лнение Ветхого. Апокалипсис есть исполнение того, что обещано в Новом».
Владимир Френкель
Помню неожиданный разговор о сектантах. Собственно, разговор начался с того, что я попросил совета. Одна моя хорошая знакомая примкнула к адвентистам, а мне хотелось привести её в Православие, в Церковь. Вот я и спросил, как мне лучше это сделать. Ответ был неожиданным: «Молиться о ней и… не торопиться. С уважением относиться к её вере, не жертвуя своей. Не “агитировать” за Православие, а быть самому православным. Бог Сам приведёт эту женщину в Церковь, если Ему будет угодно это сделать». (Надо сказать, что так впоследствии и случилось.)
В связи с этим отец Александр сказал, что, по его мнению, «настоящее сектантство – это состояние души, пребывающей в соблазне гордыни. Поэтому подлинных сектантов не так и много, но сектантом в душе можно быть и находясь в Церкви. Поэтому сектантство – это духовный порок, болезнь, когда человеку кажется, что только он и его ближайшее окружение веруют истинно, а вокруг одни враги. Сектантство – это закрытость, слепота, это те самые слепые вожди слепых, о которых говорил Христос. Это вера без любви».[67]
Андрей Черняк
Вместе с нашей группой катехуменов[27] крестился мой сын Янка. И перед тем, как нас крестить, отец Александр говорит: «Ну вот, последний момент. Если у кого-то есть ещё какие-то важные тревожащие вопросы, на которые нет ответа, сейчас самое время их задать». Все, естественно, благочестиво молчат, за исключением девятилетнего Янки, у которого никогда никаких комплексов не было. Это было его собственное решение – креститься, у него были к этому времени свои какие-то отношения с отцом Александром. Янка задаёт ему вопрос: «Ну всё-таки как, ад или спасение всем?» И отец Александр очень серьёзно ему отвечает. Я до сих пор помню, если не дословно, то близко к тексту. Отец говорит: «Мы часто понимаем спасение как нечто статическое. Вот, есть спасение, и – нет спасения. Спасён или не спасён. А я вижу это по-другому. Я вижу здесь динамику. Спасение – это процесс, в который мы вступаем, и дальше он как-то идёт. И можно нарисовать такой образ. Представьте себе гору, и наверху горы – источник света. И вот мы все на эту гору поднимаемся. И то, что в нас причастно свету, то может туда подняться, а то, что непричастно свету, то с нас этим светом счищается куда-то туда, во тьму. Но мы поднимаемся наверх. Понятно, что достигают вершины какие-то кочерыжки, но там, дальше, Бог достраивает каждого из нас до полноты Своего замысла. Каждого из нас. Я ответил на вопрос?» Янка так серьёзно: «Ну, пожалуй, да». После чего отец улыбнулся, как-то в сторону – мне показалось, что это как-то в мою сторону тихо было сказано: «Ну что ж, по-моему, то, что я сказал, находится в некотором согласии как с католическим учением о чистилище, так и с православным учением о мытарствах». А потом ещё тише сказал, уже без улыбки: «Самый главный вопрос: где наше “я” – в том, что поднимается, или в том, что счищается».
Наталия Шиловская
Моя свекровь Евгения Семёновна рассказала мне такой эпизод. Однажды случилось несчастье: она сломала ногу. Пришёл отец Александр, и она ему жалуется: «Батюшка, вот, сломана нога, как теперь жить? У меня сад-огород, семья, дети, внуки, нога болит, не даёт ночью спать!» – «Так это же замечательно! Теперь вы можете лежать и молиться. Ведь всё – суета сует. И то нужно, и это… А так – вы лежите и молитесь двадцать четыре часа в сутки!»
Митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий
Я помню одну из бесед с отцом Александром, когда он с глубоким восторгом говорил о тех возможностях, которые открылись сегодня для Церкви. И я спросил его тогда: «Вы – популярный человек. Почему же не баллотировались в народные депутаты?» И он мне ответил со свойственной ему искренностью и детской простотой: «Владыко! Когда нам заниматься политикой? Сегодня мы имеем возможность день и ночь Слово Божие проповедовать, и я полностью отдал себя этому». Он был и в школах, и на заводах, и в больших рабочих аудиториях, и среди интеллигенции. Проповедуя учение Господа нашего Иисуса Христа, спасшего мир, отец Александр находил понятные всем слова.
Ирина Языкова
Отца Александра часто мучили самыми нелепыми вопросами и прихожане, особенно молодые. Помню, один юноша всё спрашивал: «Батюшка, а если нас создал не Бог и мы продукт какой-то космической цивилизации? Вот пишут, что жизнь на Землю занесли инопланетяне?» Отец Александр отвечал: «Ну хорошо, инопланетяне. Тогда и я вас спрошу: а инопланетян кто создал?»
Отцу Александру задавали немало каверзных и провокационных вопросов. Так, однажды молодой человек, явно с определённой целью, спрашивал: «А правда ли, что Вы хотите создать еврейскую церковь?»
