Цветочное сердце — страница 31 из 45

Папа сделал все, чтобы я улыбнулась. Он разрешил мне пролистать книги на столе у букиниста, предложил купить одну, только я увидела старый потрепанный справочник Уэйверли – и потеряла тягу к чтению. Отец добыл мне венок из маргариток, я сказала «спасибо», но не смогла не подумать о том, что маргаритки означают «У меня есть секрет».

Какой-то мужчина завел песню под аккомпанемент гитары, скрипки и флейты, и бурлящий хаос на площади превратился в четыре ряда людей.

– Давай потанцуем! – предложил папа. Я поплелась за ним.

Чем ближе мы подбирались к танцующим, тем больше людей на меня глазело. Дикой магии больше не будет: ни внезапных гроз, ни битого стекла, ни цветов, вырастающих из моих следов. Только никто этого не знал.

Папа пристроился в конец одного ряда, а меня поставил в шеренгу напротив. Миловидная девушка в светло-зеленом платье зло посмотрела на меня краем глаза.

Долго думать об этом не получилось.

Песня зазвучала громче, люди вокруг меня ринулись вперед, хватая своих партнеров. Как и остальные, папа закружил меня, потом отпустил. Мой ряд танцующих смешался с папиным рядом. Мы ловили друг друга за руки, прыгали, хохотали. Лица сливались. Глаза вылезали из орбит. Потные ладони хватали мои. Я потянулась к кому-то, но тот человек руки не подал. Сбившись с ритма, я дважды оступилась, закружилась на месте и упала в грязь.

Юноша, женившийся на моей бывшей однокласснице, мельком глянул через плечо, но продолжил танцевать.

Проглотив стыд, я поднялась на ноги и отряхнула колени. «Это нормально, – сказала я себе. – Со временем они поймут, что ты больше не ведьма. Больше не злая. Однажды ты почувствуешь себя одной из них».

Я шагнула к толпе, решив попробовать снова, но на ярком солнце разглядела нечто, похожее на капельки желтой краски, летящей по воздуху. Сердце понеслось бешеным галопом, когда я узнала лепестки одуванчика.

Летнее солнцестояние. Ксавье. «Эйфория».

Над толпой горожан зазвенел неприятный, визгливый хохот. Но площадь тонула в веселом шуме, и смех, даже странный и резкий, не был не к месту.

А вот крик, последовавший за ним, однозначно был.


18


Я резко повернулась на звук. Люди пятились от центра круга, от того, что так сильно их пугало.

От юноши, который плясал, хотя музыка перестала играть.

Вот он повернул голову в мою сторону – глаза казались незрячими, а на лице среди веснушек росли желтые одуванчики.

Молодая женщина подбежала к юноше и схватила его за руки.

– Дэниел! – позвала она. – Дэниел, что с тобой происходит?!

Имя я узнала. Мы с Дэниелом вместе учились в начальной школе, но он был чуть-чуть старше. Парень отстранился от подруги, безучастно глядя в голубое небо и подпевая песне, которой мы не слышали.

Девушка снова схватила Дэниела за руки, по щекам у нее текли слезы.

Теперь я ее узнала – Энни Букер, она тоже училась вместе со мной.

– Дэниел, пожалуйста, посмотри на меня!

У меня сердце заболело. Повторялась сцена с Эмили и ее отцом. Как объяснил Ксавье, пострадавшие словно застревали во сне, а вся их сущность исчезала. Ее вытесняло нескончаемое блаженство от снадобья.

Ко мне подбежал густо покрасневший папа.

– В чем дело? – спросил он.

– Это Дэниел Уотерс, – тихо ответила я. – Он под действием снадобья. «Эйфории».

Папа нахмурил лоб.

– Под действием снадобья?

– Он… Его сознание застряло во сне, – пояснила я. – В прекрасном сне. – Мое сердце разбивалось. Я представляла себе Ксавье, побеги, оплетающие его руки; слезы, текущие у него из глаз, и его последнее признание. Уродливую правду, что он – корень всех зол.

Папа кивнул, словно прекрасно все понимая, и шагнул к Энни, следовавшей за Дэниелом.

– Не волнуйся, – проговорил отец и показал на меня. – Клара его исцелит.

Жар стек с моего лица и собрался в груди. Больше всего на свете мне хотелось, чтобы внутри снова зажглось пламя магии, чтобы ее голос осыпал меня проклятиями. Но я словно окаменела, глядя на толпу, на Энни и Дэниела, на папу.

Подруга подбежала ко мне и схватила за рукав.

– Пожалуйста! – выпалила она, задыхаясь от слез. – Вчера вечером Дэниел вел себя очень странно, утром я не могла его найти, а сейчас он такой!..

Летнее солнцестояние. Ксавье. «Эйфория».

Это его снадобье, эта его гадость оказалась здесь. Кто ее продал?

– Ты наверняка можешь что-то сделать, – проговорила Энни, тряся меня за руку.

Дэниел разгуливал в центре толпы. Папа окликал его – старался привлечь внимание, вернуть, только парень для нас пропал: его унесла приливная волна «эйфории».

Я подумала о Ксавье. Как отчаянно он старался положить этому конец. Как хотел даже забрать мою магию, лишь бы исправить свою ошибку.

Сейчас будущее пострадавших находилось в его руках.

– Отведи его к мастеру Морвину, – тонким дрожащим голоском велела я Энни. – Я… я помочь не могу. – Затем развернулась и со всех ног побежала домой; глаза жгло от ветра и слез.


Наш маленький дом сотрясся, когда папа захлопнул за собой дверь. Прозвучало это очень странно: значение слова «злость» было моему отцу неведомо. Я спрятала голову под подушку.

