Если батюшка был дома, он садился за стол и начинал разговор, который без него как-то не клеился. Шутил, смеялся. В то время шла кампания по борьбе с пьянством. «Вина у нас нет, будем пить “горбачёвку”!» – посмеивался отец, наливая нам гранатовый сок. Он тогда воспринял этот указ с большой надеждой. «Ведь девяносто процентов всех преступлений совершаются у нас именно по пьянке», – сказал он однажды. Всем известно, до какого абсурда довели потом это доброе начинание. Уж что-что, а превратить любое дело в идиотизм у нас умеют. «Советская власть, – говорил по этому поводу батюшка, – верна лишь одной евангельской заповеди: её правая рука никогда не знает, что делает левая».
Когда наша малая группа закончила курс обучения по книге «Таинство, Слово и Образ», мы попросили батюшку встретиться с нами и устроить нам «экзамен». В воскресенье вечером мы все собрались. Вскоре пришёл и батюшка. Стол уже был накрыт. Батюшка улыбнулся и сказал: «Давайте сначала поедим, а то ещё умрёте с голоду, и мне вас придётся отпевать».
Вот чего он на дух не переносил – это «богемности», «сверхчеловеческого» сознания, присущего многим советским литераторам. В нём самом никогда не было писательского эгоцентризма и тщеславия. Творчество его было формой служения Богу и людям… В разговоре мы вспоминали об одном маститом поэте, который как-то потребовал на вечере, чтобы ведущий объявил его со всеми званиями и регалиями. «Микроцефал», – отреагировал батюшка одним словом.
В дороге мы говорили о многом. В частности, о переселении душ. Батюшка очень весело и легко разбил эту теорию в пух и прах. «Представьте себе, – сказал он, – что отец Александр за свои грехи, коих у него, как и у всех, великое множество, стал в новом воплощении крокодилом. Ну вот, будучи крокодилом, я хватаю за ногу какого-нибудь трудящегося и волоку его на дно пруда. Ну, так в чём же тут для меня смысл наказания? Разве я осознаю, что нынешняя моя жизнь такова, потому что я плохо вёл себя, когда был человеком? Или я страдаю оттого, что я крокодил?»
Александр Зорин
Лида Муранова рассказывала, как они с отцом Александром работали над записью фонограмм к слайд-фильмам. Батюшка заезжал к ней на работу, в филиал Литературного музея. Здесь была хорошая аппаратура и приличные условия для записи. Лида готовила кофе, бутерброды, испросив сначала у батюшки – не грех ли кофе пить в Великий пост? На что батюшка, махнув рукой, ответствовал с обезоруживающим юмором: «Ах, семьдесят лет постимся…»
Лион Измайлов
Отец Александр говорил: «Все – верующие, только одни верят в то, что Бог есть, а другие в то, что Бога нет».
Владимир Илюшенко
Однажды в Новой Деревне отец Александр собрал несколько человек и стал обсуждать с нами тему «Любовь в свете Евангелия». Мы сидели на опушке леса, расположившись кружком на траве. Нас стали заедать комары. Кто-то спросил отца: «Можно ли убивать комаров?» Он ответил: «Ну, тут так: или одна популяция, или другая».
Когда по отношению к кому-то потребовали суровых мер, отец Александр сказал: «Это не гуманоидно». Мог комически воскликнуть: «Mamma mia!» или «О, Madonna!» Мог он и спеть по случаю куплет из песенки или романса. Когда он напевал своим звучным баритоном: «И возвращая ваш портрэ-э-эт, я о любви вас не молю-у-у», – вы не могли удержаться от улыбки.
Вообще у него был замечательный голос – глубокий, волнующий, тёплый, бесконечно богатый обертонами. В молодости он прекрасно пел, наигрывая на гитаре. Случалось, он пел и в зрелые годы. Сохранились записи некоторых песен в его исполнении.
В своё время меня возмутила книга Эдуарда Шюре «Великие посвящённые»[40], прежде всего своим невыносимым всезнайством. Я как-то спросил отца, откуда Шюре берёт все эти подробности, вроде того, что Христу показали ужасные мучения миллионов людей, которые воспоследуют, если Он откажется от Креста, и именно это и заставило Его пойти на Голгофу. Откуда он всё это взял?
Разговор происходил в храме, после службы. Отец стоял на правом клиросе, а я – внизу. Он сказал: «Знаете, откуда он это взял? Вот отсюда!» – и поднял палец.
Цену каждому из нас он, разумеется, знал. Отец говорил, что его прихожане делятся на три категории: «бегущие по волнам», «пациенты» и «соратники». Была у него и другая классификация: «больные» и «очень больные». Шутил, конечно, но это была реалистическая оценка.
Однажды, после его лекции о бессмертии, я снова вернулся к теме перевоплощения: «Может быть, что-то в этом есть?» Отец мгновенно ответил: «Ну, если Бог захочет меня перевоплотить, я возражать не буду».
