Тамара Жирмунская
«Когда дуют сильные ветры, – как-то очень лично, выдавая внутреннее напряжение, произносит он, – на месте остаются только деревья с мощной корневой системой. Наша духовная жизнь – это наши корни. Держимся за Небо, как Антей – за землю…»
Дважды, разными словами, отец Александр сказал, а я автоматически записала, не думая, что это его завещание: «Служить людям надо полностью, до смертного конца». И ещё: «Крест Христов – не просто знак, который мы носим. Это полная отдача себя».
Марина Журинская
Батюшка говорил: «Если у вас есть выбор: идти в храм или ухаживать за больным, то считайте, что у вас нет выбора, – нужно ухаживать».
Когда-то я во времена своей молодости наблюдала церковных бабушек. Тогда предлагалось перед ними трепетать, а отец Александр Мень говорил: «Это всё комсомолки тридцатых годов. Грехи свои отмаливают. Это очень хорошо, что они пришли в Церковь. Но они не есть носители церковной традиции». Носителей церковной традиции тогда можно было по пальцам пересчитать.
Михаил Завалов
«Из всех больших русских писателей XIX века рядом за одним столом я бы хотел сидеть только с Пушкиным», – сказал он как-то во время застолья.
Отцу Александру был бескорыстно интересен каждый встречающийся человек – «маленький» или «большой», и люди в его орбите становились значимее для себя самих и для других. А «если все вокруг нам кажутся идиотами, то это, скорее всего, наша проблема», – сказал он мне однажды.
Зная наши привычки и ту социальную форму поведения, которую он попросту называл словом «трёп», батюшка резко говорил: «Все разговоры после полуночи – от лукавого». И рисовал картинку моей жене: часы с кукушкой, возвещающей полночь, торчащие из-под одеяла две головы и титр: «Спать!»
К работе, профессии отец Александр относился серьёзнее, чем большинство окружавших его христиан. Он ненавидел непроизводительный труд, считал всякую халтуру – грехом, ужасался, когда неофиты бравировали тем, что работают кое-как на советской работе: «Да ведь мы проводим на работе треть, если не больше, своей сознательной жизни!» Говорил, что почти нету профессий нехристианских, «ну, может быть, профессия палача», а так хоть «морковкой торговать – нужное людям служение».
Отец Александр так говорил об алтарниках с двумя высшими образованиями или о храмовых интеллигентных истопниках: «Мистика на самообслуживании: всё противно, а я уйду, буду с Богом наедине… В юности у меня тоже было такое искушение. Но любовь требует идти в мир». Скорее он призывал искать хорошую, интересную и полезную людям работу, куда можно себя вкладывать.
«Да, жизнь – это болото, куда ни глянь: болото на работе, прокисание в семье, маразм нашей церковной жизни. Но вера нам на то и дана, чтобы по этому болоту ходить!» (Я хорошо помню, что это было сказано нам с женой по дороге – между станцией Пушкино и Новой Деревней.)
Отец Александр говорил: «Надо быть скептиком – ради истины. Если в нас живут крокодилы, не стоит принимать их за ангелов».
Священник Владимир Зелинский
«Конец мира может наступить сейчас, когда мы с вами беседуем, – говорил отец Александр, – но какой смысл строить свою жизнь на испуганных домыслах? Научиться жить в начале христианской эры куда разумнее и отважней».
Помню, как, стоя у окна в своём кабинете и обернувшись на перезвон лаврских колоколов, Вы сказали: «Видите, живу под покровом преподобного Сергия, всегда чувствую его близость».[111]
Григорий Зобин
Батюшка говорил, что ксенофобия – ненависть к чужому – досталась нам в наследство от мира биологического, к которому мы одной своей половиной принадлежим. «Многие животные, – говорил он, – чтобы уцелеть и прокормиться, сбиваются в стада и стаи. Свободой там и не пахнет: иерархия, жёсткая власть вожака… В древности люди объединялись в племена с той же целью: для защиты от врага. Отсюда и неприятие “чужака”, подозрительность по отношению к нему и стремление найти “своего” по видовому признаку. Всё это дожило и до наших дней. Так, например, даже в лагерях складывались своего рода землячества: русский старался прибиться к русским, грузин к грузинам, еврей к евреям и т. д. В основе всего этого лежит закон биологии. Но с тех пор, как миру было проповедано Евангелие и прозвучали слова апостола Павла о том, что во Христе “нет ни эллина, ни иудея”, людям открылся иной закон – закон Духа».
Александр Зорин
От антропогенеза мы перешли к разговору о войне и о христианском отношении к убийству. «Сейчас уже звериная природа войны очевидна для всех, – сказал батюшка. – Любое убийство, чем ты его ни оправдывай, всегда отвратительно. Сатанинский характер его несомненен. Оно разрушает душу. Но пока этот мир существует, необходимость в профессии военного, по всей вероятности, будет всегда».