Отец Александр посмотрел на него и спокойно ответил: «Нет! Это невозможно! Во Христе нет ни иудея, ни эллина. Христос принёс нечто гораздо большее: Царство Божье, Богосыновство. Зачем же мы будем замыкаться в границах одного народа? Да, каждый из нас принадлежит к какой-то национальности, но сила Духа больше, чем стихия рода. – А потом добавил: – Но я горжусь тем, что во мне течёт кровь ветхозаветных пророков».
Время и вечность
Истинно велик тот человек, который
сумел овладеть своим временем.
Ив Аман
Отец Александр умел использовать каждую свободную минуту: «Если трудишься – трудись, если молишься – молись, если отдыхаешь – отдыхай. Но ничего нельзя делать посредственно, бестолково. Не пребывайте праздными, не бездельничайте. Следите за тем, чтобы не убивать время, так как, убивая время, вы убиваете собственную жизнь».
Светлана Архипова
Несколько раз во время бесед отец Александр вдруг как бы на миг оставлял меня. И я чувствовала, что он не со мной, а там, куда он стремился. В эти мгновения я лучше понимала Преображение! Отец сиял! Наверное, это для меня был миг, а для отца – вечность, встреча с Христом.
Марианна Вехова
На жалобы, что времени ни на что вечно не хватает, он отвечал советом прохронометрировать мой день: пунктуально отмечать, на что было сколько времени истрачено. Столько-то на разговоры по телефону, столько-то на стояние перед зеркалом, столько-то на уборку, на чтение газет, листание журналов и т. п. Когда передо мной будет подробная картина всей моей деятельности в течение дня, я смогу корректировать её: второстепенное сокращать или убирать, главное не упускать… Но он предупреждал, что я не должна стремиться к «подвигам»: сразу, скачком себя исправлять. Будут отступления, падения, взлёты. Всё надо принимать, не обольщаться, двигаться – хоть ползком, но – вперёд!
Екатерина Гениева
В каждой смерти есть трагический смысл. После гибели отца Александра его книги изданы на многих языках, по всему миру. Он привёл к вере множество людей, которые его никогда не видели. Привёл не к обрядам, а именно к вере – своей искренней любовью к Богу. У него было особое понимание времени, его малости и быстроты. В последние годы он читал немыслимое количество лекций. Я даже спросила: зачем столько? «Так ведь времени очень мало», – ответил он. «Времени на что?» – «На всё». Он спешил сделать то, что ему было предначертано.
Андрей Ерёмин
Он говорил, что стоит потерять даже полчаса, как всё пропало… Там, где упускаешь небольшой отрезок времени, за ним проваливаются целые куски. В своём еженедельнике он планировал работу и встречи на полгода вперёд, никогда не отвлекался на суетные мероприятия и потому успевал делать очень много.[68]
Владимир Ерохин
В июле 1990 года (близкое будущее уже отбрасывало густую тень) отец Александр произнёс перед нами, своими прихожанами, пророческое: «Жизнь – это миг. Мы можем выйти отсюда и все умереть. В наше время это вполне возможно. Что понесём мы в вечность?»
И снова, в тысяча первый раз: «Богу нужно одно: ходи перед Ним и будь непорочным…»
Марина Журинская
Как-то, пребывая в упадке, я вяло сказала ему, что гипотеза реинкарнации не устраивает меня хотя бы потому, что я и от одной-то жизни устала, где уж несколько. Он эту гипотезу не жаловал, однако моя «аргументация» ему сильно не понравилась: «Не понимаю. Мне бы и десяти жизней не хватило». Как совместить с этим его слова последних дней – «времени больше не будет»? Какое огромное смирение!
Михаил Завалов
Вот эпизод, похожий на притчу. Мы с отцом Александром едем от церкви к станции на такси (которое он прозвал «машиной времени», кстати). Он просит шофёра поспешить. Дорога прямо смотрит на станцию – в трёхстах метрах уже останавливается электричка в нужном направлении, к Семхозу. (Естественная моя реакция – эх, мы опоздали!) Отец Александр, уже расплачиваясь, шофёру: «Прибавьте ходу, пожалуйста». Выскакиваем – к тому моменту уже все пассажиры зашли в электричку. Бежим, отец Александр прихрамывает. Невероятным образом – но успеваем вскочить, и двери тут же закрываются. Отдыхиваясь, отец Александр говорит: «Ну, разве не прекрасна жизнь иногда, в такие моменты?!»
Динамизм отца Александра был заразительным. Какое-то ощущение срочности, интенсивности, драматизма жизни. Общаясь, он передавал это другим, повторяя постоянно: «Друзья мои, жизнь так коротка… Мы – как мотыльки, бабочки-однодневки. Надо спешить, пока жизнь не кончилась…» Спешка, но без суеты. Ты ждёшь его в домике или вне, на лавочке, а он – грузный по комплекции – летает туда-сюда, мелькает перед глазами, да ещё и переглядывается с тобой, почти подмигивает.
В принципе я и сейчас не понимаю, как он мог столько всего успевать: служить долгие службы и ходить по требам, ездить за день к нескольким прихожанам в Москву, писать книги, покупать еду для дома, заниматься ремонтом этого же дома, копать картошку, отвечать на письма, сидеть с внуками… Как будто он обладал секретом расширения времени.