Тем не менее по приезде в Киев я стала давать эту книгу своим киевским друзьям и знакомым, и для многих она стала откровением и способствовала их приходу к христианству. Через год после меня крестился (тоже, кстати, в Москве) мой муж Павел Проценко, и через некоторое время мы дали прочитать «Сына Человеческого» его отцу, писателю и поэту Григорию Михайловичу Шурмаку (1925–2007). Надо сказать, что одной этой книги оказалось достаточно, чтобы Г.М. захотел креститься, что он и осуществил, живя в Москве, у о. Димитрия Дудко.
Тем временем продолжалось моё знакомство с трудами отца Александра. К нам попадали его историко-богословские труды, печатавшиеся издательством «Жизнь с Богом» под именем Э. Светлов, которые служили хорошим подспорьем при чтении Ветхого Завета, образовывая нас. А его книга «Истоки религии» никогда не задерживалась у нас дома и способствовала просвещению всё новых и новых искателей Истины.
В 1980 году мы с Павлом решили устроить у себя дома рождественскую ёлку для детей наших верующих и не совсем верующих знакомых (о том, чтобы устроить праздник для детей при храме, в то время не могло быть и речи). Готовиться мы начали ещё осенью. Но кроме магнитофонной записи колядок, которую мы с мужем сделали предыдущей зимой в Западной Украине, у нас не было никаких материалов. Как раз подоспела моя командировка в Москву, и я решила обратиться к отцу Александру Меню за помощью. Московские друзья (скорее всего, Владимир Кейдан) дали мне его адрес в Семхозе, и вот поздним осенним вечером я подошла к небольшому деревянному дому за забором, калитка в котором была не заперта. На мой стук вышел отец Александр, радушно пригласил меня войти (я сослалась на человека, давшего мне адрес). У меня с собой был машинописный переплетённый экземпляр моего перевода книги о. А. Шмемана[35] «Водою и Духом», который я привезла отцу Александру в подарок. Завязался оживлённый разговор. Я не преминула выступить с критикой (быть может, довольно бестактной) «Сына Человеческого». Отец Александр отреагировал на это очень смиренно. Он объяснил мне, что книгу написал чуть ли не в шестнадцать лет, и что он и сам ею был недоволен, и что недавно он её полностью переработал, и подарил мне машинописный экземпляр (правда, довольно слепой, на папиросной бумаге) нового текста.
Когда же я попросила помочь мне с материалами для детского рождественского праздника, он сказал, что за этим надо обращаться к Сергею Бычкову, который как раз специализируется на детской христианской тематике, и дал мне его телефон и адрес. Сергей действительно мне очень помог. Во-первых, дал самиздатский сборник рождественских стихов для детей; во-вторых, дал несколько номеров зарубежного детского православного журнала «Трезвон» (впоследствии отобранных у нас на обыске) и, наконец, пригласил к себе в Ашукино на репетицию сочинённого им совместно с музыкантом Олегом Степурко мюзикла «Рождественская мистерия» – всё это мы использовали потом неоднократно при устройстве рождественских ёлок и в Киеве, и в Электростали, куда мы переехали в 1987 году, и в Новосибирске (моим сыном Андреем, ставшим священником).
Не помню, в то ли моё посещение отца Александра, или это было в другой раз, я спросила, нет ли у него какой-нибудь богословской книги на английском языке, которую я могла бы перевести на русский (к тому времени у меня наладилась связь с издательским отделом Московской патриархии, для которого я стала делать переводы – естественно, нигде не издававшиеся, а, так сказать, для внутреннего потребления). Отец Александр предложил мне сборник статей о. Георгия Флоровского «Христианство и культура», который я с удовольствием и перевела.
Но дальше моя жизнь круто изменилась. В июне 1982 года у нас на киевской квартире кагэбисты провели обыск (при этом, в частности, был изъят и «Сын Человеческий», тот самый, что был мне подарен на моё крещение; в девяностые, когда появилась возможность получить обратно изъятое в своё время на обысках, нам сказали, что книга была уничтожена). В 1984 году у меня родилась дочь, потом была чернобыльская катастрофа, арест мужа по политической статье, переезд в Подмосковье после освобождения мужа – в общем, жизнь меня закрутила, и, к большому моему сожалению, отца Александра я больше никогда не видела и с ним не общалась. Только слышала о его публичных лекциях в перестроечное время, и, конечно, меня потрясла его безвременная кончина от руки убийцы. Я не раз потом встречала людей, которые пришли к христианству благодаря тому, что посещали лекции отца Александра.
В начале восьмидесятых к нам в Киев приезжали Карина и Андрей Черняки, духовные чада отца Александра. По-видимому, я рассказала им о моей встрече с отцом Александром, а Карина, в свою очередь, рассказала отцу Александру о встрече со мной в Киеве. Потом Карина мне говорила, что отец Александр неоднократно её обо мне спрашивал. Меня это очень тронуло – было удивительно, как при огромной пастве отца Александра и множестве его посетителей он меня продолжал помнить. Вечная ему память.
