Мадам Бен Аммар считала, что Ксавье меня использует.
И она была права.
– Во-первых, я попросила его о помощи, – тихо сказала я. – Мы вместе выросли. Я знала его и сейчас знаю.
– Понимаю. Но со временем люди меняются. – Мадам Бен Аммар вздохнула. – Понимаю, что ты хочешь его защитить. Не представляю, какие чувства ты к нему испытываешь…
– Мастер Морвин действительно хороший учитель, – с пылающим сердцем перебила я ведьму. – Он помог мне справиться с гневом. Моя магия… от нее за целую неделю никто не пострадал. – Я грустно улыбнулась. – Да, она по-прежнему дикая. Но мастер Морвин дает мне надежду. На то, что я, вероятно, сумею исцелить папу. Впервые мне кажется, что я смогу использовать свою силу во благо.
Еще мне впервые казалось, что я скоро лишусь своей магии. Этот юноша, согласившийся мне помочь, назначил ее в качестве оплаты. Как только Ксавье присвоит мою силу… как он ее использует?
В дверь снова постучали.
– Прошу извинить, – сказала я ведьме.
Когда же распахнула дверь, на пороге стоял Ксавье, а за его спиной виднелся вход в лавку. В одной руке друг держал саквояж для снадобий, в другой – букет красных пионов. И этому юноше не доверял Совет?
– Доброе утро, Кла… мисс Лукас! – поприветствовал он меня и неловко протянул букет. – Это вам.
– Ой! – Я взяла вянущие цветы и отступила на шаг, позволяя ему войти. Щеки Ксавье залил румянец, он закусил нижнюю губу.
– Красные пионы… – начал он.
– …на удачу, – договорили мы хором.
– Мастер Морвин! – окликнула мадам Бен Аммар, и мы оба вздрогнули. – Это дружеский визит или подразумевается, что мисс Лукас наложит благословение под вашим присмотром?
– Я… я здесь для благословения. – Ксавье поклонился мадам Бен Аммар. – Доброе утро, ваше благородие!
Ведьма коротко ему кивнула:
– Надеюсь, вы относились к мисс Лукас с максимальным уважением и заботой.
Ксавье оглянулся на меня буквально на секунду – румянец на его щеках стремительно таял.
– Мадам, я прилагаю к этому максимум усилий.
Дверь в папину комнату со скрипом отворилась. Отец вошел в прихожую в своей лучшей ярко-желтой рубашке и улыбнулся мадам Бен Аммар и Ксавье.
– Сколько гостей! Надеюсь, Клара налила вам чай? – спросил он.
Я спешно поставила пионы в вазу, где уже красовались гортензии из нашего сада.
– Налью через секунду, папа. – Я повернулась к Ксавье: – Думаете, я могу попробовать наложить благословение прямо сейчас, пока вы рядом?
Он кивнул:
– Как только будете готовы.
Храбрости мне никогда не хватило бы. В арсенале моей магии имелись жуткие образы всевозможных вариантов ужасающе неправильного действия заклинания. А если оно сработает, моя сила будет принадлежать Ксавье, которому мне очень хотелось доверять вопреки всем аргументам против. Тем не менее я сказала:
– Давайте начнем.
Папа сидел на диване, глядя на нас троих снизу вверх. Его широко раскрытые глаза светились надеждой. Как очень многие знакомые мне люди, он считал магию чудом и дивом, а не уродством, как думалось мне.
Я встала рядом с папой и дрожащими пальцами стянула перчатки. Краем глаза увидела, как мадам Бен Аммар крепко стиснула ткань своего платья.
– Клара! – позвал папа. – У тебя на пальце кольцо клятвы?
У меня аж сердце перевернулось. Я положила ладонь на колено, словно от такого действия отец забыл бы увиденное.
– Пап, тут ничего серьезного. Я пообещала… Я пообещала, что… – лихорадочно подбирая слова, я взглянула на Ксавье: мол, помоги. Он сильно побледнел.
– Мы с Кларой поклялись держаться вместе, что бы ни случилось, – проговорил Ксавье. – Эти кольца в знак нашей дружбы, только и всего.
Что ж, придумка Ксавье вышла лучше любой моей.
– Как мило!
Мадам Бен Аммар откашлялась. Когда я повернулась к ней, она не отрываясь смотрела на мою руку.
– Так мы продолжим?
Я постаралась сосредоточиться на благословении, снова и снова повторяя его текст про себя.
– Для начала задействуйте эмоцию, – велел стоящий у меня за спиной Ксавье. – Соедините ее со своей уверенностью и магией.
Задействовать эмоцию. Для этого мне хватило взгляда в папины глаза, покрасневшие, слезящиеся, усталые. Моя магия не давала ему спать и наверняка терзала не только тело, но и душу. От боли, грусти и ненависти раскаленные добела чары хлынули из меня, как вода из-за прорвавшейся плотины. Сейчас нам требовалась вся моя магия, вся ее мощь.
– Папа, мне нужно коснуться твоего сердца, – проговорила я. Магия поднялась во мне и, словно пар, наполнила голову. Я подбадривала ее образами свободно дышащего папы и остатков яда, покидающих его тело.
Отец расстегнул две верхние пуговицы на вороте рубашки, обнажив небольшой участок кожи над сердцем. Кожа его была веснушчатая, как у меня.
Я нервно сглотнула и почувствовала, что у меня щиплет в носу.
– Мне страшно, – шепнула я папе. – Вдруг мое прикосновение тебя ранит?