Отец Александр стал говорить о христианском отношении к жизни. «Оно, – сказал батюшка, – лучше всего выражено в одной строке Мандельштама – “взять в руки целый мир, как яблоко простое”». Мандельштам был одним из любимейших поэтов отца. Батюшка говорил, что Мандельштам с невиданной глубиной чувствовал христоцентричность всего творения, сумел до конца осмыслить учение эволюционистов, в результате чего и написал стихотворение «Ламарк», где показал, как теряет смысл само существование мира и человека, когда оно оторвано от Бога.
Отец Александр говорил: «Нужно беречь верность Богу. Живём-то в основном на периферии Духа. Соблюдая верность, мы перемещаемся к центру. Верность – точное понятие в общении с Богом».
Лион Измайлов
Отец Александр говорил: «Твои родители ждали мальчика или девочку, а Бог ждал именно тебя».
Владимир Илюшенко
Отец Александр говорил: «Бог несправедлив, потому что если бы Он был справедлив, Он должен был бы испепелить нас за наши грехи – мы это заслужили. Но Бог есть любовь, а любовь не карает, а прощает. Бог до последнего мгновения нашей жизни взывает к нашей совести, к нашему сердцу».
Излюбленный образ отца Александра, символизировавший и жизнь, и путь христианина, – эскалатор, идущий вниз. Если ты хочешь духовно возрастать, ты должен всё время бежать по этой лестнице вверх – иначе снесёт.
Очень важное замечание отца Александра: «Христос учит нас не тому, как произошло зло в мире, а учит тому, как жить в мире, где есть зло. Он сказал: “В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир”».
Отец Александр следовал за Христом: он воевал со злом. Он утверждал: «Кто не воюет, тот не побеждает».
Илья Корб
О крещении мне, как очень нетерпеливому человеку, отец Александр говорил: «Представь себе пустыню, ты идёшь по ней, и вдруг возникает прекрасный храм с очень красивыми золотыми дверями, он весь сияет и светится. Ты подходишь к дверям, открываешь их и видишь, что за ними такая же пустыня. Я же хочу, чтобы ты, открыв двери, не оказался снова в пустыне, а вошёл в прекрасный Божий дом».
Зоя Масленикова
Батюшка так отозвался о фильме «Покаяние»: «Я посмотрел этот фильм и нашёл там покаяние только в заглавии. На торжествах по поводу юбилея (тысячелетия Крещения Руси. – Ю.П.) слышал только возвышенные речи о том, какая святая и прекрасная наша Церковь, и ни одной нотки покаяния. А без покаяния невозможно обновление жизни».
Он говорил, что «нет такой “мамы-церкви”, которая всё знает, вытирает носы и слёзы своим детям, ставит в угол, дарит шоколадки за хорошее поведение. Церковь, – говорил отец Александр, – это Христос и мы, то, что мы туда вносим. Церковь – организм богочеловеческий, это место пересечения двух планов: нашего, земного, и – Небесного, Божественного. Поэтому очень многое зависит от того, что мы несём туда».
Отец Александр замечательно говорил о своей маме, как о человеке, заново родившемся в вере: «Бывает вера-рубашка, которую можно снять. А иногда она становится кожей, человек и вера образуют одно целое. Так произошло с мамой, она была человеком преображённым».
Елена Мень
Я помню, выходила замуж за Володю Юликова, мне было восемнадцать лет, и я не очень была уверена, что с ним уживусь долго, как-то я сомневалась. Я пришла к отцу накануне венчания и говорю: «Слушай, пап, ну ты мне скажи, это вот венчание, это у нас что? Это цепи?» Он мне сказал: «Нет, это не цепи. Это благословение».
Марина Михайлова
Батюшка считал, что есть два верных способа встречи с Богом: Евхаристия и Священное Писание. И в церковных проповедях, и на квартирных встречах он говорил о том, что мы можем приблизиться к Богу через участие в Евхаристии. Однажды мы у него спросили, как далёким от церкви людям объяснить, что нужно причащаться. Ведь человек может сказать: «У меня Бог в душе, мне не нужны богослужения». Батюшка сказал, что в таких случаях хорошо рассказать историю Тайной Вечери: вот Иисус знает, что сегодня Его должны арестовать, что Он в последний раз со Своими учениками, и они за столом смотрят друг на друга, и Господь берёт хлеб и вино и говорит: «Это Тело Моё, это Кровь Моя. Делайте это в память обо Мне. Пока вы это будете совершать, Я с вами». Отец Александр понимал таинство Евхаристии как реальное, глубокое и личное общение со Христом. Он подчёркивал, что вне евхаристической жизни не может быть настоящего богообщения.
Второй путь к встрече с Богом – чтение Писания. Мы прекрасно знаем, что человек, который регулярно посещает церковь и даже участвует в Евхаристии, может быть абсолютно далёк от Бога, потому что он Слово Божие не слушает, и тогда возникают фантомы в том месте, где должен быть живой Христос. Отец Александр очень настаивал на том, чтобы мы читали Евангелие, изучали его, молились, опираясь на Евангелие.