«Когда будешь кормить, всегда читай “Отче наш”». Шестерых кормила и всегда молилась при этом.
Мария Борисова
Когда моя сестра Вера выходила замуж, она у отца Александра не то что благословения не спросила, а вообще даже в известность его не поставила. Но, правда, пригласила на свадьбу. На свадьбе были только друзья её жениха Саши из МАИ, компания совершенно неверующая. Отец Александр на свадьбу пришёл. Трудно представить, чтобы кто-то лучше вписался в эту компанию и всех объединил, ни одного слова о Боге не говоря. А вот образовалось такое единство, появилось солнце – и всем стало тепло. В принципе он бы мог обидеться, потому что человек, которого он крестил и знает с детства, о таком важном событии, как замужество, не предупреждает, а просто приглашает на свадьбу. Какой-нибудь строгий батюшка уж точно не пришёл бы и вообще общаться с тобой перестал. А он не только не обиделся, но даже на свадьбу пришёл.
Нонна Борисова
А времена были тревожные. Конец шестидесятых – начало семидесятых; это Чехословакия, первые отъезды в эмиграцию, диссидентское движение. События стали стремительно разворачиваться, когда после вызова в КГБ за перепечатку книги Леона Юриса «Исход» о возвращении евреев на историческую родину Сашу (о. Александр Борисов. – Ю.П.) и его друзей выгнали из Института общей генетики. Алик Гроссман[29] через год эмигрировал. Люся Улицкая бросила генетику и начала писать. А Мишу Евгеньева и Сашу взял в Институт биологии развития академик Астауров. Пока Саша был без работы, он написал диссертацию, в этом институте защитился и был, что называется, учёным, подающим большие надежды.
И вдруг он говорит: «Я чётко понял – не моё это место. Науку могут делать без меня, и она пойдёт своим чередом. Есть масса талантливых учёных. А вот образованных священников очень мало, и это препятствие для многих интеллигентов».
И отец Александр Мень сразу его благословил. А на вопрос, как ему содержать семью, ответил: «Об этом ты не думай. Ты служи Богу и людям – Бог тебя не оставит». А потом так посмотрел на него и говорит: «А знаешь что? Помни всегда: не помышляй о себе».
Сергей Бычков
В Тарасовке снимался фильм Михаила Калика «Любить», в котором отец Александр дал пространное интервью. Фильм показали в научно-исследовательском институте, в котором работал младший брат отца Александра Павел. Он вспоминал: «У нас (в НИИ азотной промышленности) была группа демократически настроенных людей, которые приглашали на концерты в институт тех, кто был в немилости у властей. Например, у нас бывали Высоцкий, Ростропович и Калик (я держался тихо, общался с нашими культуртрегерами, но не входил в приглашающую группу). После показа был написан донос в райком партии членом парткома НИИ Петуховой, что фильм идеологически не выдержан, поскольку “самым умным в фильме оказался священник”. Фильм запретили. Органами КГБ были изъяты все копии, кроме одной, спрятанной сорежиссёром фильма Инной Туманян».
Марианна Вехова
Однажды, это была ранняя Пасха – я ещё с палкой ходила, – отец Александр сказал: «Не надо вам приезжать на ночную службу. Приходите в понедельник, вторник, в любой день, будет крестный ход, такой же, как на Пасху». Я приехала во вторник или в среду. И вдруг он мне говорит: «Вы знаете, я хочу вас познакомить с Мишей Сергеевым, он очень умный и очень хороший человек. От него ушла жена с ребёнком к его другу, и он мучается». Встретились, и как-то началось. Сначала друг другу целый год помогали, стали друзьями, а потом через год Миша сказал: «Давай с тобой поженимся». Тогда отец Александр нас и обвенчал.
Андрей Ерёмин
В начале мая 1989 года я стал свидетелем знаменательной встречи. Тогда Россию посетил кардинал Жан-Мари Люстиже. По дороге из Москвы в Троице-Сергиеву лавру он попросил сопровождавших его лиц из Московской патриархии заехать в Новую Деревню, в приход отца Александра. Этот иерарх католической церкви, по национальности тоже еврей, очень хотел познакомиться со своим знаменитым православным собратом.