Фазиль Искандер
«Юмор – высший дар человеку, – говорил отец Александр, – из всех живых существ юмор чувствует только человек… Только человеку дано видеть себя смешным… Это отчасти божественный взгляд на себя…»
– А как же собака? – удивился я. – По-моему, она понимает юмор. Иногда даже улыбается.
– Ну, собака, – ответил отец Александр, ничуть не смутившись, – собака – почти человек.
Майя Кучерская
Отца Александра спрашивали:
– Почему вы хвалите любые стихи, которые вам приносят, даже и вовсе графоманские?
– Лучше уж пусть пишут стихи и верят в своё предназначение, чем пьют горькую, – отвечал отец Александр.
Владимир Леви
В беседе за чаем невзначай вывел однажды формулу успеха в любом деле:
– Концентрация минус сопли.
– Концентрация – понятно, а вот что такое сопли? – поинтересовался я.
– Соп-ротивление ли-чности, собственной личности сопливое сопротивление.
– А у тебя оно есть?
– А как же. Дай себе волю, только читал бы Диккенса да смотрел «В мире животных». Я и смотрю его…
«Сгущёнка имеет право на разбавление, и даже обязанность», – сказал он за чаем. Под сгущёнкой имел в виду сразу многое: и любимое лакомство наших школьных лет, страшно вредное сгущённое молоко, обычно бывавшее у него на столе, и жизненную серьёзность, и религиозное благоговение, и смысловую насыщенность текстов, и деловой график… Пропорцию необходимого и допустимого разбавления всегда точно чувствовал.
«Отмываем жемчужины, – говорил отец Александр. – Серые среди наших – редкие птицы, они кормятся по другим местам».
За стаканом вина он сказал мне:
– Когда-то хотел я пуститься в такое исследование: юмор Христа.
– Да?.. Но в Церкви…
– Из Церкви юмор изгоняет не Он. Абсолют юмора – это Бог. В божественном юморе, в отличие от человеческого, отсутствует пошлость.
– А в сатанинском?
– У сатаны как раз юмора нет. Но и серьёзности тоже. Сатана – абсолют пошлости. Дьявол начинается там, где кончается творчество.
– А что помешало исследованию?
– Всерьёз – пожалуй, не потянул бы. Это Соловьёву только было по плечу.
Я молча не согласился.
Очень редко и неохотно употреблял слово «самоусовершенствование» – «Слишком длинное, толстовски тяжеловесное, пока договоришь до конца, забудешь начало…» В этом состоянии просто жил, пребывал. Каждый день можно было заметить у него в доме и на рабочем столе маленькие обновления, рационализации – тут крючок поудобнее для одежды, тут стоячок для бумаг, тут стремянка, тут вазочка для цветов… «Эволюционирую, чтобы избежать революций. Хотя куда от них денешься…»
Марк Лукашевский
Десятилетие нашей молитвенной группы приходилось на декабрь 1990 года. Но мы как-то всё перепутали и решили, что десять лет исполняется в декабре 1989 года. И мы позвали отца Александра на Рождество к нам в группу (потом мы поняли, что эта ошибка промыслительна, так как это было последнее Рождество в его жизни). Собирались мы на даче в Салтыковке. Было много людей и среди них много детей. Соня Смоляницкая пришла с дочкой Надей, которая принесла с собой коробку с дуэльными револьверами. И дети с ними носились по дому. В какой-то момент отец Александр забрал эти револьверы и заткнул за пояс. Оказалось, мы не знали слов Рождественского тропаря. «Как, вы столько лет в Церкви и не знаете этого тропаря?! Если вы не выучите тропарь, я не знаю, что сделаю», – выговаривал отец Александр нерадивым прихожанам, размахивая игрушечным револьвером.
Андрей Мановцев
Вызывают как-то отца Александра в отделение КГБ г. Пушкино и серьёзно так спрашивают: «А знаете ли вы, что вами интересуется иностранная разведка?»
Отец Александр отвечает: «Разве я военный завод?»
Зоя Масленикова
Когда дел стало слишком много и отец Александр заметил, что суетится, то завёл себе череп. Называет его Толиком. Череп всегда стоит на письменном столе. И вот, когда в жизни возникают спешка и суета, он смотрит на Толика, и всё становится на свои места.
Елена Мень
Надежда Яковлевна Мандельштам мне всегда страшно нравилась. Я была от неё в восторге. Я бы могла с ней больше общаться, но я была молоденькая и глупая. Отец её тоже обожал. Они же оба с чувством юмора были! Я помню, как он написал ей стишки. Она тогда стала уже издавать свои книги за границей и получала гонорары, доллары… Поэтому всё покупала в «Берёзке». У неё была куча каких-то разных девочек, которые к ней приезжали, ей помогали, опекали. И она одевала их всех из «Берёзки», тратя на них кучу денег. Ей было это приятно. Она говорила: «Я в молодости не могла носить ничего красивого, давайте я вас одену». Надежда Яковлевна всё время курила «Беломор» и очень любила пить джин, который она покупала всё в той же «Берёзке». И отец написал стишок, над которым мы все очень смеялись:
Хорошо тому живётся,
кто в «Берёзку» знает ход.
Джин он тихо попивает
и бутылки не сдаёт.