– Клара! – крикнул папа.

Стук его шагов приближался к моей комнате, и я махнула рукой, веля двери захлопнуться, но без магической силы ничего не случилось.

Папины шаги загремели по половицам моей комнаты.

– Что-то произошло, и ты должна объяснить мне, в чем дело. Сейчас же.

Оторвав голову от подушки, я увидела тревогу в папиных глазах и возненавидела себя за то, что доставила ему столько беспокойства.

– Пожалуйста! – взмолился отец, медленно опускаясь передо мной на колени. – Я вижу это у тебя на лице. Я просто хочу помочь.

– Ты ничего не можешь сделать. – Я села на своей маленькой кровати, прижимая подушку к груди. Пожевала губу, чтобы разговорить себя, не прерываясь на всхлипы. – Дело… дело в моей м-м-магии.

На щеках у папы появились ямочки полной надежды улыбки.

– Она не всегда слушается? Это ведь нормально. Она прошла такие испытания. Но ты же сумела помочь мне, верно? – Папа вздохнул, качая головой. – Зря я потребовал, чтобы ты помогла тому парню…

– Ее нет, – выпалила я и снова залилась слезами.

Папа зажал мою ладонь между своих.

– Чего нет, милая? Чего нет?

– Моей магии. – Я закрыла лицо руками. – Я отдала ее Ксавье.

Папа не ответил. Я ждала, вслушиваясь в свое сбивчивое дыхание. Отец не отвечал, пока я не взглянула на него сквозь щели между пальцами.

Посредине лба у папы образовалась болезненная складка. Он в ужасе поднес ладонь ко рту, и у меня сердце упало, когда я увидела, что в его глазах блестят слезы.

– Я… я не понимаю, – пробормотал отец. – Такое возможно? Ты… отдала свою магию Ксавье?

Я кивнула.

– Зачем?

Простое коротенькое слово подкосило меня. Я прижала подушку к сердцу.

– Ксавье сказал, что если сумеет научить меня накладывать благословения, если у меня получится… я могу заплатить ему своей силой. В этом мы поклялись друг другу. Моя магия была такой дикой, что нанесла тебе вред. Я хотела от нее избавиться.

Папа крепко зажмурился:

– Ой, Клара, ты это сделала ради меня?

– Ты умирал, – шепнула я.

Папа наклонил голову и стиснул край моего одеяла. Когда он посмотрел на меня, глаза у него были ясными и полными надежды, но блестели от слез.

– Тебе нужно пойти к Ксавье. Попросить свою силу обратно. Потребовать ее назад!

– Ксавье нужна моя магия. – Я прижалась к стене и искоса посмотрела в окно на холмы, ярко-зеленые в свете полуденного солнца. Когда-то мы с Ксавье играли в догонялки и катались по склонам, пока наша одежда не становилась салатовой. – У Ксавье есть шанс доказать, что он хороший человек. Совет дал ему важное задание, и, думаю, к завтрашнему дню Ксавье сможет его выполнить с помощью моей магии.

Среди мелодичного пения птиц на улице мне слышались их смех и отчаяние. Эмили Кинли. А теперь и Дэниела Уотерса.

– Папа, Ксавье первым приготовил это снадобье. Оно не должно было вызывать такую реакцию. Предполагалось, что зелье поможет людям. Ксавье хочет исправить ситуацию. – Я вытерла слезы рукавом и снова уставилась в окно. Вытерпеть ослепительно-яркий свет было проще, чем отцовское горе. – Папа, Ксавье сказал, что любит меня, тем не менее заключил со мной сделку, чтобы лишить магической силы. Возможно… возможно, он считал, что делает мне одолжение… – Я покачала головой, прижимая ладонь к глазам. – Ксавье действительно добрый. Он позволяет мне делать глупости; позволяет мне плакать; научил меня большему, чем любой из других моих наставников… И Ксавье очень переживает за своих посетителей. Думаю, с помощью моей магии он на самом деле мог бы сделать что-то хорошее.

– Тебе нужно поговорить с ним. Может… может, выполнив это свое задание, Ксавье вернет тебе силу?

Друг сказал, что надеется работать со мной как с партнером. Он хотел, чтобы я была рядом. Как подруга. Как партнер. Как кто угодно, лишь бы мы были вместе.

– Наверное, Ксавье нужно хорошо себя проявить. Нужно показать мне, что он не такой, каким его все считают.

– Ты его любишь?

Вспомнился Ксавье, его краснеющие щеки, ладони, аккуратно накрывающие мои, когда он стоял рядом со мной у обрыва и кричал; когда он держал надо мной зонт и радовался моим победам – тот Ксавье напоминал мне парня, которого я любила.

Которого я любила.

Я до сих пор любила его.

– Да, – шепнула я.

Папа накрыл мою ладонь своей:

– Если у вас разное понимание того, что хорошо и что дурно, в этом нужно разобраться сейчас. Прежде чем ты разобьешь себе сердце, пытаясь изменить любимого. – Папа вздохнул, наклонив голову. Прядь рыжих волос упала ему на лоб. – Я по-настоящему любил твою мать. Но мы с ней… видели мир по-разному. Я почти не рассказывал тебе о матери. Это старая рана, и я сожалею, что не поведал тебе больше. Твоя мать во многом не соглашалась с Советом. Она готовила снадобья, которые причиняли вред людям и дурманили их. Твоей матери были по силам великие дела. Проблема заключалась в том, что она верила, будто творит добро. – Ударившись в воспоминания, папа закрыл глаза и сильно наморщил лоб. – Имоджен считала