– Оно также может меня исцелить, – тихо ответил он и улыбнулся. – Это твоя магия. Тебе ею распоряжаться.
Папа говорил дело. Своей магической силой командовала я.
– Мисс Лукас, сосредоточьтесь на своем дыхании, – мягко вставил Ксавье.
Я глубоко вдохнула, почувствовав отцовский запах с нотами корицы и старой кожи.
– Папа! – произнесла я, насыщая каждый слог силой и любовью к нему. – Пусть каждый удар твоего сердца наполнится миром, уверенностью и свободой.
Магия закружилась внутри меня, а наружу не потекла. Я выпрямила спину. Плотно зажмурилась. Сосредоточилась.
– Пусть каждый удар твоего сердца наполнится миром, уверенностью и свободой. – С каждым повторением в моих словах чувствовалось все больше силы. Руки задрожали, как листья на ветру, и я прижала их к папиной коже.
Он вздрогнул и сделал резкий вдох. Я тотчас отстранилась, почувствовав, как головокружительно пьянящее тепло вытекает из меня.
Ксавье шагнул к нам:
– Мистер Лукас, вы как, ничего?
– Я в порядке, – плотно зажмурившись, ответил папа. – Наверное… наверное, дело просто в силе заклинания. – Он сделал несколько быстрых вдохов и кивнул. – Давайте еще раз.
Я оглянулась на мадам Бен Аммар. Та коротко кивнула, не отрывая кончиков пальцев от губ. Круглыми от удивления глазами она смотрела на мои руки.
– Если я причиняю тебе боль, скажи, – попросила я папу. На глаза навернулись слезы, в груди стало тесно. – Мне это было бы невыносимо.
Папа умудрился улыбнуться даже усталыми глазами:
– Малышкой ты варила мне супы из полевых цветов и того, что находила на кухне. Твои «волшебные снадобья» я съедал до последней ложки.
– Тебе, наверное, от них плохо было.
– Я жив, верно? – папа улыбнулся; нос и уголки глаз у него наморщились так же, как у меня. – Чем еще объясняются мои здоровье и долголетие?
Как же я любила папу! Меня наполнили его голос и понимание того, что рядом с этим человеком я прожила почти два десятка лет, что знала его и называла отцом. Стало тепло и уютно, словно я выпила чашку теплого чая – его любимого, имбирного. Я ухватилась за это ощущение и представила его канатом, по которому смогу подняться выше, выше и выше, к лучшему будущему.
Магия пела у меня внутри, вибрировала в запястьях, гудела в кончиках пальцев. Я выдохнула, чтобы волнение и надежда мирно угнездились внутри меня.
– Пусть каждый удар твоего сердца будет наполнен миром, уверенностью и свободой, – пожелала я папе. Увидела нас обоих словно с высоты – будто стала на много лет старше и смотрела, чувствуя удовлетворение и понимание, что все это должно случиться. Что да, у меня получится, уже получилось благословить папу.
Я снова коснулась его груди.
Папа отпрянул от меня, но я руку не убрала, как он просил. Отец зажмурился еще крепче. Наморщил лоб. Стиснул зубы. Лицо у него становилось краснее и краснее.
«Ты делаешь отцу больно. Ты убиваешь его. Ты умеешь только разрушать», – зашептала магия.
Сердце затрепетало в груди. Хватка за воображаемый канат слабела. Я сделала вдох, чтобы сосредоточиться, и проговорила:
– П-пусть каждый удар твоего сердца будет наполнен миром, уверенностью и…
Папа вскрикнул. Я отшатнулась и упала на пол. На бледной груди отца появились две красные отметины в виде ладоней. В уголках глаз папы выступили слезы: он зашелся страшным тяжелым кашлем.
Мадам Бен Аммар спешно поставила свой саквояж для снадобий на стол, открыла его и откупорила бутылочку. Папа убрал руку ото рта. На его ладони лежало три покрытых слюной лепестка розового цвета.
Я даже извиниться не успела, а ведьма уже напоила папу нужным ему снадобьем. Ксавье сбегал на кухню и принес ему миску.
Ничего не изменилось. Как и неделю назад, папа кашлял цветами, стонал от боли в животе и бледнел с каждой секундой. Судя по отметинам, я сделала ему хуже.
После нескольких минут мучительной рвоты папа улегся на диване. Мадам Бен Аммар дала ему снотворное, чтобы помочь отдыхать и восстанавливаться. Пока он засыпал, я накрыла его пледом, снова натянув перчатки. Поклялась, что не сниму их никогда.
– Мисс Лукас!
Я подняла голову: Ксавье протягивал мне руку. Он помог встать и ладонь мою не отпустил. Нежность и сочувствие в его карих глазах напомнили мне пору, когда я крепко обняла бы его и рыдала бы у него на груди. Но мы стали взрослыми, и теперь такое поведение было недопустимо.
– Не корите себя, – мягко попросил Ксавье. – Это была ваша первая попытка.
– Но я навредила папе.
Друг сжал губы в тонкую полоску:
– Непреднамеренно.
Я горько рассмеялась, отступая от него и от засыпающего папы.
– Уверена, мои намерения тут особой роли не играют.
– Молодой человек! – Мадам Бен Аммар стояла у открытой входной двери, за которой лежала лавка Морвинов. – Думаю, сегодняшнее происшествие доказало, что ваши занятия с мисс Лукас – мартышкин труд.
Ведьма обращалась к Ксавье, но мне невольно стало стыдно. Я была проблемной ученицей.