Французский архиерей поднялся в алтарь и поцеловал престол со Святыми Дарами. Когда он вошёл, какая-то властная сила буквально прижала меня к стене, алтарь наполнился плотным светом, даже дышать стало трудно…
А кардинал вышел на амвон, сказал через переводчика несколько слов собравшимся людям и, попрощавшись, уехал. Спустя несколько минут отец Александр вошёл в алтарь, и я рассказал ему о своём неожиданном переживании. Он почему-то этому порадовался и тут же передал мне свой краткий разговор с Ж.-М. Люстиже. Оказывается, отец Александр спросил его, когда они смогут в следующий раз увидеться, а кардинал ответил: «Теперь это будет только на небесах». Меня это тогда поразило: ведь наступило время, когда отец Александр уже мог свободно выезжать за границу. И, казалось, не было никаких препятствий для их встречи в дальнейшем…
После гибели батюшки меня не оставляла мысль, что Ж.-М. Люстиже как бы предсказал скорую смерть отца Александра. И когда мне удалось попасть во Францию в 1992 году и встретиться с кардиналом, я напомнил ему о происшедшем три года назад и спросил, что он имел в виду. Кардинал Люстиже сказал мне, что встреча с батюшкой произвела на него очень сильное впечатление. Он понял, что жизнь отца Александра наполнена Евангелием ещё в большей степени, чем его собственная, а это неминуемо становится знаком…[82]
Римма Запесоцкая
Незаметно за разговором мы подъехали к станции Абрамцево, и я с сожалением сказала, что мне нужно выходить. Отец Александр ответил: «Жаль, мы могли бы ещё кое-что обсудить». И я подумала, что мой билет позволяет проехать ещё одну станцию – до Хотьково, где заканчивается тарифная зона. Так что мы продолжили разговор, и я не заметила, как и Хотьково осталось позади. И тут в вагон вошла женщина-контролёр и стала проверять билеты. Я смутилась и растерялась, вынула свой уже недействительный билет и начала что-то бормотать, достала кошелёк, чтобы доплатить или же заплатить штраф. Но меня поразила реакция отца Александра. Он, казалось, тоже смутился, начал шарить по карманам в поисках мелочи, чтобы вместо меня заплатить за билет. Обращаясь к контролёрше, он сказал: «Извините, это я виноват, разговорами задержал девушку, и поэтому она проехала свою станцию». Контролёрша внимательно посмотрела на отца Александра и, кивнув, ответила: «Это ничего, я понимаю», – и, не взяв денег, пошла дальше по вагону проверять билеты. Видно, контролёры на этом направлении знали отца Александра, ведь он несколько раз в неделю ездил по одному и тому же маршруту – до станции Пушкино и назад – до Семхоза. Хотя он был без рясы, в обычном костюме, но на лацкане его пиджака был прикреплён значок-крест, как это принято у священников.[83]
Григорий Зобин
«Однажды у меня на руках умирал человек, – рассказывал нам отец Александр. – Его родные просили меня крестить его. Но сам он такого желания не изъявлял, поскольку находился в бессознательном состоянии. Если бы этот человек хоть на миг очнулся и попросил крестить его, у меня бы не было и секунды колебаний! Но не мог я это сделать помимо его воли! А умер он так мирно и прекрасно, что дай Бог каждому из нас».
Александр Зорин
Однажды, кажется, это было в начале восьмидесятых годов, отец Александр Мень передал мне два целлофановых мешка с диафильмами. «Возьмите, сколько можете, побольше. Здесь их держать опасно». Разговор происходил в его доме. В мешках помещались туго скрученные рулончики, обёрнутые в бумагу, и на каждом рукою батюшки выведено название: «Тереза из Калькутты», «Зло и надежда», «Моисей», «Свет миру» и так далее – словом, вся продукция его «кинематографического» творчества. А может быть, только часть её, тираж наиболее ходовых диафильмов, которые он составлял и озвучивал, изредка прибегая и к нашей помощи. Например, фильм о Шарле де Фуко мы, его духовные дети, сделали сами, а в фонограмме «Зла и надежды» звучал голос о. Александра Борисова. Целлофановые мешки были увесистые, я спросил, откуда такое богатство, кто тиражировал. «Протестанты», – ответил отец Александр.
Диафильмы делали своё дело. Особенно «Свет миру», кадрированный из ленты полнометражного фильма «Иисус из Назарета» Франко Дзеффирелли. Они вместе с аудиокассетами стремительно разлетались по стране. Госбезопасность начала их отслеживать с Сибири.
Уже после смерти батюшки я не раз публично вспоминал с благодарностью анонимных помощников, которых, увы, никто из нашего окружения не знал. Конспирация сработала надёжно, как будто след их простыл.
И всё-таки след нашёлся. Подпольной деятельностью по производству «идеологического оружия» – диафильмов руководил Пётр Петрович Абрашкин, ныне здравствующий пастор баптистской церкви, президент Российского фонда «Христианское милосердие». Есть у него и другие титулы, которые я из экономии печатного места опускаю.
– Пётр Петрович, как вы нашли отца Александра? Или он вас нашёл?
– Вначале мы не знали никакого отца Александра. Знали Сергея Маркуса, скромного, интеллигентного молодого человека. Он православный, мы протестанты. Свело нас общее дело. Я вообще считаю, что христиане враждуют между собою, когда им делать нечего. У Маркуса была знакомая семья, друзья – жили неподалёку от патриархии. Бедная обстановка, тусклый свет; помню, вместо абажура на длинном шнуре спускается бутылка без донышка, внутри лампочка. Здесь готовили кассеты и оригиналы фильмов. Кассеты мы размножали на специальной машине. А диафильмы отдавали в студию мультфильмов. Она помещалась в бывшей лютеранской церкви, в Старосадском переулке. Мы быстро нашли взаимопонимание с её сотрудниками. Наши заказы они брали охотно, за деньги, конечно. Но, на всякий случай, часть заказов мы отдавали в Ригу и в Ленинград. Вдруг обнаруживается, что голос на плёнках отца Меня. Я знал, что Андрей Боголюбов и Эммануил Светлов и Мень – это один человек. Разумеется, читал его книги – сокровища премудрости. И вдруг мы с ним работаем. Страшновато стало… Но потом бывали у него дома, обсуждали всякие тонкости, будущие планы…