Я молилась: «Господи! Если есть на то Твоя воля, помоги мне вернуть подарок отца Александра… но если нет, то пусть медаль послужит её обладателю во благо…»; с тем же обращалась я и к отцу…
Спустя месяц тот самый свидетель позвонил в мою квартиру и вернул мне дорогой для меня подарок в той же самой коробочке…
Олег Степурко
Отец Александр всегда обманывал мои ожидания, предположения. Была одна учительница, очень странная женщина, которая увлекалась джазом, даже пыталась петь. Она стала собирать группу изучения английского языка. Я сказал отцу Александру, что, вот, меня приглашают в группу, надеясь, что отец Александр скажет: «Зачем ходить к этой дуре, тем более денег нет». А батюшка сказал: «Ничего, я тебе денег дам, иди учи». Дал мне денег. Он парадоксально решал наши проблемы. Всегда очень неожиданно, непредсказуемо. Джазмену, конечно, необходимо знать английский…
Андрей Тавров (Суздальцев)
Однажды я попросил отца Александра подарить мне свою фотографию. Он не стал отказывать и подошёл к моей просьбе, как мне показалось, с практической позиции: «Я в следующее воскресенье вам принесу». И принёс. Она у меня стоит до сих пор. Это его фотография, где он сосредоточен и почти печален, сделанная сразу после допроса в КГБ. Думаю, он знал, что и книги его, и фотографии обладали определённой силой проводника духа. Он этим пользовался для поддержки и укрепления своих прихожан.
Ирина Языкова
Помню, стою я посреди церковного двора после литургии, из храма выходит отец Александр и направляется к домику. Я подхожу под благословение, а он берёт мою руку, и в ней оказываются деньги – несколько сложенных бумажек. Сумма была для меня существенной. Надо сказать, я тогда сильно нуждалась. Я пугаюсь и начинаю лепетать: «Батюшка, зачем? Это я должна давать на храм!» А он так твёрдо говорит: «Берите, берите. Кто легко получает, тот легко и отдаёт. Вот будут у вас деньги, тогда и вы кому-то поможете». И скрылся за дверью домика. А я так и осталась стоять, благодаря отца Александра и Господа за внезапно пришедшую помощь.
Татьяна Яковлева
Однажды к отцу Александру приехал польский журналист. Беседуя с ним, отец Александр, огляделся и, увидев, что рядом с ними, кроме меня, никого не было, тотчас вручил ему деньги. Мне сказал: «Так нужно. Он в чужой стране».
Книги
Книги – корабли мысли, странствующие по волнам времени и бережно несущие свой драгоценный груз от поколения к поколению.
Фрэнсис Бэкон
Ив Аман
Постоянной заботой отца Александра было обеспечить каждого человека, пришедшего в Церковь, хотя бы одной книгой, хотя бы одним сочинением на религиозную тему. Это и была настойчивая и неизменная просьба, с которой он обращался к своим зарубежным друзьям: «Найдите способ переправить мне книги, книги и ещё раз книги». Но наши чемоданы никогда не оказывались достаточно вместительными, наши руки – достаточно сильными, наше воображение – достаточно изобретательным, чтобы всеми правдами и неправдами доставить ему необходимое количество книг. Он был так благодарен всякий раз, когда до него доходило посланное, и так несчастен, когда не мог подарить новокрещёному хотя бы маленькую брошюрку.
Ариадна Ардашникова
Однажды принесла отцу Александру «тамиздатскую» книжку известного литератора, нашего знакомого, нам казалось, что мысли его важны и глубоки. Отец прочёл и на моё «как Вам?» ответил: «Об этом есть другие хорошие книжки». А когда принесла ему стихи, сказал: «Да что же мне все несут стихи про Бога, я люблю стихи про жизнь».
Священник Александр Борисов
Некоторые знакомые отца Александра Меня порой недоумевали, для чего он отдаёт столько времени и сил своим будущим книгам, когда совершенно очевидно, что это, во-первых, небезопасно, а во-вторых, нигде и никогда не будет опубликовано. Отец Александр на это отвечал, что, если нам будет, что сказать людям о нашей вере, Бог найдёт пути, чтобы донести это до тех, кто готов услышать.
Пастор Алексей Бычков
Посетив впервые мой дом, Александр Мень сразу же обратился к книжным полкам. «Извините, но по отношению к книгам я – истинный “книжник”, но не “фарисей”». Помню, его заинтересовала книга, которая была тогда лишь на английском языке, – «Просто христианство» К.С. Льюиса: «Много слышал о нём, – сказал Александр, – но не читал». Я с радостью передал ему эту книгу. Позднее он свидетельствовал о большом уважении к этому богослову и много сделал для перевода на русский книг К.C. Льюиса.
Его работоспособность поражала. Он поистине носил «многоцветную одежду даров Божьих». Поэтому так дорог он и протестантским церквам, и церкви евангельских христиан-баптистов. Материалы для Библиологического словаря он собирал повсюду. Посещал с этой целью и наш Центр. Вынашивал идею создания музея русских богословов и религиозных философов XX века, музея-квартиры Н.А. Бердяева. Когда он появлялся в нашем Центре, я с радостью приглашал его на нашу общую трапезу. Просил его поделиться Словом Божиим. Это были светлые минуты для всех наших сотрудников.
