько женщина зарабатывает, замужем она или мать-одиночка. Не важно, есть ли у нее свой дом или она снимает жилье для себя и своего ребенка. Не важно, сколько времени она уделяет своему ребенку – главное, чтобы ребенок знал, что мама его любит. Или все-таки все неважное тоже важно?
Она без конца анализировала все преимущества и риски каждого из вариантов с единственной целью: определиться окончательно, успокоиться и начать действовать. Ни-че-го не получилось…
– И что ты ей посоветовала?
– Бабуль! Ты же знаешь, я ничего не советую. Все ответы находятся внутри у самого человека, моя задача – помочь найти путь к этим ответам. Каждый человек – куец своего счастья. Мы с тобой сто раз про это говорили!
– Ну хорошо-хорошо… Так что она сама решила?
– Она решила уехать.
– Может, и к лучшему, – вздохнула бабушка.
Уже прощаясь в прихожей, бабушка вдруг спросила: «А ты чего приходила-то? Просто поболтать „за жиНзнь“ или с каким-то вопросом?».
– Понимаешь, у меня из головы не выходит один сон, давно уже. Он был всего один раз и больше не повторялся, но есть такое ощущение, что в нем зашифровано что-то очень важное. Не могу подобраться…
Кстати, ты не знаешь случайно, у меня не было бабушки Александры Николаевны, может быть, двоюродной какой-нибудь? Может, у тебя была сестра. Сводная, к примеру. Допустим, ее отца звали Николаем.
– Ну нет, конечно, я бы об этом знала…
– Кстати, а тебя точно раньше не звали Александрой Николаевной? Давно, еще до замужества? Может, ты взяла себе псевдоним и все это время искусно маскировалась под порядочную? Я вот знаю одного такого человека, он разом поменял имя, фамилию и отчество. И прекрасно себя чувствует. Такое бывает.
– И на е- бывает и наЕбывает, – бабушка покачала головой.
– Так звали или нет? Я серьезно.
– Конечно, звали.
У Липы радостно екнуло сердце: вот ОНО!
– И фамилия у меня была Пахмутова, – продолжила бабушка с серьезным видом. – Щас вот только рояль из кустов выкачу и ка-а-ак сбацаю: На-деж-да, мой компас земной… – бабушка изобразила в воздухе бравурное пахмутовское музицирование на невидимом рояле.
– Да ну тебя… – махнула рукой Липа. – Значит, это не ты… И на-деж-да опять умерла, – пропела она ответочку и «сыграла» несколько аккордов на том же рояле. – Ну ничего, кто ищет, тот всегда найдет, тра-та-та-та!
Закон парных случаев
Помахавшее ручкой северное лето – карикатура южных зим – напомнило образованным петербуржцам о том, что самое главное солнце для Питера – это «солнце русской поэзии», наш дорогой Пушкин Александр Сергеевич. Все остальное – иллюзия, обман зрения, маркетинговый ход матушки-природы. Реальность – это серые статичные плюшки вместо белогривых лошадок над головой. «Скоро Новый год», – так начинает говорить Павел сразу после завершения зимних каникул, если быть точным, с четырнадцатого января каждого года. На все возражения он привычно отвечает: «Половина января прошла, весна пролетит, лето промелькнет, затем осень-осень-осень… и Новый год». Кто не успел ухватить в отпуске кусочек солнечного пирога, тот опоздал. На этот счет у Павла есть старый советский анекдот, доставшийся в наследство от родителя, такого же юмориста-циника: «Иванов (Петров, Сидоров или кто-то конкретный из собеседников), вы любите теплое пиво и потных женщин? – Не-ет! – Тогда в отпуск пойдете зимой».
На этот раз анекдот предназначался Липе и звучал он так: «Олимпиада Рэмовна, вы любите теплую рисовую водку и маленьких потных азиатов? Нет? Тогда во Вьетнаме вам делать нечего». – «О-о-очень смешно! Прямо ржу не могу», – Липа состроила кислую гримасу.
В октябре она планировала слетать к Марфе во Вьетнам, но что-то пошло не так с самого начала.
– Тебе лишь бы от меня куда-нибудь смыться, – бурчал Павел.
– Не куда-нибудь, а к нашей дочери. Надо же посмотреть родительским взглядом, как ей там живется. Тебя, между прочим, это тоже касается.
– Ну, я вообще-то Маруське доверяю – она у нас девочка взрослая. И умная. В отличие от матери.
Липа шутливо запустила в Павла диванной подушкой, тот успел увернуться и зарядить подушкой в обратном направлении. Липа поймала подушку и, не выпуская ее из рук, плюхнулась на диван:
– Не знаю, почему, но я за нее переживаю, иногда просто места себе не нахожу.
– Да брось ты! Все у нее нормально. Это потому, что она у нас единственный ребенок. Было бы семеро по лавкам, дурные мысли в эту маленькую головку не лезли бы, – Павел назидательно постучал пальцем по Липиному лбу. – Надо было кучу детишек нарожать. Кстати, еще не поздно, – Павел шутливо подтолкнул Липу в бок.
– Ага, не поздно… Не тебе же рожать.
– Это точно. Наше дело – не рожать, сунул-вынул и бежать.
– Фу, как пошло!
– Опять не нравится… А вот это, от Жванецкого: Одно неосторожное движение, и ты отец. Как тебе? Тоже не комильфо? Вам не угодишь, «мадам Тю-лю-лю», – Павел сложил губы трубочкой, выпрямил спину и рукой изобразил помахивание веером. Картинка была настолько забавной, что Липа не смогла рассердиться на поддразнивание мужа и, рассмеявшись, ответила:
– Вот знаешь же, что я терпеть не могу это твое тю-лю-лю!
– Ну хватит, Липка, пошли спать, завтра понедельник – мне рано вставать, а ты опять будешь дрыхнуть до девяти.
– Неправда, максимум до половины девятого. И не зови меня Липкой, Дормидонт!
Утро понедельника порадовало охапкой солнечных лучей, пробившихся через серую пелену осенних облаков, целую неделю плотно висевшую над городом. Липа взяла с тумбочки телефон. Без пяти девять. Павел был прав. Надо было его проводить, но последний сеанс утреннего сна был таким захватывающим, что не позволил Липе проснуться даже на звук закрывающейся входной двери. Про что это было? Что-то очень интересное… Давай-давай, вспоминай… Хоть что-нибудь. Ну вот…
Очередной неразгаданный сон, так и не пойманный за хвост, улетел на крышу соседней высотки, а затем и вовсе спрятался за серенькое облачко. «Не о чем будет рассказать Фире. Хотя… От нее давным-давно ни слуху ни духу. Совсем закопалась со своим Чмоней по самое не могу», – вздохнула про себя Липа. Фира уже целую вечность не звонила, занятая работой и усилиями по достижению успехов в личной жизни