Еда вообще не имела смысла. Завтраки, обеды и ужины были просто потерей времени: они отвлекали от единственной значимой цели – снова его увидеть и быть рядом. Сердце выскакивало из груди, требуя ответа на вопрос: когда-когда-когда? Ни днем, ни ночью колоссальное напряжение не оставляло ее ни на минуту. Друзья, родители, Павел – все потеряло смысл. Ей было все равно, что происходит с ними. Привычная жизнь не просто отошла на второй план, она исчезла за обозримым горизонтом. Совсем. «Что воля, что неволя – все равно…».
Сейчас, через много лет оценивая произошедшее, Липа понимала, что так это и работает: как наваждение, как болезнь. Именно так проявляется невротическая страсть. А что же это еще? Что такое влюбленность, она знала прекрасно по своим отношениям с Павлом. Ей было уютно и безопасно в его объятиях, с ним она чувствовала себя маленькой девочкой в надежных руках сильного мужчины. И это ей очень нравилось. Она с радостью и железобетонной уверенностью ждала новой встречи с Павлом и точно знала, что эта встреча состоится. Без всяких сомнений. С ним была тихая радость, с Вадимом – бешеная страсть. «Теперь понятно, отчего у Наташи Ростовой снесло крышу на фоне полного благополучия», – Липа мысленно улыбнулась своей догадке. К тому же ей было приятно осознавать, что не только она влипла по самое не хочу – похоже, великий писатель тоже испытал временное умопомешательство с фиксацией на одном человеке, иначе с чего бы он так подробно описывал невротические переживания своей героини.
В тот вечер Павел ждал ее на скамейке у дома до позднего вечера. Он всегда ее ждал. В последнее время их встречи становились все короче и короче.
– Ты что, влюбилась?
– С какой стати? – с искусственной небрежностью в голосе попыталась сделать удивленные глаза Липа.
– Ты сейчас где?
– В смысле?
– Ну, я же вижу, что ты сейчас где-то… Не знаю… Не здесь, не со мной.
Липа хмыкнула, но не стала ничего отвечать. Ей было все равно, что там думает Павел.
– И кто он?
– Не важно. Ты его не знаешь.
Легкая улыбка скользнула по Липиному лицу в тот момент, когда она подумала о Вадиме.
– Я знаю, тебе со мной неинтересно… – тоскливая безысходность в голосе Павла усилила прозвучавший приговор самому себе. – И ничего нельзя изменить… Пусть будет как будет, только знай, что я всегда буду ждать тебя здесь. На этой скамейке. Каждый вечер.
– Как хочешь, – Липа равнодушно пожала плечами. – Я домой. Уже поздно. Пока.
Липа открыла дверь парадной и с трудом поднялась на третий этаж видавшего виды сталинского дома: у нее тряслись ноги и кружилась голова. Она долго искала ключи в сумке, потом так же долго не могла попасть ключом в дверной замок, пытаясь унять дрожь во всем теле.
Дверь открыла бабушка. «Ты чего тут ковыряешься? И где так долго ходишь? Я уже начала волноваться».
– Да все нормально, – уставшим голосом пролепетала Липа.
– Ты что, со своим ухажёром поссорилась?
– Ничего не ссорилась, просто задержалась после занятий.
– Он тебя уже три часа ждет. Вон, цветы тебе принес.
Только тут Липа заметила на столике в прихожей вазу с букетом розовых роз.
– Красиво, – кивнула Липа и прошла в свою комнату.
– Ты что, кушать опять не будешь?
– Нет, я не хочу.
– Ты случайно не заболела?
– Да не заболела я. Все в порядке. Я успела перекусить в кафе, – слукавила Липа.
Ей не хотелось волновать бабушку. Но есть ей тоже не хотелось. А еще не хотелось разборок. Ни с кем. И никаких. Поела. Все. Точка.
Вспоминая себя и своих близких в тот период, Липа благодарила судьбу за то, что все закончилось благополучно. И у всех хватило терпения. К счастью, дальше нервных объятий и таких же нервных поцелуев у них с Вадимом дело не зашло. Вадим вылетел из ее жизни так же стремительно, как и влетел в нее. На той же волне. Просто в одно прекрасное утро ее организм сказал: «Хватит!». Она впервые за последние дни проснулась со спокойной душой, а утром с удовольствием позавтракала. Накануне она заснула с мыслью, что общение с Вадимом начало казаться ей однообразным, а его поведение в некоторые моменты – нелепым, что ли… Какой-то он старомодный, что ли… И что-то из себя корчит, типа «я не такой, как все». Возможно, она просто устала изображать из себя интеллектуалку, возможно, ей показалось, что она не справится с задачей пожизненно побуждать к себе интерес, и этот интерес у него закономерно угаснет. Возможно, где-то глубоко, на интуитивном уровне, она поняла, что не будет с ним счастлива. Даже сейчас, через много лет ей не хочется докапываться до истинной причины. Неинтересно как-то. Просто она помнит, что ее бешеная страсть умчалась за тридевять земель просто в один миг – она даже «мяу!» сказать не успела. Она не помнит, по каким признакам Вадим все понял, но помнит его фразу «Ну вот, Липка, ты меня и бросила…». Весело кивнув ему, она убежала к своей дорогой Фире Фирсовой, которая также терпеливо ждала, когда подруга перебесится. И дождалась наконец-то. И никакая она не Липка!
Они еще продолжали несколько лет учиться в одной группе, но Липа смотрела на Вадима как на пустое место, ничто не екало в ее душе. Как говорится, «Ни один мускул не дрогнул на попе у козла».