Сергей Бычков
Когда в 1982 году ректором Московской духовной семинарии и академии стал епископ Александр (Тимофеев), ситуация изменилась. Новый ректор, несмотря на андроповские гонения, в корне решил изменить сложившуюся ситуацию в духовных школах. Он предложил отцу Александру (конечно же, приватно и конспиративно) создать новые учебники для духовных школ, и батюшка с радостью согласился. Более того, обсуждался вопрос о том, чтобы отец Александр защитил магистерскую, а потом и докторскую диссертацию в МДА. Это предложение не было случайным. Тогда же отцом Александром был создан фундаментальный труд «Исагогика». Предполагалось, что это будет его магистерская диссертация, но профессор МДА А.И. Осипов «завалил» её.
Александр Вадимов (Цветков)
В один из дней в начале лета я шёл из Дома книги на Арбат. Поднявшись из подземного перехода у «Новоарбатского», я неожиданно услышал своё имя, а спустя мгновение увидел батюшку. Оказалось – он заходил в посольство, расположенное где-то в приарбатских переулках, за визой, но там был перерыв, и отец Александр направился в Дом книги. Мы пошли вместе. Взглянув мельком на новые книги в историческом, философском и литературном отделах, он направился к прилавкам с антиквариатом и остановился около одного из них, где лежали богословские исследования. Почти каждой книге он давал краткую характеристику. А четвертью часа позже он с таким же великолепным знанием материала говорил о книгах религиозно-философской библиотеки Музея Бердяева, просматривая их, – ещё оставалось время до открытия посольства, и мы зашли в редакцию журнала «Общественные науки», где тогда помещалась дирекция музея. Я приготовил кофе, угощал батюшку печеньем и сушками. Разговаривали о Лосеве, который жил в том же доме, о предстоящей поездке отца Александра.
Женщины, сотрудницы редакции, узнав, кто находится в моей комнате, слёзно просили предупредить их перед его уходом, чтобы «хоть взглянуть» на знаменитого человека. Так что уход протоиерея из «Общественных наук» отчасти напоминал военный парад…
…Однажды мы проезжали памятник Лермонтову у Красных ворот. Батюшка заметил: «А ведь это место для меня историческое: здесь мы обычно расставались с моим следователем. Надоедало сидеть в душном кабинете на Лубянке, и он предлагал прогуляться. Такие вот оригинальные допросы».
– Отче, напишите обо всём этом!
– Да, написать, конечно, нужно. Только, думается мне, сейчас нужнее другие книги. А мемуарный жанр оставим на потом.[88]
Юрий Глазов
У отца Александра была отличная библиотека. Он её ценил, собирал всю жизнь, но и легко давал читать книги из неё. Для меня навсегда остались священными воспоминания о тех часах, когда мы, ещё засветло или включив уютную зелёную лампу, усаживались в его кабинете на втором этаже семхозовского дома – с массой развешанных кругом и трогающих душу фотографий, с неизменной горкой писем на столе. Кругом стояли заветные книги в розоватых или тёмных переплётах, которые хотелось тут же открыть, читать, не отходя от стола, не выходя из этого уютного и спокойного уголка, где всё напоминало о русской старине, о моём любимом ХIХ веке. Тут веял дух Чаадаева и братьев Киреевских, Хомякова и Соловьёва, Карсавина и Мережковского, но не скрывал отец Александр и своих антипатий: для Константина Леонтьева и Василия Розанова на его полках не оставалось места – владельцу библиотеки не нравилось их отношение к евреям.[89]
Епископ Григорий (Михнов-Вайтенко)
«В начале было Слово». В самом начале действительно было слово. Ваше слово, напечатанное на хорошей, «заграничной» бумаге. «Тамиздат» – это всегда немного тревожно, всегда немного адреналин. «Сын Человеческий», книга о Христе. Уже прочитано что-то на эту тему, что-то где-то проговорено, что может добавить ещё один автор? Пусть даже это автор «ну, тот, тот самый, тот, который…» Ну, тот. Мало ли тех…
Но книга настораживает. В книге есть нечто тревожное и непонятное. Вместе с грохотом шагов римских легионеров автор передает нечто, не определяемое простым набором действий и ощущений. Это нечто поселяется где-то глубоко в подкорке и живёт там самостоятельно и до времени неприметно, пока не взрывается в один прекрасный день твёрдым и осознанным решением принять крещение не где-нибудь, а именно у автора тех самых строк. Эммануил Светлов – отец Александр Мень.
Ирина Дьякова
Я крестилась на Пасху 1975 года. Этому событию предшествовало знакомство с молодыми московскими православными (я жила тогда в Киеве), которые и организовали моё крещение. Ещё в процессе подготовки я слышала о замечательном священнике Александре Мене – и от московских друзей, и от старенького отца Николая Педашенко, моего первого духовника, с которым меня познакомили за несколько месяцев до крещения. В самый же день крещения моя восприемница Наталья Костомарова подарила мне книгу Андрея Боголюбова (один из псевдонимов отца Александра) «Сын Человеческий», изданную бельгийским издательством «Жизнь с Богом». Я с интересом её прочла, хотя она оставила у меня некое чувство неудовлетворённости – к тому времени я прочла уже не только Евангелие, но и несколько богословских книжек, полученных мною от всё тех же московских друзей. Мне показалось, что автор «Сына Человеческого», при всём обилии интересного исторического материала, слишком упрощённо представляет евангельские события, даже не упоминая многие чудеса, совершённые Иисусом Христом; историзм в ней преобладал над богословием.