Монахиня Евгения (Мария Сеньчукова)
В моих записках об упокоении обычно третью строчку после крестивших меня и мою сестру священников занимает протоиерей Александр – приснопамятный отец Александр Мень. Потому что его «Православное богослужение. Таинство, Слово и Образ» я прочитала в восемь лет. И после этой книги к детской вере добавилось ещё одно незнакомое чувство: ходить в церковь стало интересно.
Теперь, читая курсы основ православной культуры и религиоведения и часто не успевая рассказать всё о том, что происходит в храме, я рекомендую своим студентам прочитать эту книгу, а потом сходить в храм на любую службу – это будет самым замечательным знакомством с православным богослужением.
В церковь мы в далёкие девяностые всей семьёй ходили раза три-четыре в год (увы, никакой катехизации в то время не было), а вот о Христе говорили и думали много и часто. И за это тоже спасибо отцу Александру. Именно его чуть ли не во всех ересях обвинённая книга «Сын Человеческий» (её я прочитала уже позже, в подростковом возрасте) заставляла непрестанно осмыслять непостижимую тайну: «И Слово стало плотью, и обитало с нами».
Михаил Завалов
Однажды в молодёжной компании ему кто-то задал вопрос о том, какую следует читать духовную литературу. Стоя у книжной полки, он ответил, причём с некоторым запалом: «Запомните это раз и навсегда: нет духовной и недуховной литературы. Есть или просто настоящая литература – и тогда она всегда духовна, – или не литература вообще, так, нечто, что и читать не стоит. – Повернувшись и разглядывая книги: – Ну-ка, что тут стоит? Гоголь, Сэлинджер, Достоевский, Бёлль… Где тут недуховная литература?!»
Архимандрит Зинон (Теодор)
Очень для меня печально, что я жил буквально в пяти километрах от отца Александра, в Троицкой лавре, но с ним не встречался, хотя книги его читал ещё с 80-го года, когда они были изданы в издательстве «Жизнь с Богом» под псевдонимом Эммануила Светлова. Они мне тогда очень помогли. Лаврские монахи, конечно, их не одобряли, но я давно привык не ориентироваться на чужие вкусы. Но я думаю, что всё в жизни происходит в своё время. Очевидно, я тогда ещё был не готов с ним встретиться, хотя почти все опубликованные работы отца Александра Меня я прочёл.
Александр Зорин
Некоторые тома шеститомника, вышедшие в Брюсселе, датированы годом издания более ранним, чем они вышли на самом деле. Это была маленькая хитрость издателей. С выходом каждого тома госбезопасность скрежетала зубами. А изменённая дата отодвигала событие, делала его за давностью лет неактуальным. «Гэбуша» проглатывала эту пилюлю вместе с очередным томом, а когда вышел последний, «На пороге Нового Завета», свирепо объявила автору: ещё одна книга – и в тюрьму или за штат. Точных слов я не знаю, но смысл предупреждения был таков.
Книги из своей библиотеки отец Александр давал, не записывая, разумеется, читателей. Полагался на их своевременную «аккуратность».
Как-то из его широкого рукава упала в мою сумку книжица о. Димитрия Дудко «О нашем уповании». Чистый криминал по тому времени. Я в свою очередь одарил ею многих, и в конце концов она застряла в далёкой рижской общине. И я забыл о ней. Но батюшка мне напомнил… через год.
У него было гуманное правило, которого он предлагал придерживаться «библиотекарям», – ценные книги приобретать в двух экземплярах: один обязательно зачитают… И шутил: «Люди тянутся к знаниям. И тянут прямо с полки…»
К своей литературной работе, видя изъяны, отец Александр был строг, если не сказать беспощаден. «Сына Человеческого» переписывал несколько раз. «Я сжёг десять тысяч машинописных страниц собственных, – говорит он. – Десять тысяч. Сжёг. У меня есть такое сжигалище – “геенна” домашняя на улице, я там жгу. Вот написал книгу одну – я её сжёг через месяц после того, как уже написал. Сел и начал писать заново. Из написанного не удовлетворён очень многим…»
Однажды попросил меня внести исправления в уже переплетённый том Библиологического словаря. Исправлений было мало, одно-два на несколько страниц. Он не упускал возможности довести, доработать текст уже в изданном (в самиздате) варианте. А до книг, появлявшихся в тамиздате («Жизнь с Богом», Брюссель) дотянуться было невозможно. Некоторые выходили с массой ошибок, опечаток, что его, взыскательного автора, огорчало.
Зимой 1990 года отец Александр поделился со мной: «Словарь в целом закончен. Написать бы детскую Библию… И тогда – можно умирать». А в мае он получил от московского издательства заказ на переложение Евангелия для детей. И летом написал его, успел закончить… 9 сентября, в день гибели, редактор привезла ему договор на эту книгу…
Что писал он в последние дни, запершись в кабинете? Что-то спешное, возможно, предисловие к «Таинство, Слово, Образ» – книга вот-вот уходила в набор. Об этом мы уже никогда не узнаем… Он взял рукопись с собой, она была у него в портфеле… Впрочем, может быть, и всплывёт когда-нибудь. Всплыли же сейчас дневники Михаила Булгакова, проданные издателю Госбезопасностью – «антикварной конторой», в которой наверняка осталось ещё немало редких рукописей.