Прошло лет восемь-девять после окончания университета, Липа уже была замужем за Павлом, у них росла Марфа. Все шло по накатанной: Павел работал в клинике, Липа наконец-то взялась за диссертацию и носилась как «конь педальный» по конференциям и научным командировкам. Как вдруг однажды, поднимаясь по эскалатору в метро, уткнувшись глазами в спину стоявшего на ступеньку выше мужчины, она услышала: «Anastasia! Дождись меня наверху». Она повернула голову и столкнулась взглядом с Вадимом, спускавшимся по соседнему эскалатору. Что-то давно забытое всколыхнулось в дальнем уголочке ее долговременной памяти, внеочередная порция адреналина ускорила сердечный ритм, появилось ощущение азарта и опасности «в одном флаконе».
Через несколько минут тревожного ожидания эскалатор выкинул в павильон новую порцию уставших от прошедшего рабочего дня людей.
– Привет! Ты как? Чем занимаешься? Замужем? Дети есть?
– Привет. Пишу диссертацию. У нас дочь. А как ты?
– У меня тоже дочь.
– Ну, здорово. Я помню, ты всегда хотел девочку.
– Запомни, Липка, девочку хотят от любимой женщины, а я женился на забеременевшей любовнице…
Она меня дико раздражает… Периодически приходится поколачивать. Для профилактики. Тебе-то это наверняка незнакомо, – насмешливый взгляд скользнул по Липиному лицу с какой-то спрятанной в глубине глаз злостью.
– Ты прав. Незнакомо.
– А знаешь, я ведь тогда обращался к психотерапевту.
– И что психотерапевт? Помог?
– Советовал больше с тобой никогда не встречаться, – усмехнулся Вадим. – Классная рекомендация! Если учесть, что мы продолжали учиться в одной группе…
– Но зато потом все получилось. Почти, – попыталась отшутиться Липа, но напряжение, мертвой хваткой перехватившее все ее существо, не отпускало.
– Да, получилось… Почти… Хотя за столько лет могла бы и позвонить, тебе-то никто не советовал вести себя как страус. Как будто ничего и не было. Запиши телефон, может, все-таки встретимся и поговорим как люди.
Целую неделю Липа внутренне сопротивлялась, но навязчивое желание позвонить Вадиму становилось все сильнее. Они встретились в кафе на Невском, а потом чуть не попали под машину. Все. Гештальт закрылся.
И все же, кто такая бабка-профессорша? Вот сегодня из ее бессознательного выпала «бабка» Вадима и еще дед-профессор… Это оно?.. Может быть, может быть… хотя…
Дуся всегда в плюсе
– Какие люди! И без охраны! Какими судьбами? – Глафира встала навстречу новому клиенту.
– Да вот, решил записаться к тебе на консультацию, – Арсений смущенно потоптался у дверей, – у Липы все расписано до конца месяца, хорошо хоть у тебя нашлось окошко для старого знакомого.
– А что так? Сапожник без сапог? А как же «помоги себе сам»? Не работает?
– Да я давно все перезабыл, ты же знаешь. Этим надо заниматься в системе, а меня занесла нелегкая в социологию, там и застрял. Я здесь в командировке на пару недель, пока опрос проводим для одной компании.
– Слушай, я голодная как волк, а пообедать времени совсем нет. Может, сгоняем в кафешку неподалеку? Заодно поболтаем. А консультировать тебя мне как-то «не по фэншуй» – своих не трогаем. По-дружески перетереть можем, а профессионально – это тебе надо к кому-нибудь не из нашей тусовки. Помнишь принцип «Не перекрещивайте реальности»?
Фира Фирсова обладала удивительной способностью использовать обстоятельства в свою пользу. Она, конечно, слукавила, ссылаясь на принцип перекрёстной реальности – сама-то время от времени просила Липу отработать с ней очередной болезненный эпизод. Но это другое. Она исключение, единственная и неповторимая Фира Фирсова. Ей можно.
Положа руку на сердце, она побоялась вторгаться в личное пространство их общего с Липой приятеля. Они познакомились в аспирантуре, в то время Арсения звали совсем по-другому. Родители нарекли его Арменом, а фамилия ему досталась Попаян. Соседским мальчишкам даже мозг напрягать не потребовалось – обидное погоняло было готово по умолчанию. Имя, фамилию и отчество Армен решил поменять после того, как один из крупных заказчиков вычеркнул его фамилию из списка исполнителей социологического опроса для его фирмы. Тогда Армен решил, что выгоднее быть Арсением Поповым. Очень похоже на первоисточник, но все же звучит намного привлекательней для клиентов. По крайней мере, так он объяснял свое решение друзьям и знакомым, которые по привычке называли его Арменом.
Из них троих только Липа успешно защитила диссертацию. Арсений что-то писал-писал про супружеские отношения, но так ничего нового и не написал. Для обеих подруг было странно, что он выбрал такую тему – обычно изучение супружеских отношений было поляной для застенчивых одиночек женского пола. А тут молодой человек изо всех сил пытается доказать, что в браке вариант торгового партнерства – это высший пилотаж. Типа «ты мне, я тебе», а если ты мне «не», то и я тебе «не». Возможно, для растленного Запада это и высший пилотаж, но для загадочной русской души – как-то сомнительно… Работает с перебоями, надо было копать глубже. К тому времени Арсений уже успел побывать в браке – правда, недолго, всего один год – быстро развелся и оформлять отношения с кем-либо еще не считал нужным. Одного раза хватило. Эксперимент был неудачным: кто-то кому-то что-то недодал. Фира бросила аспирантуру после трех лет мучений, потому что ей «тупо надоело». К тому же заболел ее научный руководитель, а пришедшему ему на замену хмурому профессору категорически не понравилось все, что было с